– А то, что нет даты смерти?
– Да, здесь символ, конечно. Есть и смысл и намек.
– На что намек?
– Да ходили у нас разные слухи… что какая-то сверхличность в стране до восемьдесят четвертого года водилась. Андропов этими слухами очень всегда интересовался.
– Ты имеешь в виду огромные ценности, которыми кто-то ворочал, и за кулисами управлял?
– У-гу. От министра обороны Гречко до министра культуры Фурцевой. У той, кстати, сейчас дети очень безбедно в Голландии проживают. У члена Политбюро Кириленко тоже детки в свое время с большими драгоценностями сбежали. У первого секретаря Грузии Мжаванадзе в семидесятых на десятки миллионов старых камней обнаружили. Всех не перечислишь… Короче, так. Проводим последнюю операцию по камням Яшки Свердлова и закрываем контору!
– Ты же говорил, что полно еще всяких мест, – обидчиво возразил Миша.
– А вы не насосались?! Мы же за семьдесят миллионов перешагнули. И ты, дорогой, на эту операцию не пойдешь.
– Почему?
– Третий раз в Вену скатаешь, челнок. Чтобы здесь у нас ничего не оставалось.Яков Свердлов и ограбление патриаршей ризницы
1918 год. Чуть не сорвалась тогда вся большевистская затея. И сорвалась бы, если б не латышские батальоны, штыками и пулями которых главным образом и осуществлялся красный террор в обеих столицах. Ими же только и удалось подавить антибольшевистское восстание эсеров – людей в общем правильных, защищавших крестьянский и разумный буржуазный интерес. Взрастили прибалты на русской крови крокодилов (в латышских батальонах и эстонцев немало было), а потом стали плакаться, что эти крокодилы и их жрать начали.
Однако рассказ не об их странной логике.
Не желая обидеть влюбленных в Ленина верующих (как пел Высоцкий: «кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса»), сошлюсь лишь на всевозможные цитирования Ленина (а также Троцкого и прочей компании) нашим писателем Солоухиным и историком Евой Штурман. Словами самих указанных революционеров ясно сказано: «На Россию нам наплевать, это лишь хворост для мировой революции». Психически больные с садистским комплексом. Хотя, конечно, любили детей.
Себя тоже очень любили. Поскольку мировую революцию делать – желающих мало. Беречь их, стало быть, надо.
В 1918 году положение сложилось критическое. И на повестке дня стоял вопрос о подготовке побега партийной элиты. В Швейцарию, разумеется. Подготовке Ленин уделял большое внимание и поручил ее Якову Свердлову. Тот, между прочим, не умер вдруг, в начале девятнадцатого от туберкулеза, а был избит в Брянске рабочими на митинге на одном из заводов и позже от этого скончался. Но это позже. А пока, бывший часовых дел подмастерье Яков Свердлов занимался концентрацией ценностей, готовя казну для побега.
В этом же самом 1918 году была ограблена патриаршая ризница в Москве. Камни там были огромной ценности.
Очень темное дело. Якобы уголовники.
Вся недавно образованная милиция была поставлена на ноги. И нашли. И вернули церкви.
Только, что касается самых ценных камней, вернули не их, а стразы. То есть точные фальшивые копии.
Ну, какой же дурак, готовясь к побегу, вернет настоящие, да еще той самой церкви, которую большевики на дух не переносили и ограбили потом вообще подчистую?
Психи – совсем не дураки. Там, где касается их личного интереса.
Свердлов осуществлял свою алмазную деятельность практически бесконтрольно. Ленин ближайшего соратника не проверял, а больше – было некому.
Вот после его неожиданной смерти и выяснилось, что камушков-то не хватает. Тех, как раз, самых лучших, из патриаршей ризницы. Восемь камней, от двадцати двух до тридцати шести карат.
Сгинули!
А куда именно делись?
Волынцев с Сергеем Антоновичем долго в этой истории разбирались.
Выяснили, в конце концов, что был один интересный ампирный особнячок в районе Котельнической, который Свердлов по-тихому отбомбил для какой-то своей госструктурки с лохматым названием, одно сокращение которого занимало полстрочки – «Росглавпомком…» и чего-то такое. И сидела там честная компания вроде зятя, шурина, брата шурина и т. д. Яши Свердлова. Гавриила Попова только что не было. В общем, свой дом – родная крыша.
Под этой крышей синекурой занимались и пайки революционные ели. Вроде бы ничего подозрительного – как и везде. Однако же после смерти Свердлова железный Феликс там, почему-то, обыск сделал. Но, судя по всему, ничего не нашел. Волынцев полагал – потому что искал в здании, подвалах, а не в находящихся внизу подземельях.
В наше время ампирный особняк освоила уже какая-то очень крутая структура. «Какое-то СП», – легкомысленно решили мы, и очень дорого за это легкомыслие поплатились.
Миша отправился в Вену. Мы, через свои ходы из высотки, с утра на работу.
История не фарс, а всегда трагедия
Структура ходов в районе особняка была очень хорошо видна на карте, и мы уже отчасти адаптировались к подземельям. Чувствовали себя там чуть беззаботней.
Нельзя этого делать.
Меньше чем через час мы оказались в нужной зоне.
Поиск, естественно, нужно начинать непосредственно под домом, расширяя понемногу радиус. И мы, находясь уже рядом, сделали очередной поворот.
Свет резко ударил нам в лицо!
А в нашем свете шагах в двадцати стояли два автоматчика… с направленными на нас стволами.
– Руки за головы!! Не двигаться!!
– Московская служба подземных сооружений! – быстро отреагировал Андрей. – У нас нет оружия, опустите, пожалуйста, свои автоматы и объясните, кто вы такие.
– Сейчас мы все тебе объясним, собака! – один автоматчик кивнул другому. – Быстро наверх за помощью! Мы вас давно дожидаемся!
Я стоял, касаясь плечом угла прохода, и уже получил толчок от Андрея: «Надо бежать!»
– Немедленно опустите оружие! – раздался его голос – Вы ответите за превышение полномочий! Ага, очень хорошо, вот и ваше начальство, – он посмотрел за плечо автоматчика, где никого еще не было.
Я понял эту скрытую нам команду и в один шаг оказался за поворотом. Рядом уже Андрей! Уйти теперь можно в этих катакомбах почти мгновенно!
Толя! Он ударился плечом об выступ, и его отбросило назад!.. То-ля!!
Я не слышал выстрелов, я видел, как его тело рвется и разлетается на клочья…
Я это вижу до сих пор.
………………………………………………………………………..
Мы выехали на набережную и где-то остановились.
И Андрей на какое-то время буквально сошел с ума. Его колотило так, будто страшная сила рвалась у него изнутри. Он бил руками по баранке, бил по боковому и ветровому стеклу и ничего не видел широко открытыми глазами, красными и мокрыми от бешеных слез. Не видел меня, бился и вырывался…
– Я всех их убью!! Всех!! Всех!! Я разнесу это гнездо на кирпичики!! Я их… – он захлебывался и калечил панель машины.
Минут через десять мне удалось переместить его с рулевого сиденья и двинуть автомобиль. Он рядом затихал уже ненадолго, потом снова начинал хрипеть, оскаля зубы, и страшная пенистая слюна капала с его подбородка.
………………………………………………………………….
Дома он не был вменяем.
Я принял странное, но оказавшееся потом абсолютно верным решение, вызвал врача-нарколога. Правильное, потому что они выводят человека после алкогольного кризиса через сон.
Тридцать шесть часов сна…
А я в нем не очень нуждался – один стресс выбил другой.
Сон вылечил Андрея, сделал его прежним – собранным, четким. Не совсем прежним. Жизнь – это память. И память Андрея никуда не ушла. Она, взбунтовавшись, соединилась с его тонким умом и волей, соединилась с тем, чтобы не бить по стеклу и железу, а наносить точно выверенные удары по тем, а вернее, всему тому, что он люто и окончательно возненавидел.
За два месяца до гибели под Цюрихом, в телефонном со мной разговоре он довольно спросил: – Читал в газетах, какой я этим мразям в очередной раз сюрприз преподнес?
Преподнес он им слишком много.
Как отличный специалист по ценностям и художественным шедеврам, провалил несколько попыток аукционной их реализации. Делал это через явные или анонимные сообщения в прессу. В том числе, сорвал продажу тех самых камней из патриаршей ризницы. Выпустил собственный каталог ценностей, которые могут быть представлены по российским каналам к продаже, и рассылал его крупным частным коллекционерам с указанием, в какие скандалы они могут попасть.
На мои или Мишины попытки его угомонить либо вообще не отвечал, либо скрипел зубами в телефон: «Не-на-вижу!»
Не пользовался охраной, ездил по всей Европе на автомобиле. А к мести начал готовиться сразу тогда, после своего сна… но другие события опередили.
На третий день после гибели Толи меня в редакционном коридоре тихо окликнул какой-то тип в очках, кепке и старом потертом летнем плаще.
– Тихо, Олег, это я. Где можно поговорить?
Закоулков у нас очень много.
– Олег, они опознали тело, вычислили Толю.
– Кто они?
– Коржаковцы. Это его система. Действуют очень оперативно. Сегодня утром меня вызвали из отпуска на работу. Слежки от подъезда не было пока, но ясно – они вышли на нас. На работе я, конечно, не был. Могут сразу арестовать. Нужно уходить.
– Когда?
– Прямо сейчас. Вечером будем на Украине.
– А… Миша завтра должен вернуться…
– Не вернется, я уже позвонил ему от соседей в Вену.
– А его и моя семья?
– Не посмеют сразу тронуть, соплей не хватит. Но мой верный человек предупредит их сегодня вечером, чтобы завтра же выехали разными концами в Прибалтику. Жена Анатолия уже в курсе. Все, Олег, оставь на подоконнике эти глупые твои бумажки.Над Канадой серое ноябрьское небо. Без дождей. Дожди в Москве. Я видел эти обычные наши дожди вчера по телевизору, когда приехавшие оттуда тележурналисты показывали фильм о московских улицах, нищих и бомжах.
Пожилой полуоборванный мужик пел под старый аккордеон осипшим алкогольным голосом про Москву-златоглавую, собирая себе то ли на хлеб, то ли на чекушку водки… «Конфетки-бараночки!» – выводил он, стоя на месте, под которым находятся неизученные еще никем подвалы бывшего дома известного дворянина и невероятно богатого ростовщика Александра Раевского, на Чистопрудном Бульваре.