– Воды! – процедил он еще раз в щелочку губ. Открывать рот, как это делают здоровые люди, не гоняющиеся в гостиницах за рюкзачниками, он не мог.
– Обойдешься! – сказала Анфиса. – До утра не умрешь.
– Анфиса! – раздался голос Тэга. – Мое предложение еще в силе. Я покажу тебе, где полковник, а потом проведу через лес к Тихой. Подумай. Сама ты не выберешься.
– А это мы еще посмотрим. Свяжи их хорошенько, – сказала она мне. – И пойдем поспим пару часиков.
Я снова перемотал веревкой щиколотки дерганым бойцам и на всякий случай связал их между собой. Тэг шипел от бешенства, и мне было страшно делать то, что я делал. Но назад дороги не было, поэтому я затянул узлы потуже и легонько пнул толстяка под ребра.
– Не шипи! – посоветовал я ему.
В избе была одна комната с печкой посередине. Окна были заколочены досками снаружи. Пахло мышами и древесной гнилью. На печке стояла горящая свеча. Еще одна горела на полочке на бревенчатой стене. Громадные тени дрожали, расходились и перекрещивались на стенах и потолке. Анфиса казалась по сравнению с этими тенями маленькой и хрупкой. И очень уставшей.
Она достала из какой-то тряпочки несколько кусков соленого сыра и сухари из пресного хлеба.
– Вон там вода, – показала она на оцинкованное ведро в углу, накрытое листом фанеры. – Кружка одна. Пей ты, потом я. Можно было бы сделать чай, но нежелательно разводить огонь. Нас могут искать.
Я с жадностью схватился за кружку, набрал воды и уже поднес ее к губам, как вдруг передумал.
– Нет, вначале ты. – Я протянул кружку девчонке.
Она выпила половину и отдала мне.
После Переворота вся вода в Тихой, даже из-под крана, была вкусной, похожей на родниковую. Но эта, в закопченной кружке, в избе с заколоченными окнами, с лежащими в сенях связанными крепкими мужиками, с которыми я не побоялся вступить в бой, была самой вкусной водой за всю мою жизнь.
Поев, Анфиса сказала: «Вот и премиальненько!» – и стала укладываться спать. Вдоль стены стояла широкая деревянная скамья. Из-под нее девчонка вытащила спальник и разложила его на скамье.
– А ты полезай на печку, – сказала она. – Там есть матрас. Подушки нет, сорри.
Через несколько минут я лежал на матрасе, на печке, Анфиса в своем спальнике на скамье. Свечи потушили. Ветер шумел в верхушках деревьев, сопели и стонали в сенях Хэш и Тэг, где-то запел сверчок.
– Рассказывай! – сказал я. – Кто ты такая? Что здесь делаешь?
– Может, лучше утром? Нам спать всего пару часов. На рассвете надо уходить.
– Нет, сейчас. Ты обещала.
– Хорошо, – сказала Анфиса. – С чего начать-то? Знаешь Анжелу?
– Какую? – спросил я, хотя сразу понял, о ком речь.
– Ну, церкви в Секторе видел? Изображения девочки с крыльями? Знаешь, кто такие ангелианцы?
– Знаю. Но Анжела – это миф. Сказка.
– Нет, Кошкин, Анжела существует.
Я замер.
– Ты ее видела?
– Нет, не видела. Но я точно знаю, что она существует. Я видела, как она это делает.
– Что делает? – спросил я.
– Как она мобильники включает. И я еще много чего видела.
Я почему-то в этом не сомневался.
– Вот, значит, – продолжала Анфиса, зевнув, – вначале я искала Анжелу.
– Где? Здесь?
– Здесь, не перебивай. Ну, искала и не нашла. Хотела уже назад вернуться, а потом случайно узнала про одного человека… И вот этого человека мне надо… Короче, ты все равно не поймешь.
– Так – не пойму, – согласился я. – Это точно. А ты начни сначала. Почему сбежала? Почему Наде ничего не сказала? Зачем у тебя дома телефон?
Все тело у меня болело, и я никак не мог улечься на старом сыром матрасе. Анфиса помолчала, слушая, как я вожусь на печке и покряхтываю.
– Кошкин, лучше спи. Я тебе завтра все расскажу. Честно.
Голос у девчонки был сонный, она еле ворочала языком. Мне стало жалко ее.
– Ладно. Пусть будет завтра. Деваться некуда… А спать все равно не буду, – сказал я решительно. – Вдруг они развяжутся?
Но Анфиса уже не слышала меня. Некоторое время я прислушивался к ее дыханию и к звукам, доносящимся из сеней, но потом глаза мои закрылись, я глубоко втянул в себя воздух и провалился в беспамятство.
15
Проснулся я от какого-то стука. Кто-то вошел? Или вышел? В избу сквозь щели в заколоченных окнах проникал утренний свет, но его было слишком мало, чтобы разглядеть, что происходит в углах. Я хотел вскочить, но, едва пошевелившись, застонал от боли. Неплохо меня вчера отделали! Даже лучше, чем позавчера. Я привстал, оперся на локоть и вспомнил всё.
И сразу же подумал о Наде. Вчера я не успел позвонить ей из гостиницы. Что она думает? Я был уверен, что она и близко не догадывается о том, что со мной происходит. Как связаться с ней? И стоит ли?
– Эй, Кошкин! – раздался откуда-то из-за печки голос Анфисы. – Чего разнежился? Вставай! Пойдем пытать заключенных!
Через секунду появилась и сама Анфиса. В джинсах, обтягивающем красном свитерке и с железной кочергой в руках.
Я с трудом слез с печки и поплелся за девчонкой в сени.
– Постой, Анфиса! – сказал я ей в спину. – Ты обещала утром все рассказать. Зачем мы здесь? Чего эти люди от нас хотят? Чего мы от них… То есть чего ты от них хочешь?
– Времени нет на объяснения, – ответила Анфиса, тыкая кочергой поочередно то в лопоухого Хэша-Чебурашку, то в толстяка Тэга. – Фолловь за допросом и кое-что поймешь.
Я был знаком с диалектом Сектора, но не сразу сообразил, что Анфиса предлагает мне «следить» за допросом. Обычно употребленное ею слово использовали дерганые женщины, когда заигрывали с представителями противоположного пола. «Фолловьте меня!» – кричали они, с дурацким смехом убегая по улице в своих балахонах.
– Ну! Кто начнет рассказывать? Кто первый? – спросила Анфиса, закинув кочергу на плечо.
Бойцы выглядели плохо. Ночь в связанном виде, без еды и питья, не способствовала восстановлению сил. Особенно был плох Чебурашка.
– Пить! – попросил он сквозь щелочку в губах.
Я представил, как запеклось у него все в разбитом рту, и между лопаток у меня пробежала судорога.
– Сейчас, – сказал я, повернув в избушку за водой.
– Ты куда? – спросила Анфиса. – Не надо никуда идти. Он потерпит еще немного. Потерпишь, лопоухий? Да?
Я остановился в нерешительности на пороге, и громадный толстяк Тэг хрипло и вместе с тем как-то обреченно засмеялся.
– У тебя, дамочка, неправильная политика френдования, – проговорил он. – Кого ты выбрала в партнеры? Посмотри на него. «Сейчас я принесу водички…»
Учитывая его состояние, толстяк довольно похоже передразнил меня.
– Говорю тебе, брось этого недоделка, давай между нами двумя все решим, – продолжал он, судорожно сглатывая почти после каждого слова.
– Ты чего добиваешься, Тэг? – спросила Анфиса, поигрывая кочергой. – Хочешь, чтобы Ваня тебе еще раз продемонстрировал хук справа? Лучше начинай говорить.
Тэг смотрел упрямо, но во взгляде было слишком много боли. Мне показалось, что он вот-вот сломается.
– Что ты хочешь знать? – спросил толстяк, глядя на свой живот.
– Я хочу знать, где сейчас находится полковник Бур и что вы делали на берегу озера.
Полковник Бур! Вот кого она искала. Я слышал об этом человеке. Серый кардинал Сектора. То ли министр обороны, то ли руководитель спецслужб. Было время, когда его боялись настолько, что ангелианцы прерывали службу, если он парковал свой электромобиль рядом с храмом. Высыпали на улицу и прикладывали руки к левому уху. Этот жест у них означал нечто среднее между «Аве Анжела» и «Хайль Бур!».
Но этой весной толпа в Секторе взбунтовалась, наверное, нажрались галлюциногенов. Все решили, что снова стала работать мобильная связь, бегали, как я уже говорил, голяком по улицам, визжали и плакали. Потом на улице появились войска и вот такие вот ребята в серых костюмах, как Хэш и Тэг. Толпу усмирили, но в какой-то стычке полковник Бур погиб. Такой версии придерживались все рюкзачники и все дерганые, с кем мне доводилось говорить.
Во всяком случае, с тех пор о Буре больше никто и никогда не упоминал.
– А если я не скажу, что ты сделаешь? Ударишь кочергой? – глухо, но с вызовом проговорил Тэг.
– Могу и ударить. Но лучше брошу вас здесь без еды и питья. Выведу ночью в лес, раздену, свяжу и положу рядом включенный фонарик. Пока закончатся батарейки, комары превратят вас в полуфабрикаты. Страшно подумать, как вы будете корчиться! Как гусеницы на огне. Брр…
– Понимаешь, Анфиса. Такое дело, – сглотнул Тэг. – Мы, конечно, можем превратиться в полуфабрикаты, но можем и не превратиться. Нас могут найти наши пацаны. Есть шанс. А вот если мы расскажем тебе про полковника, то шанса у нас уже не будет. Он нас из-под земли достанет. А это пострашнее комаров.
– А если я оттащу вас двоих в Орехово-Зуево, посажу на электричку, привезу к Адамову и расскажу ему, кто изуродовал его дочь? Как вы думаете, при таких раскладах будет у вас шанс?
Тэг побледнел, как это было вчера вечером, когда Анфиса что-то шептала ему на ухо.
«Адамов! – подумал я. – Я догадывался, что он человек непростой! Но ведь он жил рядом с нами, в Тихом мире, у него тихая жена, работает в школе. Что происходит? И как с ним связана Анфиса?» Чем больше я узнавал, тем больше запутывался. Калейдоскоп никак не складывался в картинку. Полковник. Озеро… И при чем тут мои клиенты Смирновы-Инстаграм, о существовании которых Анфиса, похоже, даже не догадывалась?
– Он в инкубаторе! – вдруг еле различимо сказал Хэш.
– Что? – переспросила Анфиса и наклонилась к нему.
– Полковник в инкубаторе, – выдавил из себя Чебурашка. – И без нас ты его все равно не найдешь.
– В каком еще таком инкубаторе? – Анфиса приготовилась внимательно слушать.
– Заткни свою пасть! – в ярости сказал толстяк Хэшу. – Заткни, или я своими руками оторву твою челюсть!
– Ладно, – сказала Анфиса, сняв кочергу с плеча и постукивая ею по ладони левой руки. – Как хотите. Я считаю до десяти. Раз!