К тому же при задержании они притворяются, что ничего не понимают (хотя большинство читает по губам), и требуют переводчика. Как тут выходить из положения?
Сыщики ЦВД по охране метрополитена рассказывали, что в 4-м отделе раньше работал опер, знавший язык глухонемых. К нему, как к палочке-выручалочке, обращались коллеги из всех милицейских подразделений Москвы. Но он давно уволился, и теперь сыщикам приходится выкручиваться самостоятельно.
Глухонемых опасаются сами опера. Точнее, их необыкновенно чувствительных пальцев. Собираясь работать по «глухарям», сыщики предпочитают прикреплять лесками к карманам служебные муровские удостоверения. Береженого Бог бережет!
«КОШАТНИКИ» И «ГРЕЛЬЩИКИ»
Всех карманников, промышляющих сегодня в Москве, условно можно разделить на две группы. Первая — молодые наркоманы, прогоняющие краденое через вену. Они довольствуются малым и живут от дозы до дозы. Вторая группа — прирожденные карманники. Их заработок стабилен, и многие из них, имея за плечами несколько ходок на зону, щиплют десятки лет.
В метро сыщики задержали недавно своего старинного знакомого 1935 года рождения. Он пережил несколько поколений оперов. Те, кто первый раз отправлял его на зону, давно на пенсии. А он — еще в строю… Поимку старый щипач воспринял мужественно, порассуждал о падении нравов, низкой квалификации «молодняка».
Есть среди молодых воров и такие, кто ни в чем не уступит виртуозам прошлых лет. Очень опасны группы карманников из Нижнего Новгорода и Львова. Они работают бригадами, на определенных объектах и маршрутах. Львовские жулики практикуют кражи и за границей. Ими давно освоено пражское метро. Есть информация, что они собираются в Арабские Эмираты. Там работать, конечно, сложнее и опаснее, но зато добыча на порядок больше.
Наши карманники-соотечественники действуют в Германии, Венгрии, Польше. Есть представители отечественной школы щипачей и в США. Там, правда, налички мало, все больше кредитные карты. Но умельцев это не останавливает. Подобрать ключ можно к чему угодно, если очень сильно захотеть.
Отдельный разговор о щипачах-гастролерах из Грузии, Азербайджана, Молдавии, Украины и Узбекистана. На их долю приходится три четверти карманных краж. Но это не свидетельство того, что остальных щипачей меньше. Просто кто-то попадается, а кто-то работает без проколов. Нижегородские щипачи, по оценке столичных сыщиков, действуют хитрее и профессиональнее. Их ловят меньше, но воруют они больше, чем многие другие. Стихия нижегородцев — городской транспорт. Им нет равных на маршрутах, обслуживающих крупные рынки и магазины.
Рынки — притягательное место для карманников. Сюда же приезжают «на охоту» и дилетанты — «кошатники» и «верхушечники». Первая категория ворует сумки у зазевавшихся продавцов и покупателей. «Верхушечники» — хватают кошельки и бумажники, лежащие сверху. И те и другие считаются низшей кастой «крадунов». В прошлые годы оперы даже протокол не составляли при задержании «кошатника». Теперь выручка «кошатников» непредсказуема. Недавно оперативники поймали жулика, стащившего баул с восемью норковыми шубами. Когда хозяйке вернули украденное, она даже прослезилась от радости.
Стоит упомянуть о «грельщиках». Их часто принимают за карманников, так как до определенного момента поведение «грельщика» очень напоминает подготовку к действиями щипача. Оба, выбрав жертву, начинают плотно к ней прижиматься. Только цели у них разные. Карманник поворачивает объект поудобнее, чтобы без помех завладеть кошельком, а «грельщик» трется о жертву для получения удовольствия. Материального ущерба гражданам от «грельщиков» нет, но реакция на их манипуляции бывает еще более бурной, чем возмущения по поводу украденных кошельков.
В провинциальных городах специализированных подразделений по «карманке» нет. Если сыщики получают информацию о появлении щипачей, то действуют старым проверенным методом. Начальник розыска сует секретарше в задний карман брюк (на жаргоне карман называется «очко») объемистое портмоне и отправляет ее в город. За «наживкой» неотступно следуют оперативники. Так продолжается до той поры, пока вор не клюнет на приманку.
Подобный способ для большого города не годится. В Москве с 1980 года действует профильный отдел, в котором числится более сотни сотрудников. Не много для десятимиллионного мегаполиса. Тем более, что, по оценкам криминалистов, опытный карманник совершает 10–15 попыток краж за день. Причем львиная доля преступлений регистрируется на рынках, ставших для москвичей невысокого достатка — а их большинство — и торговым местом, и салоном моды, и чем-то вроде развлекательного центра и клуба по интересам.
Глава 5РЫНОЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Шесть часов утра. Из дверей метро «Спортивная» в сторону Лужников непрерывным потоком двигается темная молчаливая толпа. Слышатся лишь постукивание доверху груженных тележек да тяжелое дыхание сотен людей. Наверное, с таким же энтузиазмом и одержимостью шли к проходным фабрик и заводов герои первых пятилеток. Нынешние строители светлого капиталистического завтра действуют с не меньшим рвением. Тем более, что результат их усилий даст зримые плоды уже сегодня вечером, а не в туманном отдаленном будущем.
ЖИЛ В ГОСТИНИЦЕ «СОВЕТСКОЙ»…
Рынки в Москве были всегда. И в суровые времена военного коммунизма, и в период хрущевской оттепели они сохраняли свой статус. Но отличались от нынешних так же, как концерт Филиппа Киркорова в «Олимпийском» отличается от вечера памяти Альфреда Шнитке в Овальном зале особняка князей Черкасских-Васильчиковых.
Молодым людям, выросшим в послереформенной Москве, трудно вообразить, каким унылым зрелищем были в прежние времена так называемые колхозные рынки. Оазисы «свободной» экономики имелись в каждом районе. И, за исключением двух-трех привилегированных — Центрального, Черемушкинского и Ленинградского, походили друг от друга.
С детства помню Дорогомиловский рынок. Бабушка брала меня с собой, когда шла за картошкой и луком. Остальное покупать было не по карману. Картошку же, хоть она и оказывалась дороже, чем в государственном магазине, брать у частников считалось выгоднее. Содержимое же продававшихся в каждом овощном отделе трехкилограммовых крафт-пакетов состояло наполовину из гнилья, комьев земли и проросших клубней. Экономия получалась с обратным знаком.
Дорогомиловский считался типичным московским рынком. Небольшая территория, огороженная где глухим дощатым забором, где стенами невысоких сараев, подсобных помещений и складов. Несколько рядов деревянных прилавков с двухскатными навесами, покрытых облупившейся темно-зеленой защитной краской. Обязательный вымазанный побелкой приземистый павильон, похожий на укороченный коровник. В нем торговали мясом и молочными продуктами. За прилавками стояли мясники с непроницаемыми лицами, две-три женщины с творогом в тазах и сметаной в банках, тетки неопределенного возраста при бочках с солеными огурцами и торговавшие медом старики-пасечники. Пахло несвежим мясом, летали голуби-сизари, и посетителей обычно было меньше, чем продавцов…
Кроме того, на рынке располагалось два магазина — хозяйственный и промтоварный. Посетителям предлагались керосиновые лампы, рулоны давно вышедших из моды тканей, цветные репродукции «Неизвестной» Крамского, гвозди, боты «прощай молодость», грабли, вездесущее хозяйственное мыло и оцинкованные корыта. У входа в магазин, в двух-трех шагах от ступенек — чтобы не бросаться в глаза — стояла робкая нищенка. С попрошайками тогда не церемонились, просить приходилось с оглядкой.
Где-нибудь на отшибе устраивались кустари. Они торговали сами. Перекупщики еще не превратили ремесло в доходный бизнес. На прилавке лежали шкатулки, ложки, игрушки в виде стучащих поочередно по наковальне медведя и кузнеца. На земле под ногами валялась яркая стружка. Мастер на ваших глазах, ловко зажав в заскорузлых пальцах обрезок деревяшки, вырезал какую-нибудь фигурку или безделушку.
Вот, пожалуй, и закончена картина. Разве что добавить к перечисленному молодок, стоящих «караульными» у высоких мешков с семечками. Любители этого товара водились всегда.
Из трех десятков рынков, функционировавших в Москве в советское время, лишь Центральный и Черемушкинский отчасти напоминали нынешние яркие торжища. Конечно, даже на них нельзя было отыскать привычной сегодня экзотики: киви, манго, авокадо, зимнюю клубнику и прочие привозные роскошества. Но тем не менее ассортимент и качество товаров соответствовали булгаковской «первой свежести». Поэтому на Центральном и Черемушкинском рынках можно было услышать иностранную речь, а на стоянках перед входом увидеть редкие в те годы заграничные автомобили. Завсегдатаями там считались дипломаты, а также столичная элита — артисты, академики, работники Внешторга и, разумеется, — теневики. Словом, те, чьи доходы намного превышали средние. Рядовые граждане наведывались сюда от случая к случаю.
И торговали на элитных рынках избранные. Одни и те же люди годами стояли за прилавками на «своих» местах. Причем места передавались в семье по наследству от отца сыну или оставались за кланом, чей представитель был делегирован в качестве продавца.
Формально «колхозник», прибывший из солнечного Азербайджана для реализации избытка гвоздик, имел право проживать в Москве только 28 дней. После чего он обязан был немедленно отбывать восвояси. Фактически же никто закон не соблюдал. Пышноусые красавцы годами жили в комфортабельных номерах гостиницы «Советская», а в случае необходимости предъявляли железнодорожные билеты, из которых следовало, что их обладатели прибыли в Москву с Кавказа накануне вечером.
Если продуктовые рынки прошлого хоть в чем-то сопоставимы с нынешними, то аналогов толкучек в те годы не существовало вообще. Жалкие барахолки, стихийно возникавшие на Преображенском или Тишинском рынках, напоминали лавку старьевщика. Пахнущие нафталином костюмы, потерявшие естественный блеск сервизы, даже отслужившие век медицинские груши…