Я не стал убеждать Дивайса, что он допускает логическую ошибку и путает причину со следствием. Ведь ил появился только ПОСЛЕ Переворота, как побочный эффект. На том месте, где полковник впервые встретил Анжелу, первую и самую сильную из детей-Омега. И тут меня осенило. А когда это случилось? Когда произошла эта встреча? В какой момент? Почему раньше я не задавал себе этого простого вопроса?
«Суперщит, – думал я через мгновение. – Значит, до нас никто не доберется, и мы никому ничего не сможем передать. Мы в осаде? В карцере? В непроницаемом бункере? Так и сгнием здесь? Если, конечно, через две недели Бур не сломает мне шейные позвонки за то, что не обрюхатил Анфису. Нет, это надо проверить. Нельзя так просто сдаваться».
– Дивайс, оставим пока Суперщит в покое. Он нам сейчас не интересен, – сказал я, на самом деле с большим усилием остановив мысли о Суперщите. – Давай вернемся к нашим баранам. К новому епископу и смс-кам в церквах. Ты говоришь, что теоретически повторить то, что делала Анжела, может только Петя. Но если Миша, предположим, положит себе в карман немного ила, то не справится ли он с смс-ками еще лучше твоего сына?
– Да нельзя его положить в карман! Нельзя! Ты что, не знаешь? Его вообще никуда положить нельзя.
– Это как? – остолбенел я. – Что значит «нельзя»?
Но в этот момент с галереи раздался голос приближающегося Ратмира.
– Отставить разговорчики! – рявкнул обожженный. – На обед. Шмелем!
11
В столовой я впервые увидел Смирнову-Инстаграм, давнишнюю знакомую. Она улыбнулась мне усталой улыбкой недавно родившей женщины. А ее светловолосый муж, заметив меня, снова отвернулся.
Женщины были в сарафанах. Мужчины кто в чем. Одежда их довольно сильно отличалась от одежды дерганых Сектора, но и тихих они тоже не очень напоминали. В простоте резиновых сапог и старых кроссовок, клетчатых рубах и голубых блуз ощущалась какая-то нарочитость, как на маскараде. Русская рубаха без ворота и с орнаментом, в которую был одет Дивайс, только подчеркивала, что это ощущение верно.
Между Смирновой-Инстаграм и Дивайсом сидел мальчишка лет одиннадцати в синей рубашке с погончиками.
Ели молча. Разговоры в столовой были запрещены распорядком.
Спиной ко мне на длинной скамейке сидел черноголовый Миша. Он, наверное, подавал мальчишке в синей рубашке какие-то знаки, потому что тот раз или два подмигнул в ответ.
Судя по тому, как строго посмотрел на мальчишку Дивайс, это и был его сын Петя, бывший Гадж. Гаджет. Тот, которому для чудес не нужен ил.
С другой стороны от Дивайса сидела женщина с изможденным лицом и бегающими глазами. Ее я тоже видел в первый раз. На голове у нее был колпак повара. Жена?
Наклоняясь вперед, эта женщина все время пыталась обратить на себя внимание Пети, чем страшно злила Дивайса, который каждый раз, когда она наклонялась, морщился от злобы и тут же виноватыми глазами посматривал на охранника у дверей.
Я хлебал капустные щи со свининой и осторожно, исподлобья наблюдал за ними. Вот женщина опустила обе руки под стол. Глаза ее забегали еще быстрее. Вот она, скособочившись, потянулась под столом к Пете. Дивайс украдкой опустил глаза и вдруг побелел как бумага.
В следующую секунду он вскочил, едва не перевернув скамейку, на которой, кроме него, сидело еще пять человек. Раздался стук. На пол под столом упал какой-то предмет.
Охранник вложил в рот два пальца, свистнул, вызывая подкрепление, и бросился под стол. Женщина в поварском колпаке хотела бежать, но охранник из-под стола схватил ее одной рукой за ногу. Она упала, переворачивая скамейку. Петя вскочил и в ужасе смотрел на происходящее.
Прибежали еще двое, а за ними и Ратмир.
– В чем дело? – рявкнул обожженный.
Из-за стола вылез охранник и вместо ответа высоко поднял в руке мобильный телефон. Маленький, округлый, с синим пластмассовым корпусом, такой, какие перед Переворотом уже были давно устаревшими, их носили только одинокие пенсионеры и детишки из очень бедных семей.
– Давай ее сюда! – сказал Ратмир.
Охранник потянул шеф-повара к выходу, она попыталась вырваться, колпак сбился и закрыл половину лица. На помощь подбежал еще один боец. Вдвоем они поволокли жену Дивайса на улицу. Она упиралась ногами в пол, а когда ее протащили через всю столовую и стали выталкивать в дверь, женщина пронзительно и протяжно крикнула. Потом еще раз, потом еще, чаще, чаще, пока ее вскрики не слились в один протяжный визг. Ее потащили направо, в сторону каземата, и вдруг крик ее оборвался, но не совсем, слышен был еще стон и какое-то бульканье, как будто ей зажимали рот. Хотя, наверное, так оно и было.
Где-то за мастерской подняли свирепый лай собаки.
Я вспомнил. Это был тот самый крик, который я слышал, сидя на дубе с биноклем, когда еще мог слезть, спрыгнуть и убежать. Но не слез, не спрыгнул и не убежал.
Мы вышли следом, протискиваясь в дверях. По галерее бежал, приволакивая ногу, Дивайс и быстро-быстро говорил Ратмиру:
– Я ее предупреждал! Я ей тысячу раз говорил… Я не виноват… Это не я… Я не знал. Я тысячу раз… Тысячу раз говорил… Вы мне верите? Вы должны мне верить!
Я проводил их взглядом, повернулся и быстрым шагом пошел в свою избу.
В это время к круглому строению посреди инкубатора подъехала грязная телега. Человек шесть охранников сняли с телеги большой алюминиевый бидон, в каких в старину возили молоко, и, приседая под его тяжестью, занесли внутрь.
Я снял засов с двери. Охраны рядом с нашей камерой не было. Надо запомнить.
12
Входя, я был готов ко всему. К тому, что Анфиса лежит на кровати в слезах и депрессии. К тому, что по всей комнате разбросаны осколки монитора, который нам с надписью «FUTURE» установили в воспитательно-пропагандистских целях. Я бы не удивился, если б Анфиса достала из недр своего сарафана мобильник и потусторонним шепотом сказала: «Вот видишь, ту дуру поймали, а меня нет. Давай звонить Адамову». Я даже был готов увидеть, как девчонка сидит перед монитором и смотрит мультики. В инкубаторе, как я понял, возможно еще и не такое.
Однако я не был готов к семейной сцене.
– Анфиса!.. – начал я, но был подстрелен на взлете.
– Ты где был? – приступила она ко мне с недобрым огнем в косящих глазах.
– Как где? – опешил я.
– Думаешь, меня можно вот так бросить и шляться где попало?
– Анфиса, я же не просто так шлялся. Нам спасаться надо.
– Ты за мировыми проблемами не прячься!
– Да я не прячусь.
– Прячешься!
– Не прячусь.
– Прячешься!
– Послушай, мне есть что тебе рассказать.
– Расскажи, почему не удосужился ни разу за целый день заглянуть?
– Анфиса!
– Что?
– Почему ты не сказала, что у тебя был телефон?
– Последний раз спрашиваю: тебе что, наплевать на меня?
– Кому ты с него звонила?
– Ты думаешь, мне тут сладко? Думаешь, инджою по полной в этом карцере?
– Это важно! Пойми. У нас, возможно, есть шанс сделать звонок!
– Я думала, что тебя уже убили.
– За что?
– За то, что со мной не переспал.
– А как бы они узнали?
– Мне сказали, чтобы я про телефон никому не говорила.
– Мне не наплевать на тебя, я все время думал о тебе…
– У меня было три номера.
– Я же не развлекался…
– Номер Чагина, потом номер не знаю кого, но сказали, что там, если что, всегда найдут Адамова…
– Ты не представляешь, что здесь происходит и как я торопился с тобой поделиться…
– И еще номер губернатора Хабарова.
– Хабарова? Значит, губернатор существует?
– Дурак! – Анфиса перебросила волосы на одну сторону. – С тобой невозможно разговаривать.
– Со мной?
– Да, с тобой.
– Послушай, у нас не так много времени. Это вопрос жизни и смерти. И возможно, не только нашей жизни и смерти…
– Хабаров умер два месяца назад, – сказала Анфиса, внезапно успокоившись и сев на кровать.
Это напомнило мне шквал на море в хороший летний день. Пронесся, и снова тишина. Плеск волн, крики чаек и все такое.
Я закрыл руками лицо, постоял так несколько секунд («О горе, горе!» – услышал я издевательский шепот с кровати) и решил начать сначала. Повторить этот дурацкий разговор, только в правильной последовательности и выбросив лишнее.
– Предлагаю назвать вещи своими именами, – сказал я. – Я так понял, что в Тихой существует что-то вроде спецслужбы. Такой КГБ для тихих. Я прав?
– Может, и прав. Мне откуда знать?
– И губернатор Хабаров – реальное лицо. Как я и думал. И следовательно, Пакт между Тихой и Сектором тоже не выдумки.
– Хабаров не настоящий губернатор, – сказала Анфиса.
– Это я понимаю. Я еще пять лет назад слышал от людей, что он не управляет, а помогает. Что он в прошлом был губернатором, отсюда и пошло: «Губернатор Хабаров». А то, что тихие не нуждаются в аппарате принуждения, я и без тебя знал.
– Аппарате чего?
– Принуждения. То есть в Секторе руководят сверху, а в Тихой Хабаров действовал сбоку.
– Как эротично! – воскликнула Анфиса, откидываясь назад и опираясь на руки.
Я только взглянул на нее и ничего не сказал, не стал ввязываться.
– А раз Пакт – это правда, то нас легко отсюда вытащат, как только узнают, где мы.
– И как они об этом узнают?
– Ты вообще меня не слушала? Дети-Омега, ну, те, которые здесь живут, в инкубаторе, умеют включать мобильники. Правда, есть одна проблемка, но это надо еще проверить…
– Значит, умеют? А помнишь, как ты не верил мне, когда я про Анжелу тебе рассказывала? Психоз! Галлюцинации!
– Какая ты все-таки мстительная! – сказал я.
И эти слова повисли в воздухе. Мы замолчали, думая каждый о своем. Однако не ошибусь, если скажу, что эти мысли были связаны с полковником Буром и желанием Анфисы убить его.
– Ладно, – подвел я итог. – Времени у нас в обрез. Мы вообще не знаем, что будет через пять минут. Поэтому давай к самому главному. Ты помнишь номера телефонов?