– Достаточно! – остановил Чагин Теоретика. – Я понял задачу и великие принципы.
– Все равно придется ознакомиться со всем ассортиментом, – сказал Теоретик. – Чтобы вы не повторялись, когда начнете креативить.
– То есть, вы хотите, чтобы я подкинул что-то новенькое? Такое, чтобы мозги у ваших совсем съехали набекрень?
– Естественно, хотим, – сказала Наташа. – В этом и есть смысл инноваций. Помните такое слово?
– Нет, нет, – неожиданно горестно сказал Лева. – Вы оцениваете ситуацию слишком поверхностно. То есть, конечно, да, мы хотим, чтобы вы подкинули… Но, нет, в смысле набекрень. Совсем наоборот – если мы дадим гражданам сосредоточиться, их психика взорвется, они просто сойдут с ума. Фрагментарность спасает их. Мы разбиваем безумие на куски, не даем ему аккумулироваться в одном месте. Разделяй и властвуй. Разделяй безумие, властвуй над своей душой, вот в чем смысл прыжков!
– Боже мой. – Чагин потер ладонями виски. – Разделяй душу, чтобы властвовать над безумием! Или как там вы сказали… Не вынуждайте меня использовать ненормативную лексику, я не делал этого уже года четыре…
– Но ненормативной лексики, в сущности, нет, – сказал Теоретик. – Все пласты лексики равноценны. Иначе нарушается принцип политкорректности…
– Хватит! – сказал Чагин. – Я хочу отдохнуть.
– Ладно, – сказала Наташа, глядя на часы и вставая, – перерыв. Лева, отведи Никиту на второй этаж, пусть сфотографируется на пропуск, а я посмотрю пока, чем наши занимаются. Вернетесь, продолжайте. Если буду нужна, позовете. А вы Никита, на коньяк не налегайте. Не забыли, что я вам вечером обещала? Нас ждут приключения.
Она огладила ладонями свои обтянутые джинсовой тканью бедра и вышла спортивной походкой.
Все время, пока шли к фотографу, Теоретик вел себя еще более странно, чем в кабинете. Продолжая бормотать что-то о толерантности и политкорректности («Помните принцип разделения властей?»), он, задирая голову, по-собачьи заглядывал Чагину в глаза, словно хотел усилием воли передать ему какую-то важную для них обоих мысль, не имеющую ничего общего с тем, о чем он говорил вслух.
Чагин тем временем думал о том, что Вика, конечно, ошибалась, полагая, что в Секторе встретит много друзей и интересных собеседников. Она, скорее всего, воображала, что найдет здесь нечто вроде московского общества образца 2010 года. Но если те были наивными идиотами, то эти идиоты вооружены специальной теорией. Прыгающие человеки. Полмиллиона прыгающих человеков. Избранных. Или отбракованных. Во всяком случае, таких, с кем Некто оказался бессилен.
Теперь Чагин понимал, что дерганым Сектора (он все же выделял себя и таких как Лебедев, в отдельную категорию) недостаточно жить, как им нравится. Само существование Рая не дает им успокоиться. Они объявили раю войну и, если бы могли, давно разрушили бы его.
И еще – Чагина не покидало ощущение (и Теоретик, заглядывающий в глаза, только усиливал его), что они здесь знают нечто такое, о чем неизвестно тихим.
Вдруг это какие-то качества Божества? Такие, о которых лучше вообще ничего не знать?
Эти рассуждения, как и всегда, вызвали у Чагина чувство холодного ужаса.
«Может быть, не стоит отодвигать занавесочку? – думал он. – И почему все-таки я тоже оказался в отбраковке, в одной компании с дергаными? По-видимому, я не знаю о себе что-то очень важное. Но что?»
– Послушайте, – попросил он Леву, как только они вышли из фотомастерской, – а вы можете рассказать мне об ангелианцах, что это за религия такая?
– Конечно, – сказал Теоретик, и в глазах его появилось выражение, будто Чагин задал один из тех вопросов, на которые ему хотелось бы ответить. – Конечно, только давайте пойдем назад пешком, не поедем на лифте.
– Помните тот момент, когда после Переворота все, кто мутировал, перестали ходить в церкви? Да? Ну, так с нами оказалось все наоборот.
Теоретик еще больше стал похож на человека-протуберанца. Он спешил высказаться. Слова душили его. Он захлебывался и беспорядочно двигал конечностями.
– Мы, в отличие от тихих, сохранили тягу к нематериальному, иррациональному.
Чагин поморщился, но удержался и не стал перебивать.
– Не зря среди нас оказалось так много священников и жрецов всех религий, какие только можно себе вообразить. Как только мы стали жить компактно, в Секторе, народ повалил в храмы и всякие молельные дома. Пошло очень много молодежи. Все хотели знать, в чем провинились, и как вернуть мир на старые пути его. Священники сориентировались довольно быстро. Мусульманам в атрибуты рая, к садам и гуриям, добавили Интернет и мобильную связь. Другие тут же подтянулись. Пошла гонка на опережение. «Да, этот мир юдоль скорби, – заявили католики. – Нас погрузили в пост-цифровое чистилище, мы больше не можем сделать тысячу фотоснимков своей семьи на фоне Египетских пирамид и сохранить их на крошечной карточке, у нас больше нет Одноклассников и ВКонтакте, зато за гробовой доской праведники смогут пользоваться смартфонами».
С небольшим опозданием выдвинулись православные. Но зашли они в правильные коридоры и быстро получили от правительства карт-бланш.
– На что? – спросил Чагин.
– Да на всё. На борьбу. На право идейной поддержки Сопротивления. Ну и, конечно, на использование символов Второго пришествия.
– Я не в курсе, что это за символы. Просветите.
– Я и сам не в курсе, не специалист в христианской догматике, но в нашем случае это мобильник и девочка, которая умеет включать его.
– Поклонение мобильнику?
– А что здесь такого? Разве в доцифровых и пост-культурных обществах боялись поклоняться примитивному пыточному орудию римлян? Короче, пошли слухи, что такая девочка существует, живет где-то во Внешнем мире, скрывается ото всех, но рано или поздно придет и включит все мобильники и видеоплееры, и начнется Новая эра света и радости.
– А вот это тоже отсюда? – Чагин сложил пальцы лодочкой и поднес руку к уху.
– Естественно, паника в блогосфере! Главный жест ангелианца.
– Ну а девочка-то есть? Ее кто-то видел?
– Конечно! В том-то и дело, что видели…
– Стойте! – сказал Чагин. – Я, кажется, знаю. Полковник Бур?
– Да, он. Он что-то рассказывал вам?
– Нет, ничего. Сказал только, что он вроде апостола у местных.
– И не вроде апостола, а апостол. Он никому ничего не рассказывает про девочку, но у нас живут ее родители, отец и мать.
– Мария и Иосиф.
– Не совсем. Там, как известно, дух святой был, а Иосиф только номинально числился, а тут настоящий отец, родной, кровный родственник, паника в блогосфере!.. И вот родители говорят, что полковнику было явление. А отец ее сейчас епископ, второе лицо после патриарха…
– Да что за явление? Что там было?
– Не важно. То есть важно, но пропустим. Все равно это миф, а у нас мало времени. Если через пять минут не вернемся в офис, это будет подозрительно. Короче, в епархиальном соборе ангелианцы поместили золотой Vertu в саркофаге из пуленепробиваемого стекла (а пуль-то нету, ха-ха). Ему, конечно, поклонялись: целовали, приносили новорожденных и все такое. И вот однажды, – Теоретик задохнулся и положил руку на сердце, – однажды на него пришла смс-ка!
– Смс-ка? – похолодел Чагин.
– Да, смс-ка.
– Что там было? – Никита спросил и тут же пожалел, что спросил. Не стоило, не стоило трогать занавесочку.
– Да ничего особенного. Несколько слов. «Нет ничего лучше маленького щенка».
– И всё?
– И всё.
Никита засмеялся счастливым смехом. Такие слова вполне мог бы написать его сын Леша. Если это и имело какое-то отношение к Неизвестному, то это было именно то, что Чагин уже знал о нем. Чистые реки, умные дети, тишина, цветки абрикос и черешни.
– Это чудесно, – сказал он.
– Да, может быть. Но вы не знаете, во что это вылилось.
Теоретик вдруг схватил себя за растрепанные волосы и потянул их, словно желая вырвать. На лице его проступило выражение глубокого горя и отчаяния.
– Во что?
– Я не могу сказать, – прошептал Теоретик. – Но начало было такое. Люди теряли сознание, ползали на коленях, женщины срывали одежды и отдавались прямо на каменном полу храма. С улиц потащили щенков: отмывали, откармливали и держали дома вроде домашнего божества. Другие, напротив, ловили собачат и приносили их в жертв у, поедая их мясо. Третьи занимались с собаками любовью. Во всех клубах во время стриптиза на сцене в определенный момент обязательно появлялся щенок сенбернара или ротвейлера… Выпускались значки и брошки. Кусочки собачьей шерсти вкалывали в уши, брови и гениталии. И так было до тех пор, пока не пришло второе сообщение, за ним третье, и так пошло, приблизительно раз в неделю…
– Подождите, – перебил Чагин. – Значит, девочка все-таки есть?
– Есть, да. И зовут ее Анжела.
– А где она?
– А вот об этом лучше…. – Лева приложил палец к губам, потом помахал рукой перед собой, как бы отказываясь от слишком щедрого подарка, потом с ужасом посмотрел вверх и вниз в пролеты лестницы. – Нам пора. Быстрее.
Чагин не стал давить. Он понимал, что у него еще есть два-три дня, чтобы открыть для себя некоторые тайны Сектора. Он шагал широко, а Теоретик почти бежал рядом с ним и очень тихо, но так, чтобы было слышно Чагину, бурчал себе под ноги:
– Я так ждал вас. То есть человека оттуда, из Внешнего мира. То есть, конечно, вас. То, что приехали вы, именно вы, это слишком. Слишком для меня. Не знаю, какова цель… Я не знал… В общем, я очень ценю, вы не берите себе в голову…
В большом зале «Прыгающего человека» Теоретика ждали две нестарые женщины в очках и мужчина лет сорока с извилистым ртом. Балахончики на женщинах были коротенькие, и на коленках хорошо просматривались густо наведенные синяки. Женщины выглядели изможденными, дряблыми, и Чагин подумал, что в реальности они навряд ли способны достаточно долго занимать ту позу, на которую намекали сине-зеленые пятна косметики на ногах.
Эти люди готовили доклад президента к какому-то празднику, и им необходимо было обсудить с Теоретиком детали. Теоретик заметался в нерешительности, не зная, с кем пойти, но все же набрался мужества и удалился с сотрудниками куда-то в глубь шумного зала. Чагин в одиночестве направился в свой кабинет.