Андрей выдал вдруг это нам, когда, оставив Черное ожерелье, мы перешли на кухню и, в ожидании поставленных в духовку свиных ножек, закусили коньяк лимончиком.
– Расскажи, – извлекая изо рта ободранную корочку, предложил Анатолий. – М-м… только давайте сначала по второй.
– И то, – согласился Андрей.
А выпив, отказался от протянутого мной блюдца с лимонами и сразу начал рассказывать.
– Наталья Николаевна два года после гибели Пушкина очень тихо жила в провинции, в Калужской губернии, у брата. Потом – так же тихо, не выезжая в свет, полтора года прожила в Петербурге.
– А ты, Андрюш, оторвись на минуту от основного сюжета, – следивший за духовкой Миша, открыл ее и повернул ножки. – И разъясни нам, она вообще Пушкину когда-нибудь изменяла? Говорят, сам Николай I ей очень интересовался?
– Нет, ребят, она ему не изменяла, но про Николая ты упомянул очень к месту. Она, судя по всему, и в мыслях мужу не изменяла. А ухаживания и домогательства красавца Дантеса были обычными банальностями того времени. Другие, уверенные в своих женах мужья таким, слишком принятым в обществе моментам поведения, большого значения не придавали. Стиль жизни тогдашней – за красивыми женами волочиться. Случалось, конечно, что те отвечали ухажерам взаимностью. И драмы были. Как, например, у самого близкого друга Пушкина – Дельвига, жена которого готова была вообще со всяким. Дельвиг и ушел на тот свет прежде времени, в тридцать два года, именно из-за этой б… Ну ладно, вот Николай I как раз здесь главная в сюжете фигура. Сказки о том, что Николаю никто из женщин не отказывал, подлая в отношении нашей национальности выдумка. И раздували слух о подкладывании Императору жен и дочерей иностранцы, блудливые французские приспособленцы, прежде всего. Некоторые мужья, впрочем, действительно были его интересом к собственным женам рады, потому что это влекло за собой огромные карьерные выгоды. Но Николаю гораздо проще было отказать, чем тому же Наполеону. Наполеоновские адъютанты могли, например, похитить женщину, принудив ее, попросту говоря, претерпеть изнасилование от этого наглого корсиканца. У Николая таких гнусных историй, конечно, никогда не было. И не одна Гончарова ему отказывала. Однако в нее именно он и был по большому мужскому чувству влюблен. И заметьте, после гибели Пушкина Император не позволил себе до любимой женщины домогаться четыре года. Пока Наталья сама не ожила, и они не встретились лоб в лоб в петербургском пассаже в канун Рождества. Оба приехали покупать елочные игрушки.
– Она, значит, уже не первой молодости была?
– Да что ты, Толя! Она 1812 года рождения, за Пушкина вышла на девятнадцатом году от роду. А тут ей всего двадцать девять – девчонка почти, по нашим понятиям. Добавлю, что и когда ей было слишком за сорок, ее иначе, чем красавицей не считали. Самый блеск и расцвет ее – этот 1841 год. И у Николая поехала крыша.
– А может, за него? – предложил я, разливая по рюмкам.
– Сначала за женщин, потом уж за государя, – поправил меня Михаил. – За Наталью Николаевну, мужики!.. А вторая-то у нас, где?
– Не видишь, на холодильнике.
– Так вот, – продолжил Андрей. – Она – женщина свободная, он тоже у своей жены Императрицы Александры Федоровны никогда разрешения не спрашивал. Но завоевывал сердце Натальи, которая опять сделалась главной фигурой дворцовых балов, поболее года.
– Порядочный человек, – кивнул Анатолий, – не торопил. А сколько ему самому тогда было лет?
– Николай 1796 года рождения, стало быть, сорок пять.
– Оба, значит, в соку.
– Да. Вот этот сок, мои дорогие, и дал плод любви. Будущую девочку Александру.
– Какую девочку?! – вздернулись мы все хором. – Почему о ней никто не знает?!
– Успокойтесь. Любой серьезный историк, а тем более пушкинист, прекрасно это знает. Просто цензура не позволяла публично говорить о таких пикантных деталях: Пушкин и Николай I – самые близкие родственники по детской линии. А девочка очень известная. Наталью, в предвидении будущего рождения ребенка, выдали за очень преданного ей потом всю жизнь человека, генерал-майора Петра Ланского, которому карьеру сделали затем вплоть до генерал-губернатора Петербурга. Вот и появилась девочка Александра Ланская, а потом, по замужеству, известная дворянка Арапова. И все всегда прекрасно знали, кто она на самом деле такая.
– Все-таки, несколько обидно за Александра Сергеевича, – насупился Миша.
– Тебе-то что? – здраво рассудил Толя. – Раз от этой истории никто не пострадал?
– А все равно, что-то внутри не так. – Миша посмотрел на вторую бутылку.
– Нет, погодите! – предупреждающе поднял руку Андрей. – Дальше самое важное. Используя предлог бракосочетания Натальи с Ланским, Император подарил ей бесподобный по красоте бриллиантовый фермуар. Это тоже тип ожерелья, но не такого, как наше, а на украшенной мелкими бриллиантами ленте ниспадающая на грудь ансамблевая структура. В ней крупные камни разной величины картинно, так сказать, выстроены. Редкой была красоты штуковина, исключительная ювелирная работа. Цена, разумеется, баснословная. Фермуар Гончаровой после Октябрьской революции за границу не выехал. И здесь конфискован тоже не был. Волынцев с Сергеем Антоновичем долго им занимались и пришли, в конце концов, к выводу, что спрятан он может быть только в одном ампирном особнячке в Замоскворечье. Там немало таких, между Пятницкой и Ордынкой.
– А где именно? – спросил я.
– Особняк построен на месте бывшего купеческого дома сгоревшего в 1812 году. Купец занимался широкой торговлей винами. Причем специализировался на дорогих привозных сортах, которые требуют определенного температурного хранения. Подвалы под этим местом обширные. С поверхности туда сейчас входа нет, давно заровняли асфальтом. А из дома – не может не быть, такое всегда при строительстве предусматривалось.
Решили, что завтра же мы с Анатолием направимся на разведку указанного объекта.
Особнячок небольшой, одноэтажный с мезонином.
Свежепокрашенный, сразу заметили мы. Но никаких вывесок на дверях, и никого в одиннадцать дня внутри. Двери закрыты.
Обойдя еще раз вокруг, мы решили идти разбираться в районную администрацию, узнавать там, в отделе по нежилому фонду. Вид у нас, как у фирмачей-арендаторов, вполне соответственный: брюки-рубашечки – дорогого импорта.
Нас так именно и оценили.
– А что конкретно хотите? – смотрят вежливо и предупредительно. – Мы сами, если угодно, можем кое-что посоветовать.
– А вот это вот, – говорим, – нам бы очень подошло, а если трудности какие возникнут, мы их к обоюдному удовольствию разрешим.
Стали планы и документы смотреть с самим их начальником.
– Ах, этот?!.. Черт! Связались мы тут из-за него с одними грузинами. Теперь не знаем, как развязаться.
– А что такое?
– Постройка 1820-ых годов. По решению об охране архитектурных памятников мы такие в аренду сдаем с условием их реставрации за счет арендатора. А эти грузины месяц повозились и уже три месяца как исчезли. Ничего не сделали, только стены снаружи краской прошли. Проверяли их по юридическому адресу – никого там нет. В их банк обращались, они эти три месяца счетом своим не пользуются.
– Ну, так аннулируйте с ними договор.
– Они годовую арендную плату внесли.
– А мы погасим. И к реставрации приступим сразу же.
– Да как-то это… Они и в суд могут подать.
– Мы компенсируем, если что. Пропишем соответствующие обязательства в договоре. И ту самую годовую сумму сразу внесем. Вернете им в крайнем случае полностью.
Толя посмотрел на закрытую дверь кабинета.
– Вам лично три тысячи баксов перед подписанием договора.
– Да ну что вы, ребята…
– А это не взятка. Государство ведь ничего не теряет, претензии другой стороны будут удовлетворены.
– Ну, если так…
– Значит, договорились. Вы местному смотрителю команду дайте.
– Вы на машине?
– Конечно.
Начальник открыл дверь и громко пропел:
– Зи-ина! Поедешь сейчас с господами, чтоб посмотрели там все, что им нужно.
Через пятнадцать минут нам открывали уже особняк.
Внутри пусто, если не считать какого-то мелкого хлама.
Мы осмотрели для вида комнаты.
– Так, – сказал Анатолий, – а в подвале у нас сауна будет, бильярдная комната, ну, еще что-нибудь. Пошли, посмотрим.
Мне почему-то сразу не понравилось, что дверь в подвал не на замке и туда идет свежая совсем электропроводка.
И как только мы ступили за дверь, подозрения охватили меня еще больше. Вот где шла настоящая работа! И не ремонт, а нечто совсем другое. Взрытая земля, груды кирпичей. Но не новых, для работы, а выбитых из подвальных стен. Сами стены в выбоинах и дырах…
– Господи! – ахнула наша Зина. – Что это они тут натворили?! Зачем такой кавардак устроили?!
Мы с Анатолием только недобро переглянулись.– Так-так, – выслушав нас, мрачно произнес Андрей, которого мы дожидались в одном из кафе на Пятницкой. – Выясню об этой грузинской фирме все к вечеру. А ты, Толя, съезди сейчас к тому начальнику, дай для отмазки триста баксов и скажи, что с арендой пока подумаем.
Вечером он сразу же доложил:
– Липовая, мужики, эта фирма. Никакой деятельностью не занималась. Счет небольшой у них в банке остался, а больше ничего.
– А на кого зарегистрирована?
– Очень любопытно, как раз. На двух молодых людей, один из которых приходится племянником господину Шеварднадзе.
– То есть им нужен был именно подвал для поисков бриллиантового фермуара?
– Вне всяких сомнений!
– Думаешь, нашли?
– Почти наверняка, иначе так скоро бы от этого места не отлипли.
– Блин, но откуда у них информация?!
– Вот это меня и тревожит, прежде всего. – Андрей некоторое время сидел молча, слегка барабаня по столу пальцами. – Шеварднадзе долго возглавлял республиканский грузинский КГБ. Но вот откуда старая бериевская ниточка туда потянулась, можно только гадать… К особняку этому больше ни ногой!