Вы, конечно, полагаете, что их новые русские придумали? Те, что с нерусскими именами?
Ошибаетесь, это чисто русское изобретение. Почвенное, родное.
Только называлось оно не пирамидой, а банкротством.
Ну, попросту. Открывается этакий торговый дом, году в каком-нибудь 1840-ом. Большие операции имеет (или делает вид, что имеет). И начинает выпускать хорошие векселя, то есть под очень большой процент. Выгодно. Вкладывайте ваши деньги, судари и сударыни. И, конечно, этот процент поначалу аккуратно платят. Ну, прямо, как у Мавроди или Властелины. Счастливцы вкладывают туда деньги снова и всем знакомым рассказывают про свои успехи. Те тоже бегут. Все тот же сценарий – поле чудес в стране дураков. И когда этих дураков наберется в избытке, компания (это слово тоже тогда существовало) объявляет себя банкротом.
Ну, прогорела на торговых сделках, простите, люди добрые!.. А не хотите прощать, так и не больно надо. Хозяин садится в долговую тюрьму – в яму.
Но вот, какие интересные детали.
Яма эта была таковой давным-давно. А во второй половине прошлого века от нее только название сохранилось. На самом деле это уже были вполне приличные помещения со всеми удобствами в смысле мебели, спанья, туалета. Нечто вроде дешевых меблированных комнат с охраной.
Содержались там арестанты за счет кредиторов. То есть за счет обманутых. Государство российское тогда тоже было не без чубайсинки. Зато обманутым предоставлялось право должника там хоть лет десять держать, что бы и Думе российской в законодательных актах предусмотреть не мешало. С одной стороны, обманутым это несколько накладно. С другой стороны – вот он, голубчик, и деньги из него можно таким способом вытрясать. Хотя бы какую-то часть. И что-то часто вытрясали. Отсюда в ходу были выражения – «получить двугривенный с рубля» и тому подобные.
Так вот, такие чисто русские пирамиды вошли сильно в моду уже в сороковых годах прошлого века, поэтому осторожней надо относиться к романтике ностальгической, к охам и ахам, какие у нас на Руси честные купцы были, Саввы Морозовы, Саввы Мамонтовы… Этих по пальцам можно пересчитать. Мавродий же разных было гораздо больше. С родными русскими именами. Одна из первых известных пьес замечательного нашего драматурга Александра Николаевича Островского именно такой сюжет и описывала. И название имела – «Банкрот». А позже эта тема в отечественной литературе присутствовала уже постоянно.
Конечно, при откровенном мошенничестве постройщик русской пирамиды мог и в настоящую тюрьму попасть. Однако обычно аферисты купеческого звания легко концы в воду прятали.
Синельников – довольно распространенная купеческая фамилия. Не все из них родственники. Это к тому, чтоб ненароком не обидеть потомков. Один наш купец с такой фамилией превзошел самого Хеопса.
В начале сороковых того века Синельников вел в Москве неплохие дела, но очень крупным купцом не был. А русская голова на думу тяжелая, об этом еще Достоевский писал. Тяжелая и фантастичная. Она думает, думает… а потом такое изобразит… куда там итальянцам с их мелкими крысами! И эту идею из русской головы потом ничем не выбьешь. Так и революцию сделали.
Синельников был русский. Из староверов по корням, но не по образу жизни. Не истовый, так сказать.
К тому моменту у него подрастали две дочки. Подрастали, но еще не подросли.
И вот, кажется, в 1847 году, раскрутив как следует вексельные операции, он обанкротился на сто пятьдесят тысяч. Были к тому времени и более крупные скандалы, но и это – деньги весьма не малые. Сел, разумеется, в яму. Ну и сидит там довольный, жрет калачи.
Кредиторы, а среди них было несколько крупных, уразумели, понятное дело, что банкротство фиктивное. А не докажешь. Полтора года держали Синельникова в яме, торговались с ним, и плюнув в конце концов, сошлись копейках что-то на тридцати. Тот, значит, не менее ста тысяч заработал. Ну и свои, припрятанные, у него оставались.
Синельников около года потом ни в какие дела не лез, а выжидал, сидючи на изрядном капитале. Только это присказка была, а не сказка.
Выдает он вскорости замуж обеих подросших дочек. Мужей выбирает сам, тогда баловство не водилось. Выбирает каких-то не знатных, не богатых и, как говорят в народе, некузявых. Так что про одного достоверно было известно, что он даже припадочный. Снабжает их изрядным капиталом каждого и отправляет одного в Петербург, другого в Нижний Новгород. Фамилии у них, естественно, свои, так что память об афере тестя за ними не тянется. А через год, когда те (разумеется, под его московским руководством) основывают хорошие купеческие дела, Синельников раскручивает две такие пирамиды, что египтянам сто лет работать. Одну на полмиллиона и другую – что-то вроде того.
А вы говорите – «новые русские». И философы толкуют, что в одну реку нельзя войти дважды. Эх, да была бы река!
И этих своих зятьков он капитально обдурил. Наобещал, конечно, что с кредиторами в конце концов как-то расплатится, а сам и не думал ничего такого делать. Первый его зять (что припадочный) очень скоро в яме окончательно свихнулся и кончил жизнь в сумасшедшем доме. О втором ничего не известно, но то, что судьба его сложилась не лучшим образом, легко догадаться.
Афера, однако, была слишком крупной, и у самого Синельникова, все-таки, был сделан обыск.
Безрезультатный.
А жил он в собственном доме в одном из переулочков на том самом Котельническом холме.
В общем, было ясно, что в подземных ходах в районе его дома нужно как следует с обнаружительной аппаратурой порыскать.
Ушла на это неделя. И рыть в одном из земляных проходов пришлось глубоко.
А обнаружилось, как в той пиратской песенке про сундук мертвеца.
Скелет в почти истлевших лохмотьях примостился сверху на сундуке. В затылке – несомненно, пулевое отверстие.
Видимо, слабоват был сам Синельников, чтобы глубокую яму рыть, и воспользовался кем-то из слуг.
Такое кино…
Сундук, хоть и средних размеров, оказался очень тяжелым, и это сразу не понравилось Андрею. Вскрыли его тут же.
Сундук был набит столбиками обернутых в восковую бумагу червонцев. И наш командор злобно выругался – на кой нам вся эта золотая тяжесть, куда ее тащить? Но первый же и заметил между столбиков маленькую сафьяновую коробочку… Открыв ее, он как-то вдруг весь потеплел и показал содержимое нам.
Я ничего подобного никогда не видел. Кольцо с огромным шестиугольным бриллиантом. По всем признакам – женское. Никакого обрамления. Камень держался на тонких высоких изящных ножках. Над тонким ободком для пальца… Какой же пальчик его носил? Да уж и королевский бы не побрезговал!
– Феноменальный камень, – сощурившись на него, сказал Андрей. – Каратов за сорок. Таких колец во всем мире не более двух десятков.
– А может, возьмем и золота пару стопочек?
– Не говори глупостей, Миша. Одна стопочка и десяти тысяч долларов не стоит, а кольцо на десять миллионов тянет.
И мертвец вернулся на свое место – сторожить золото на сундуке.
Страшная могила
Миша во второй раз съездил в Вену. А мы без него провели одну безуспешную операцию поиска.
И не просто безуспешную. На этом месте явно кто-то недавно побывал, и это нам очень не понравилось.
Решили, тем не менее, продолжать дальше и обследовать то место под Москвой-рекой, которое значилось под двумя крестами. Волынцев не дал по нему конкретной информации. Сергей Антонович знал только, что группа Брынцалло там сильно возилась.
Спуск надо было производить на очень низкий горизонт. А раз там уже работали чекисты, двигаться надо было осторожно, проверяя минирование.
Три с половиной часа медленного движения… и вот, что-то новое! Пошел вниз под углом каменный ход с отчетливой современной кирпичной кладкой. Потом выровнялся и повернул почти на девяносто градусов.
Еще метров пятьдесят по нему… впереди нечто похожее на грот, отделенный от нас толстыми темными металлическими прутьями. Теперь мы рядом и светим внутрь….
Это могила! Точнее, большое надгробие из белого с покатыми краями мрамора.
О боже! Как в сказке или во сне, хочется ущипнуть себя за руку. Там имя: «Лаврентий Берия»!
Возможно, мы стояли молча минуту или две, возможно гораздо больше…
– Пошли отсюда, – вдруг резко и сухо сказал Андрей.
– Надо потом прийти и сфотографировать, – предложил Анатолий.
– В такие места не ходят дважды! Пошли!
Мы выбрались наружу меньше, чем за час, сели в машину и отправились к Андрею. Все чувствовали себя немного растерянными, а Андрей был мрачен. По-особому, я его таким никогда не видел… И дома, когда мы уселись за стол, чтобы слегка сухим побаловаться, хозяин угрюмо расхаживал, заложив руки за спину по комнате.
А мы, как раз, пораскрывали рты.
– Что же это за могила, братцы? – первым заголосил Миша. – Олег, ты обратил внимание, что там, кроме имени, нет ничего больше, никаких дат?
– Берия вечен… или Берия не умер, так это надо понимать? – спросил Анатолий.
Андрей, продолжая ходить, только недовольно скосил на нас глаза.
– Так, когда он умер, этот сатана? – опять спросил Миша. – Ведь Волынцев в сорок восьмом году на это место указал. Берия был жив и здоров.
– Ре-бя-та! – неожиданно пришло мне в голову. – А что, если под этим надгробием просто бериевские сокровища запрятаны?!
– Элементарно! – сразу же согласился Толя. – Перепилить надо решетку и разобраться. Долбануть ее динамитом, там никто не услышит. – Андрей вдруг порывисто присел за стол и уставился на нас. – Ты что, Андрюш… не согласен?
Он помолчал немного, а потом спросил, как учитель маленьких неразумных детей:
– Вы что, совсем обалдели, а? Вы кого обыграть хотите? Берию?!
– Э-э…
– Вот тебе и э! Разума лишились?
Мы неожиданно протрезвели.
– Действительно, глупость, – согласился я. – Но как ты сам можешь объяснить эту могилу?
– Возможно, она настоящая, вполне возможно.