ѣта, по хлопчатой бумагѣ, съ шелковымъ или золотымъ галуномъ. Стряпчіе вообще прислуживали Государю, принимали, когда было нужно, посохъ, шапку и друг. На малыхъ выходахъ они выносили только полотенцо (платокъ) и подножье, теплое или холодное, смотря по времени года.
Порядокъ царскихъ богомольныхъ выходовъ не всегда былъ одинаковъ и измѣнялся сообразно празднеству или особому торжеству, на которомъ присутствовалъ Государь.
Но ни одинъ праздничный царскій выходъ не отправлялся съ такимъ торжествомъ и великолѣпіемъ, какъ выходъ въ день Богоявленія. Въ этотъ день Государь являлся народу въ полномъ блескѣ своего сана, со всѣмъ великолѣпіемъ и пышностью, которыя во многомъ напоминали обычаи Востока. Стеченіе народа въ этотъ день было необыкновенное: со всего государства съѣзжались въ Москву, чтобъ видѣть торжественный обрядъ освященія воды, совершавшійся патріархомъ на Москвѣ-рѣкѣ. Число народа простиралось иногда до трехъ и до четыхъ сотъ тысячъ— изъ этого видно, какъ велико было торжество дня Богоявленія и какое значеніе оно имѣло для русскаго народа, еще въ глубокой древности назвавшаго этотъ день водокрестiемъ, водокрещами.
Къ этому времени Кремлевская площадь у царскаго двора, покрывалась вся сплошною толпою; оставался только свободный проходъ отъ Успенскаго собора и до самой Москвы-рѣки, гдѣ находилась іордань. Строй стрѣльцовъ въ цвѣтномъ служиломъ платьѣ, съ знаменами и барабанами, со всѣмъ ратнымъ строемъ, пролагалъ двумя линіями широкую дорогу для крестнаго царскаго хода. Торжественное шествіе направлялось отъ Успенскаго собора, между Иваномъ-Великимъ и Архангельскимъ соборомъ, въ ворота подъ церковью Черниговскихъ Чудотворцевъ, которая находилась на мѣстѣ теперешняго плацъ-парада, на краю кремлевской горы. Далѣе шествіе направлялось къ Тайницкимъ воротамъ, противъ которыхъ устроивалась на Москвѣ-рѣкѣ іордань и особыя мѣста для царя и патріарха. По всему этому пути, какъ упомянуто, стояли ратнымъ строемъ стрѣльцы— а на площади между Ивановскою колокольнею, Чудовымъ монастыремъ и церковью Черниговскихъ Чудотворцевъ, ставились иногда большія голландскія полковыя нищали (пушки), огражденныя рѣшетками рѣзными, точеными и расписанными разными красками. При пушкахъ стоялъ пушкарскій чипъ съ знаменами во всемъ парадѣ, и въ цвѣтномъ платьѣ.
Часу въ 4-мъ дня, или, по нашему счету, въ 12-мъ утра, въ то время, какъ патріархъ въ Успенскомъ соборѣ полагалъ начало службы, звонъ колоколовъ на Иванѣ-Великомъ возвѣщалъ народу, что государь началъ шествіе изъ своихъ комнатъ. Государь выходилъ въ соборъ, обыкновенно въ сопровожденіи бояръ и прочихъ сановниковъ, по Красному Крыльцу. При его появленіи народъ, увидѣвъ пресвѣтлыя очи царскія, билъ челомъ. Государь шелъ тихо, въ обыкновенномъ выходномъ платьѣ, опираясь на посохъ индѣйскаго дерева. Иногда случалось что онъ выходилъ въ болъшомъ царскомъ нарядѣ. Но обыкновенно царское платье большаго наряда онъ надѣвалъ всегда въ соборѣ, въ придѣлѣ Димитрія Солунскаго.
Войдя въ соборъ и возложивъ на себя въ этомъ придѣлѣ царскій санъ, государь, при пѣніи многолѣтія, молился св. иконамъ и св. мощамъ, и потомъ принималъ у патріарха благословеніе.
Между тѣмъ звонъ колоколовъ на Иванѣ-Великомъ продолжался и прекращался только въ то время, какъ царь вступалъ на свое мѣсто.
Въ соборъ за государемъ входили только одни высшіе чины: бояре, окольничіе, думные и ближніе люди; прочіе же, начиная съ стольниковъ, останавливались на рундукѣ или помостѣ отъ Успенскаго собора до Архангельскаго, по обѣ стороны, по чинамъ, младшіе ниже старшихъ. Когда изъ западныхъ вратъ собора начинался крестный ходъ, царь выходилъ и останавливался въ южныхъ вратахъ. Патріархъ, проходя мимо, осѣнялъ его Животворящимъ Крестомъ, а духовныя власти отдавали ему по два поклона.
Торжественное шествіе открывали стрѣльцы въ числѣ 400 или 600 челов., иногда и болѣе, выборные изъ стремяннаго и другихъ полковъ, по 200 челов. отъ каждаго. Они были въ цвѣтномъ лучшемъ платьѣ и шли по четыре человѣка въ рядъ, одни съ золочеными пищалями и винтовыми, ложи коихъ украшены были перламутровыми раковинами— другіе съ золочеными копьями и, наконецъ, третьи съ нарядными золочеными протазанами (родъ алебарды), у которыхъ ратовища или древки были обтянуты желтымъ или червчатымъ атласомъ, съ золотымъ галуномъ, и украшены шелковыми кистями. Кромѣ того, здѣсь же шли два пятидесятника съ обоюдными стальными топорами (алебардами), на древкахъ изъ чернаго дерева, украшенныхъ серебряными кистями. За этимъ блестящимъ отрядомъ стрѣльцовъ слѣдовалъ крестный ходъ, замыкавшійся шествіемъ патріарха. Здѣсь въ преднесеніи хоругвей, крестовъ и св. иконъ, шли митрополиты, архіепископы, епископы, архимандриты, игумены, соборяне и весь священный чинъ, по степенямъ, младшіе впереди, всѣ въ богатѣйшемъ облаченіи. Однихъ приходскихъ священниковъ бывало до трехсотъ и дьяконовъ до двухсотъ.
Вслѣдъ за тѣмъ, шествіе государя открывалось нижними чинами, по три человѣка въ рядъ. Впереди шли дьяки разныхъ приказовъ и всѣ тѣ чиновники, которые были въ бархатныхъ кафтанахъ; за ними дворяне, стряпчіе, стольники — въ золотахъ, т. е. въ золотыхъ кафтанахъ; далѣе, ближніе люди, думные дьяки и окольничіе въ богатыхъ шубахъ. Всѣ же тѣ, которые не имѣли такихъ богатыхъ кафтановъ, а были въ объяринныхъ или суконныхъ, отпускались на іордань прежде шествія государя, для того, чтобы обыкновенными нарядами не нарушить общаго блеска и великолѣпія.
Вслѣдъ шелъ постельничій съ царскою стряпнею. Впереди его человѣкъ двѣнадцать стряпчихъ несли государево платье, которое царь перемѣнялъ обыкновенно на іордани. Одинъ несъ посохъ, другой — шапку, третій — зипунъ, четвертый — кафтанъ, пятый — шубу, и т. дал. Кромѣ этого перемѣннаго платья, трое стряпчихъ несли на іордань царское полотенцо, подножіе и стулъ или собственно кресла, и иногда, во время непогоды, солнечникъ или балдахинъ.
Государь шествовалъ въ большомъ царскомъ нарядѣ. Сверхъ зипуна и богатѣйшаго становаго кафтана, на немъ было царское платно, изъ дорогой золотной матеріи, съ жемчужнымъ кружевомъ, усыпаннымъ драгоцѣнными каменьями. Впослѣдствіи, особенно при царѣѲедорѣ, эту одежду стали именовать порфирою. Царскій вѣнецъ, называвшійся по соболиной опушкѣ, царскою шапкою, блестѣлъ драгоцѣнными каменьями: алмазами, изумрудами, яхонтами. Плечи государя покрывала богатая діадима, именуемая обыкновенно въ чинѣ царскаго вѣнчанія бармами; на груди на золотой цѣпи былъ Наперсный крестъ — «Животворящее древо», а иногда золотой крестъ съ Спасовою Ризою. Въ правой рукѣ государя былъ жезлъ, богато украшенный золотомъ и каменьями. Наконецъ бархатные или сафьянные башмаки государя были также богато унизаны жемчугомъ. Государя обыкновенно поддерживали двое стольниковъ, изъ ближнихъ людей. Около шли бояре и думные дворяне въ богатѣйшихъ шубахъ, въ высокихъ горлатныхъ шапкахъ. За ними шелъ окольничій, а по обѣ стороны царскаго пути шли стрѣлецкіе полковники въ бархатныхъ и объяринныхъ ферезяхъ и въ турскихъ кафтанахъ— они оберегали государское шествіе «отъ утѣсненія нижнихъ чиновъ людей». Потомъ слѣдовали гости въ золотыхъ кафтанахъ и наконецъ приказные и иныхъ чиновъ люди и народъ. Подлѣ всего этого шествія, съ обѣихъ сторонъ шло 150 или 200 челов. стрѣльцовъ, стремяннаго полку, «въ одинъ человѣкъ» въ цвѣтныхъ кафтанахъ, сто съ золочеными пищалями и пятьдесятъ или сто съ батожками, прутьями. При возвращеніи съ іордани, государь обыкновенно ѣхалъ въ саняхъ— для этого вслѣдъ за шествіемъ ѣхали большія государевы нарядныя сани, впереди которыхъ шли дьяки и стремянные конюхи въ цвѣтныхъ бархатныхъ, объяринныхъ, камчатныхъ и суконныхъ кафтанахъ.
На Москвѣ-рѣкѣ, куда тихо и торжественно слѣдовало это шествіе, предъ Тайницкими воротами, надъ мѣстомъ, гдѣ должно было совершиться дѣйство погруженія въ воду честнаго креста, устроена была красивая іорданская сѣнь, поддерживаемая четырьмя колоннами съ карнизомъ, расписаннымъ красками, серебромъ и золотомъ, и украшенная золоченымъ же крестомъ на верху. По угламъ были изображены 4 евангелиста, а внутри апостолы и другіе святые, а также и Крещеніе Спасителя. Кромѣ того, вся іордань была богато украшена шелковыми и жестяными раскрашенными цвѣтами, зелеными листьями и даже птицами, вырѣзанными изъ мѣдныхъ листовъ и раскрашенными также красками.
Подлѣ іордани стояли особыя мѣста для царя и патріарха. Царское мѣсто, поставляемое на іордани шатерничимъ, было въ видѣ небольшаго круглаго храма съ пятью главами, сдѣланными изъ слюды и украшенными золочеными крестами. Внутри это мѣсто задергивалось вокругъ суконнымъ и тафтянымъ занавѣсомъ. Все пространство около іорданяой сѣни и царскаго и патріаршаго мѣстъ, огороженное рѣзною рѣшеткою, устлано было краснымъ сукномъ. Кромѣ рѣшетки, іордань ограждена была еще двумя балюстрадами, покрытыми краснымъ сукномъ. Когда процессія приходила на іордань, и государь съ патріархомъ вступали на свои мѣста, — по сторонамъ іордани становилось обыкновенно духовенство, а подлѣ царскаго мѣста бояре и прочіе высшіе чины. За рѣшеткою помѣщались стольники, стряпчіе, дворяне, дьяки, солдатскаго строю генералы, стрѣлецкіе полковники, и всѣ, которые были въ золотыхъ кафтанахъ, за первымъ балюстрадомъ стояли тѣ, у которыхъ не было такихъ кафтановъ, а далѣе служилые и приказные люди нижнихъ чиновъ. Все пространство по Москвѣ-рѣкѣ, между Каменнымъ и Москворѣцкимъ мостами, было занято стрѣлецкими полками, въ цвѣтномъ парадномъ платьѣ, съ знаменами, съ барабанами и съ оружіемъ. На тайницкой башнѣ, въ виду всего войска, становился капитанъ, или ротмистръ, съ ясачнымъ знаменемъ, которымъ давалъ знакъ войску, чтобы бить въ барабаны, дѣлать честь празднеству и т. п. По берегамъ рѣки тѣснился густыми толпами народъ.
Совершеніе обряда освященія воды происходило слѣдующимъ образомъ. Сначала духовныя власти и соборяне подходили къ государю и патріарху, по степенямъ, по двое въ рядъ, и кланялись. Потомъ патріархъ раздавалъ всѣмъ свѣчи, начиная съ государя, и совершалъ дѣйство по чину. Въ то время, какъ онъ погружалъ въ воду Животворящій крестъ, начальные люди вс