Бур без оружия – все равно что чеченец без того же самого. И понеслось! Мобилизация буров мужского пола с 16 лет до 60.
Те же их корыстные благодетели – немцы с французами – очень побеспокоились, чтобы создать в международном мнении впечатление мирного пахаря-бура, попираемого сапогом жестокого английского солдата.
Где бы, вы думали, это ближе всего приняли к сердцу?
В России, конечно, где же еще!
Если французы и немцы просто вели с англичанами политическую игру, дабы получить в компенсацию за то, что бросят в критический момент буров, определенные английские колониальные территории (именно этим и кончилось), в России вконец расстроились: «Как-жешь так?! Наших буров бьют!». Какой истинно русский сможет после этого спать спокойно?
Разволновались на самом высоком уровне, так что Николай II (устроивший через пять лет перед собственным дворцом расстрел мирных рабочих) носился с идеей международного союза всех стран против Англии в защиту буров.
Международная дипломатия, конечно же, оценила эти потуги как идиотские, потому что все понимали – кто и за что в действительности борется. Как понимали и то, что простым бурам, случись им победа в войне, никто не даст и самого задрипанного алмазика.
Николай II помалу угомонился. Но возбужденное общество – нет!
Писали воззвания, собирали деньги и, кажется, даже теплые вещи. И, как потом в Испанию, образовались толпища добровольцев. Бурятию африканскую защищать.
Поехал, естественно, только каждый сотый. Однако поехали. И среди них – наш герой Юрий Васильчиков.Это не деревенская фамилия у него, а очень аристократическая.
Дед Юрия – гвардейский офицер, был, кстати сказать, секундантом Лермонтова в поединке с Мартыновым, да и вообще, фамилия в девятнадцатом веке звучала среди самых известных.
Крайне авантюрный по своему характеру внук, знавший в совершенстве помимо французского языка и английский, решил, что проще всего будет попасть в Южную Африку с англичанами, и, получив у известного издателя Суворина «ксиву» журналиста газеты «Новое время», отправился в Африку через Лондон.
Далее мы будем следовать его неизданным дневникам, обнаруженным все тем же Волынцевым.
На корабле Васильчиков сразу же познакомился с молодым английским военным журналистом Уинстоном Черчиллем. Красивым, сильным и очень смелым человеком, совсем не похожим тогда на свою сутулую тучную старость.
Они очень понравились друг другу, и это принципиально отразилось на всей жизни Черчилля, потому что именно Васильчиков оказался потом командиром охранной смены в той самой крепости, куда попал плененный в боевых действиях Черчилль и из которой ему удалось совершить «фантастический» побег.
Английский премьер никогда не рассказывал деталей того своего спасения и вообще предпочитал не говорить на эту тему, однако теперь можно объяснить – почему.
Переменчивая англо-бурская война очень скоро поменяла ролями сдружившихся на корабле молодых людей. Васильчиков оказался у англичан.
В ходу, обоюдно, тогда были чрезвычайно распространены расстрелы. И видимо, друг-Уинстон «не очень законно» помог освободиться другу-Юрию, потому что последний прозрачно намекает без чьей именно помощи ему б не снести головы.
Война в отрядах буров скоро открыла глаза умному и очень образованному Васильчикову на все происходящее. Кровавая бойня ничего не имела общего с простыми человеческими интересами, и, кроме того, поведение самих буров не стало вызывать симпатий у русского аристократа.
Сама их тактика – из засад и в спину, науськивание подростков на диверсии среди англичан (например, пробраться на конюшню и подрезать лошадям сухожилия), [5] издевательства над пленными** все больше отворачивали его и от буров, и от той войны.
«С бурами ему делать нечего!» – решает он, наконец, для себя.
Однако попасть к англичанам – значит снова оказаться перед угрозой расстрела.
К счастью, среди воевавших с ним добровольцев он находит француза с тем же образом мыслей. И они решают выбираться вместе. На север, а затем в безопасный для них Мозамбик, откуда можно уже морским путем отправиться вдоль африканского побережья, и далее – через Красное море к Средиземному. Мясная пища в Африке за каждым кустом, а с собой у них много патронов.
Четыре дня молодые люди пробираются на северо-восток, и находятся уже в достаточном отдалении от зоны боевых действий. Эта же зона – место проживания зулусов, точнее, их многочисленных и не всегда дружных между собою племен.
Проснувшись утром на пятый день, они отправляются дальше в путь, но, спускаясь со склона холма, видят вдруг следующую сцену.
Шесть воинов-зулусов, поспешая, движутся среди кустарников внизу, а двое из них несут привязанного к палке человека. Как носят кабана или оленя.
У француза был бинокль, и они рассмотрели, что это женщина.
Русским, как и французам, до всего есть дело.
Сработав на опережение, товарищи устроили зулусам засаду. Те, впрочем, увидев двух белых с ружьями, закрыли собой плененную женщину и начали бряцать копьями. Так что, как пишет Васильчиков, «поскольку копья могли стремглав полететь в нас, двух разбойников пришлось успокоить, чтоб остальные поняли, с кем имеют дело, и разбежались».
Освобожденная и отвязанная от палки девушка сразу же стала обнимать их ноги, а оба довольные своим маленьким подвигом белые принялись, как могли, ее успокаивать.
Зная несколько зулусских слов, а больше работая жестами, они объяснили девушке, куда идут, и что готовы предоставить ей свою защиту.
Девушка стала упорно показывать им чуть в сторону от нужного курса, приглашая куда-то, и товарищи решили, в конце концов, за ней последовать.
Часа через три все выяснилось.
Похищенная девушка оказалась дочерью вождя одного из зулусских племен, а мотивы ее пленения были все те же «чеченские» – выкуп, который брался скотом, составлявшим главное богатство зулусов.
Папаша-вождь принял освободителей теплей, чем родных, заставив для начала всю деревню идти мимо цепочкой и кланяться. Потом кормил чем только мог, но не в этом была его главная благодарность.
Вечером в честь гостей устроили пир и местную дискотеку. Не нуждавшиеся в этих весельях белые подумывали, как бы утром побыстрее от гостеприимных хозяев убраться, когда увидели, что местные парни волокут живого изрядных размеров крокодила. Африканцы прекрасно умеют запекать в углях крокодилье мясо, и уже очень сытая парочка с сожалением решила, что из уважения придется есть снова.
Однако события стали разворачиваться в другую сторону.
Крокодила оглушили, подвесили, как барана, к дереву и распороли брюхо, вывалив и аккуратно разложив внутренности.
Вождь подошел и начал в них разбираться.
– Слушай, я крокодильи кишки жрать не буду! – категорически заявил французу Васильчиков. Вождь уже шел к ним с повернутыми вверх ладонями. – А сырые, тем более!
Однако на ладонях лежали отнюдь не кишки, а два крупных округлых предмета. И как нес их, так и протянул сидевшим рядом товарищам. Оба смотрели некоторое время, не притрагиваясь…
– Это не камни, – охрипшим вдруг голосом произнес француз, – это…
Ему достался светлый алмаз, Васильчикову – черного наполнения.
Дальнейшая судьба светлого неизвестна. Черный же оказался по весу около четырехсот карат.Один работавший в Африке еще в советские времена журналист рассказывал мне про очень развитый среди зулусов культ сил природы. И в том числе, про их способность какими-то манипуляциями вызывать к себе крокодилов. В особые праздничные дни шаманскими методами крокодилы как бы «вызывались» из реки, приходили в деревню, мирно и не торопясь делали в центре ритуальный круг и уходили обратно. Возможно, это все выдумки. Однако использовать крокодила как сейф для алмазов – вполне реально. Он, как и курица, заглатывающая камешки, не выведет их потом через узко-канальные пути испражнения.
Черное ожерелье
В Париже, явившийся туда почти как оборванец Васильчиков, занял у кого-то из многочисленных русских денег и прямиком направился в столицу ювелирного дела Амстердам.
Он пишет, что расколоть алмаз, чтобы получить серию окончательных для огранки камней, оказалось совсем непросто. Мнения специалистов очень расходились по поводу конечного результата. Васильчиков хотел получить в итоге 10–15 алмазов крупной величины, но существовала боязнь, что камень может разлететься на значительно большие количества, а частично, и на мелкие осколки. Скоро все эти страхи Васильчикову надоели, и он дал расписку о не взыскании иска за неудачу. Пусть будет, как будет.
Получилось семнадцать. Два из них Васильчиков сразу продал, а из пятнадцати камней заказал ожерелье. Кому оно предназначалось, по его собственным словам, он понятия не имел. Ему хотелось не денег, а очень красивую вещь.
Что же касается первых, Васильчиков и так не был нуждающимся человеком. К тому же за время отсутствия в России умерла какая-то его бездетная тетка, передавшая ему по завещанию половину очень немаленького состояния.
В течение следующих пятнадцати лет Юрий Васильчиков вел, что называется, свободный образ жизни. Много путешествовал. В Первой мировой войне участия не принимал, но в Гражданскую включился сразу. Не на стороне красных, понятное дело.
Летом 1918 г. воевал в войсках волжского правительства Комуч (Комитет учредительного собрания). Войска красными были быстро разгромлены.
Далее – самое важное.
Васильчиков с липовыми документами пробирается в Москву, но в первый же день из-за них и арестовывается. Сам ли он назвал на Лубянке свою настоящую фамилию или кто-то его опознал и выдал, сейчас неизвестно, но чекисты установили аристократа и, разумеется, расстреляли.
Его книжку записей, содержавшую, в том числе, африканские события, внимательно читать поленились, но, видимо, из-за теплой еще погоды, не сожгли. И она свалилась в архив.
В Москве у Васильчикова не было ни семьи, ни дома. По характеру своей жизни он жилых приобретений не делал, а, как многие, снимал временные квартиры.