Пол прикурил новую сигарету. Головная боль, начавшись с утра, сделалась просто нестерпимой. Хотелось сжать кулак и влепить его в самодовольную физиономию Фелтона.
— Положим, его задержат, — сказал Пол. — Борис даст показания о своем сотрудничестве с американской разведкой. Разве этот вариант — лучше? Опять же большой скандал, статьи в советских газетах, передача по телевизору…
— Не в его интересах много болтать, — покачал головой Фелтон. — За убийство жены Борис может отделаться тюремным сроком. За предательство Родины — расстрел. Он будет молчать. А следствию, если Борис расскажет всю правду, — выгодно эту правду не предавать огласке. Потому что Борис — зять Шубина. Такой громкий отвратительный скандал, в котором замешаны первые лица страны Советов, — никому не нужен.
— Взглянем на эту историю с другой стороны, — подхватил Винс Дорман. — Предположим: Бориса задержат, он заговорит… Что он знает о нас? Да, были такие дипломаты, но в Москве они уже не работают. Ну, предположим, он скажет, что передавал секретную информацию одному американскому журналисту. Но это еще надо доказать… Все его рассказы, не подкрепленные реальными доказательствами, — стоят недорого. А вам пора паковать чемоданы, собираться домой.
— Значит, вы бросите его?
— Иногда не из чего выбирать, — развел руками Фелтон. — Мы не волшебники.
— Послушайте, Борис работал на вас не из-за денег. Он считал, что это правильно, справедливо. Если американцы знают секреты СССР, если смогут противостоять Союзу, — значит, меньше вероятность большой войны, которая уничтожит человечество. Так он считает. Борис рисковал жизнью, жизнями близких людей. И теперь, когда нужно его спасти, вы его предаете? У меня в голове это не умещается. Сколько сегодня платят за предательство, дорого? Цены растут или падают?
Фелтон пожал плечами и поднялся, Винсент Дорман курил в своем темном углу и молчал. Пол тоже встал на ноги, так ему легче было говорить.
— Помните, вы поручили мне забрать какие-то негативы, но в тот раз вместо Бориса ко мне на квартиру пришла его жена с одним художником? Галя передала пленки, думая, что это какие-то комсомольские фотографии. Когда она ушла, меня одолело любопытство. Я напечатал несколько фотографий. И глазам своим не поверил.
Фелтон снова сел, постучал пальцами по столу.
— Вы напечатали фотографии?
— В документах, которые украл для вас Борис, — план ввода русских войск в Афганистан. Если вы не поможете Борису и его сестре, я опубликую эти документы. И напишу о том, как они ко мне попали. Расскажу всю эту историю. Раскрою все имена. Вот это будет настоящий скандал. И для вас, и для русских…
— Пол, вы блефуете, — сказал Фелтон.
— Я потратил на это немало времени, но сделал копии негативов. Вот несколько готовых фотографий. Остальное — в надежном тайнике.
Он вытащил из портфеля конверт, бросил на стол. Подошел Винсент Дорман, он перебрал фотографии, покачал головой и сказал:
— Вы сумасшедший. Не думал, Пол, что вы способны на такие дикие поступки. Эти карточки опаснее динамита. Вы даже не понимаете что случится, если КГБ узнает о них. Даже не представляете… Господи… Избавьтесь от фотографий и негативов. Сегодня же. Сожгите их. И готовьтесь к отъезду из Союза.
— Я уеду из Советского Союза не раньше, чем Борис. Сначала он и его сестра. Вслед за ними я.
Винс Дорман задумался, помолчал, сложил карточки в конверт и сказал, что ему надо кое с кем поговорить. Он ушел и вернулся через час с четвертью. Сел к столу в свой темный угол и сказал, что говорил по линии правительственной связи с Вашингтоном. Там решили, что Бориса надо вывезти из страны. Если бы решал сам Винсент, он бы поступил иначе, но приказы начальства не обсуждают, — их надлежит выполнять, нравятся они или нет.
Глава 53
Борис провел еще одну ночь в пустой квартире в Марьиной Роще. Вернулся рано, не включая света, посидел на кухне, разглядывая через окно пустырь и строительный забор. Пол Моррис обещал придти около полуночи, но придет ли, — неизвестно. Дом жил своей таинственной жизнью, неведомой чужому человеку. Поскрипывали доски, будто кто-то ходил в квартире наверху, раздавались шорохи, то ли ветер за окном, то ли мыши бегали под половицами, потом все стихало, но рождались новые звуки, теперь казалось, будто кто-то ходил в общем коридоре, останавливался с другой стороны двери, ждал и снова уходил.
В первом часу ночи постучали, как условлено: два стука через интервал один и три. Борис зажег электрический фонарик и открыл. Сели в кухне, Пол сказал, что пришел с хорошими вестями. Документы на Полину готовы, ее, как и было договорено заранее, вывезут через границу в Финляндию. По паспорту она американка, жена дипломата Френка Фелтона, супружеская пара путешествует на своей машине. Все уже согласовано с властями, — так положено по закону. Эта поездка не вызовет подозрений КГБ, американцы часто катаются туда и обратно. Сейчас сестра Бориса в безопасности, она на территории американского посольства, там ей ничего не угрожает.
Но Фелтон нервничает. Выдать Бориса за иностранного дипломата, сотрудника торгпредства или журналиста после громкой истории с убийством, — уже невозможно. Фелтон не согласится на этот опыт даже под страхом смерти, наверное, он прав. Фотографии, словесное описание внешности Зотова сейчас на всех таможенных постах, и проскочить будет трудно, почти невозможно. Фелтон не хочет рисковать, в случае неудачи все обернется большим скандалом, его карьера будет кончена, да и вообще своих постов, должностей, денег лишатся многие профессиональные разведчики с паспортами дипломатов.
Но это полбеды. Только представь, какой вой поднимут советские газеты и телевидение: американцы, пользуясь дипломатическим прикрытием и вывозят из СССР жестоких убийц. Скандал никому не нужен. Но Борису все-таки хотят помочь. Как именно, будет известно в самый последний момент. Пол достал вчетверо сложенную карту, цветную, похожую на иностранный туристический буклет. Борису нужно выехать в Карелию завтра, Фелтон будет ждать в месте, обозначенном на карте, с четырех до пяти вечера через два дня.
Если Фелтон не появится, нужно придти на следующий день и ждать. Если Фелтона снова не будет, — а он может задержаться, что ж, Борису придется приходить на это место еще два-три дня. Ночи холодные, ночевать в лесу нельзя, с непривычки можно насмерть замерзнуть. Лучше в ближайшей деревне попроситься на ночлег к кому-то из местных жителей. Сказать, что рыбак из Москвы, это не должно вызвать подозрений, рыбаков на Онежском озере много.
Место встречи — глухое, развилка лесных дорог, движения там нет. Это в стороне от шоссе, до ближайшего населенного пункта семь километров, еще через тридцать километров на северо-запад начинается режимная пограничная зона, туда нельзя без специального пропуска КГБ, еще дальше — граница. Фелтон свернет с шоссе, поговорит с Борисом, сообщит, какое решение принято, что делать дальше, даст подробные указания и карту. Скорее всего, Борису помогут нелегально перейти советско-финскую границу. А дальше — надо надеяться на удачу. Вот и все, что поручили передать. Больше новостей не будет, это последняя встреча с Полом.
— Спасибо за хорошие новости, — сказал Борис. — Главное, что Полина в безопасности. До Карелии я доеду на машине. Я немного знаю эти места. Бывал там с моей бывшей девушкой, ну, Тоней Чаркиной. У ее тетки свой дом неподалеку от этого места. Может быть, у Тони Чаркиной есть ключи. Надо с ней встретиться.
— Приятное совпадение. Вот видишь, черная полоса кончилась, тебе начинает везти.
— Как думаешь: в погранзоне у Фелтона могут возникнуть проблемы? Ну, пограничники могут задержать его на некоторое время, проверить по-настоящему?
Пол пожал плечами.
— Твой вопрос к Богу, — наверное, только он знает ответ. Вообще-то Фелтон дипломат. Его машину не имеют права обыскивать на границе. Ну, теперь все. Мне пора идти.
Пол поднялся и обнял Бориса, повернулся и быстро вышел. Стихли шаги на лестнице. Борис сел у окна, стараясь разглядеть Пола в темноте за окном, но ничего не увидел. Шел дождь со снегом, до утра еще далеко.
Следующим вечером Борис оставил "Жигули" в одном из дворов на Малой Бронной, прошелся пару кварталов пешком. Смеркалось, прохожих не видно. Он свернул во двор, вошел в подъезд дома, поднялся лифтом на седьмой этаж. Короткая трель звонка, шаги, дверь распахнулась на ширину цепочки.
— Это ты?
Цепочка упала, Антонина Чаркина отступила в темноту прихожей.
— Почему ты не позвонил? — она всегда задает этот вопрос. — А если бы здесь сидел мой поклонник? Ну, вдруг? Ты каким был, таким остался. Бесцеремонным человеком.
— Я принес деньги, — он хлопнул ладонью по сумке, висевшей на плече. — Но если ты не одна, зайду в другой раз.
— Нет-нет, что ты… Очень рада.
Он вошел, скинул пальто, достал из сумки бутылку вина и свертки с продуктами, купленные по знакомству, — в магазине, что проезжал по дороге сюда, директор — старый приятель. Антонина провела его в кухню. Она была одета в узкую юбку, кофточку "лапша", плотно обтягивающей ее большой бюст. Из-под кофточки торчал воротник блузки, видно, недавно вернулась с работы. Тоня порезала Любительской колбасы, Пошехонского сыра, поставила бутылку десертного вина и один пустой стакан, села к столу. Проглотив слюну, стала полировать взглядом бутылку, но выпить отказалась. Теперь она позволяет себе глоток-другой только по большим праздникам, — все-таки работа ответственная и, главное, — сын растет.
Прошли годы, но здесь ничего не изменилось. Те же полки на стенах, только пластик пожелтел, та же кухонная плита, стол и табуретки. Сквозь стекла виден узкий прямоугольник двора с тополем посередине, кажется, он разросся, сделался шире и выше, заполнив ветвями все свободное пространство. Тоня смотрела с внимательным прищуром, словно, это последняя встреча, словно хотела запомнить Бориса навсегда.