Разложенный на газетках или выставленный на ящиках товар наводил скуку. Встречалось среди этого мусора и такое, что относилось к разряду дефицита: модная женская обувь, кофточки, меховые шапки, плащи… Но торговать было опасно. Компетентные органы не дремали, гнезда спекулянтов и расхитителей социалистической собственности выжигались каленым железом. Продав мужскую рубашку с рук и получив смешной навар — пару червонцев, можно было схлопотать вполне серьезный срок — два года с конфискацией имущества.
Адреса мест, где возникали толкучки, передавались друг другу как пароль или военная тайна. Подпольные рынки постоянно мигрировали. Чтобы попасть на них, нужно было вставать затемно, трястись в электричке, пробираться по узким улочкам подмосковной Малаховки или Люберец, чтобы не угодить в милицейскую облаву и успеть присмотреть нужный товар.
О том, как работали законы дикого рынка в советское время, я узнал на собственном опыте. Правда, речь шла не о вещевом, а о книжном рынке.
«ГРАЖДАНИН, ПРОЙДЕМТЕ!»
В 1975 году в серии «Библиотека поэта» издательство «Советский писатель» выпустило том поэта-символиста Федора Сологуба. Увидеть его на прилавке магазина было нереально. Тираж 15 тысяч экземпляров для страны, где издаваемая и переиздаваемая «Королева Марго» расходилась двухмиллионным тиражом, был настоящим издевательством. Рыночная цена Сологуба, точнее, ее нижняя планка держалась на уровне 35 рублей. При зарплате молодого специалиста — 105 рублей в месяц — сумма казалась астрономической. Поэтому я решил испытать судьбу на рынке.
Забегая вперед, скажу: лучше бы я этого не делал. Рожденный ползать… Но тогда я так не думал.
Взяв с полки два томика «Библиотеки приключений» «в рамке», которые очень ценились на рынке, я отправился к магазину «Книжная находка». Он располагался в двух шагах от здания КГБ на холме против универмага «Детский мир». Там, у подножия памятника первопечатнику Ивану Федорову, по воскресеньям собирался книжный рынок.
Новинки появлялись «у Федорова» раньше, чем во Всесоюзной книжной палате. Солидные дяди, сунув за пазуху дефицитнейший американский детектив или воспоминания опального генерала, неспешно прогуливались вокруг памятника или тихо беседовали с себе подобными о жизни и новостях. Это и были спекулянты, или, как их называли чаще, — книжники. Они доставали любое издание, выполняли заказ, имели связи и ориентировались на книжном рынке так же уверенно, как в собственной квартире.
Другая категория граждан — покупатели. Эти приезжали узнать о новинках, посмотреть или купить редкое издание.
Продав «рамку» по рыночной цене, рассудил я, можно будет легко купить Сологуба. Денег от такой комбинации, по моим расчетам, хватало с избытком. Однако законы рынка оказались значительного сложнее.
Скоро подошел первый покупатель: «Сколько?» — «По двадцатнику». Парень повертел в руках книжку, отошел в сторону. Затем те же вопросы задал другой человек. Постепенно я освоился, расслабился и…
— Торговля с рук запрещена! — услышал я сбоку. Чья-то крепкая рука взяла меня под локоть.
Я повернул голову — рядом стоял милиционер. Ничего хорошего в его глазах я не прочел.
— Пройдем в отделение…
Как ни уверял я сержанта, что и в мыслях не хотел торговать с рук, он только загадочно молчал и крепче сжимал мой локоть. Я окончательно приуныл, смирившись с перспективой отвечать на вопросы в отделении милиции. Но когда мы отошли за угол, конвоир неожиданно ослабил хватку.
— Разве вы не знаете, — начал он, — что торговля с рук — уголовно наказуемое деяние?
Я снова пробормотал что-то об обмене книг, товарище, который обещал подъехать, и прочей чепухе.
Мы остановились. Милиционер отпустил руку и все еще строго произнес:
— А что за книги-то?
Я поспешно показал ему «товар». Он меланхолично полистал томик Казанцева, поморщился, повертел в руках книжку фантаста Кларка и миролюбиво произнес, перейдя для убедительности на «ты»:
— Ладно, вижу — ты парень нормальный. Не буду тебе жизнь портить… А приключения я люблю. Давай-ка куплю у тебя книжки. Все равно ты с ними расстаться хотел.
Домой я вернулся в таком состоянии, словно два часа просидел в одежде в финской парной. Денег от проданных книг хватило на бутылку пива и проезд в метро.
С тех пор я хожу на рынок только как покупатель.
«ЕВРОПЕЙСКИЙ» РЫНОК
Первой ласточкой легализованного свободного предпринимательства в Москве стал Рижский рынок. Толкучка рядом с ним возникла стихийно. Поначалу милиция гоняла торговцев, предлагавших покупателям ходовой и дефицитный товар. Его привозили с расположенных поблизости вокзалов — Казанского, Ленинградского, Ярославского, Савеловского и, конечно, Рижского.
Ветры перемен — политических, а с ними и экономических - ощущались все сильнее. В 1987 году торговля с рук была практически узаконена и рынок начал разрастаться с неимоверной быстротой.
В многомиллионном городе, где появление на прилавке магазина куска заграничного мыла становилось событием, а за импортными женскими сапогами выстраивались километровые очереди, торговые ряды Рижского рынка превратились в настоящее Эльдорадо. Еще бы! Два шага от тамбура метро — и человек попадал в сказочную страну, где можно было не только увидеть, но и купить то, о чем вы мечтали. Правда, вот цены… Они ориентировались не на зарплату, а точно соответствовали уровню спроса на товар.
Не буду называть цифр. Сейчас они никому ни о чем не скажут. Слишком много девальваций и деноминаций прошло за эти года. Вспомню лишь ассортимент товаров. Он даст представление и о дефицитах того времени, и о самом рынке.
В моем репортерском блокноте упоминаются джинсы из модной тогда «варенки», кожаные куртки и плащи, мужские носки (одно время — страшный дефицит), кроссовки и спортивные костюмы «Адидас», пользовавшиеся спросом у южных особ перчатки из ангорской шерсти, сигареты «Кент» и «Салем», а также не появлявшиеся на прилавках государственных магазинов масло, копченая колбаса и яйца. (Очереди за куриными яйцами в 1990 году выстраивались у продмагов с четырех утра; давали по десятку в одни руки; и только многодетным, по предъявлении специальной книжки, товар отпускался без очереди.)
По словам Николая Кромкина, работавшего в то время начальником отдела БХСС Дзержинского РУВД Москвы, поначалу предусматривалось разрешить торговлю на 150 рыночных местах. Большего, как считали власти, не позволяли площади Рижского рынка. Однако жизнь внесла поправки в эти расчеты. Рынок привлекал людей со всего бывшего СССР. В иные дни число посетителей Рижского достигало фантастической цифры — 80 тысяч человек!
Люди приезжали не только за покупками. Настоящим бичом стали карманные кражи. Щипачи-профессионалы действовали виртуозно, обчищая карманы и сумки ошалевших от непривычного изобилия граждан.
Самой легкой добычей оказывались популярные тогда у домохозяек сумки, имевшие наверху металлические замки-застежки. Уже упоминавшийся сыщик Владимир Мартиросов пояснил, что карманники называли такие сумки «самосвалами». Открыть «самосвал» в толчее — пара пустяков. Отвлекающее хозяйку движение, легкий толчок в спину или под локоть… Щелк — и сумка открыта. Выбирай что хочешь.
Бригады карманников сыщиками задерживались ежедневно. Причем воры знали, что на Рижском работает специальное подразделение МУРа. И тем не менее число щипачей не уменьшалось. Можно с уверенностью сказать, что перед соблазном побывать на Рижском не устоял ни один карманник. Страх «сгореть» заглушался вполне реальной возможностью «срубить по-легкому» бешеные деньги. Ведь с пустыми кошельками на Рижский не приезжали.
Щипачи не единственные, кто наведывался на рынок, имея далекие от торговли интересы. Одними из первых прибывали наперсточники. Сейчас о кудесниках лохотрона знают все, и тем не менее жертв хватает. Представьте, что происходило тогда. За час-полтора «наперсточники» успевали облапошить нескольких доверчивых граждан и благополучно уезжали прочь. Чтобы назавтра уже в шесть утра снова водрузить «станок» у входа на рынок.
Настоящей находкой Рижский стал и для рэкетиров. Отсутствие правовой базы, регламентировавшей частную торговлю, привело к тому, что территорию рынка поделили между собой чеченцы, цыгане, казанские, долгопрудненские и местные братки. Каждый торговец обязан был исправно платить дань набиравшему силу рэкету. Если человек ни под кем «не стоял», участь его была незавидной. На моих глазах у девушки, продававшей горнолыжный костюм, два увешанных цепями «быка» по-хозяйски отобрали сумку с товаром и скрылись. И это, как пояснили мне оперативники, еще не худший вариант. Могли ведь как в том анекдоте: ножичком по горлышку. За охрану от «наезда» платить надо…
Поскольку хозяев у рынка было много, периодически вспыхивали локальные конфликты. Как-то не поделили место «на горке» — участок рынка за крытым павильоном — чеченцы и цыгане. Силы оказались неравными, один чеченец остался лежать на поле брани. Кавказцы поклялись отомстить, рынок затаился, несколько дней все напряженно ждали развязки. Но цыгане нашли способ уладить конфликт.
Контролировавший местную общину цыганский барон заплатил чеченцам отступного и тем самым снял проблему. Территория была четко поделена, стороны перестали конфликтовать. Поговаривали, что цыгане отвалили чеченцам за право торговать на рынке семьсот тысяч…
В другой раз случилось побоище между люберецкими и азербайджанцами. Подмосковные братки решили показать, «кто хозяин в доме». Приехало семь «девяток» без номерных знаков, за несколько минут переломали палатки торгующих, избили два десятка азербайджанцев, попрыгали в «Жигули» и умчались. Легко догадаться, что ни заявлений в милицию, ни устных жалоб не поступало. Как уладили конфликт — неизвестно. Только после этого на рынке наступило затишье. Мстить никто не стал.
К счастью, вспоминает Николай Кромкин, огнестрельное оружие в разборках почти не применялось. Тогда еще не было «горячих» точек, откуда позже стволы и боеприпасы потекли полноводной рекой. Зато стоявшая в углу кабинета Кромкина корзина для бумаг к концу дня всегда плотно заполнялась изъятыми у «мирных» торговцев ножами, заточками, отвертками, стальными прутами, кастетами и дубинками. Реже отбирались пистолеты, газовые баллончики, нунчаки, бейсбольные биты.