Генерал армии Жуков вступил в командование Западным фронтом 10 октября в 18.00. Он делал все от него зависящее, чтобы стабилизировать линию фронта и если не остановить, то замедлить продвижение фашистской железной машины на восток.
Дача Старчака
Генерал-лейтенант И. Лисов, кандидат исторических наук, мастер спорта, рассказал:
— Свой тысячный прыжок с парашютом (по тем временам это был спортивный подвиг) капитан Иван Григорьевич Старчак, начальник парашютно-десантной службы Белорусского военного округа, совершил 21 июня 1941 года. Уже перед самой землей сильным порывом ветра его вынесло за кромку аэродрома. В результате — тяжелая травма. Хирург окружного госпиталя обещал выписать капитана через месяц-полтора.
А назавтра началась война. Она застала Старчака на госпитальной койке. Фашисты бомбили Минск. Ночью от пожаров было светло как днем. В одну из таких ночей госпиталь эвакуировали…
Старчак нашел штаб… Спрятав костыли, прихрамывая, он бодро представился старшему и получил назначение — начальник парашютно-десантной службы Западного фронта. В те дни под Юхновом создавалась специальная база — "дача Старчака", как условно стали её называть. Сюда направлялись бывшие воспитанники капитана — десантники, спортсмены-парашютисты, молодые парни с путевками ЦК ВЛКСМ…
За июль, август и сентябрь капитан Стар-чак выполнил тридцать полетов во вражеский тыл, сопровождая десантников — разведчиков и радистов. Утром четвертого октября, вернувшись из очередного полета, капитан узнал, что авиационный полк, который обеспечивал их подготовку и проведение операций, срочно перебазировался на другой аэродром. Из Юхнова уходили жители…
Старчак мог, конечно, приказать отряду отправиться на новую базу авиаполка, никто бы его не осудил. Но враг стремился к Медыни, Малоярославцу, Подольску — на Москву! Дорога к столице открыта, наших войск поблизости нет.
И коммунист Старчак принял решение. Указав на сорванный с километрового столба лист жести с цифрой "205", он обратился к десантникам:
— Это расстояние до Москвы. Сегодня мы — передовой отряд Красной Армии на этом направлении. И защищать Москву будем здесь, на восточном берегу Угры.
На рассвете 5 октября десантники вступили в бой. Из-за поворота дороги появились гитлеровские мотоциклисты в сопровождении бронемашин, затем подошли два танка и машины с пехотой. Парашютисты подпустили их к самому берегу и, открыв ураганный огонь, заставили отступить… Используя передышку, ночью десантники глубже зарылись в землю, минировали берега реки, обочины дороги за мостом.
Ровно в 14.00 следующего дня на отряд обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Казалось, ничего живого не осталось на "десантном пятачке", но когда вражеская пехота при поддержке танков подымалась в атаку, ее встречал сильный, организованный огонь. И все повторялось снова…
Десантники продолжали вести тяжелые бои. Они не уходили от Варшавского шоссе, постоянно меняли позиции, били по врагу с флангов, совершали дерзкие, ночные налеты. На четвертый день к ним присоединился отряд подольских курсантов…
Маршал Г. К. Жуков, отмечая разумную инициативу, проявленную капитаном И. Старчаком, и оценивая боевую работу его отряда, поддержанного курсантами подольских военных училищ под командованием старшего лейтенанта Л. Мамчика и капитана Я. Россикова, писал:
"В результате пятидневных ожесточенных боев не многие остались в живых, но своим героическим самопожертвованием они сорвали план быстрого захвата Малоярославца и помогли нашим войскам выиграть необходимое время для организации обороны на подступах к Москве"…
На юго-западной окраине Юхнова у развилки шоссейной дороги стоит монумент в честь освободителей города от немецко-фашистских захватчиков. Это и в память героев-парашютистов, стоявших насмерть у отметки "205" на Варшавском шоссе. Ныне одна из улиц города называется Десантной. Заслуженный мастер спорта полковник в отставке Иван Григорьевич Старчак стал почетным гражданином города Юхнова.
"Заступили мы на пост 4 октября на 205-м километре, — вспоминал Старчак, — а сменились 9 октября на 180-м километре от Москвы… Уже после войны мне удалось познакомиться с архивным документом, в котором были строки и о нашем отряде. Вот они:
"В октябре 1941 года под Юхновом 430 человек, отобранных из батальона для подготовки десантников, под командованием майора Старчака в течение четырех дней сдерживали наступление немецких войск, рвавшихся к Москве. Из состава отряда погиб 401 человек. Но отряд не отступил и дал возможность подтянуть резервы и остановить врага".
Далее говорилось, что уцелевшие двадцать девять человек представлены к ордену Красного Знамени. Тут я должен внести некоторые уточнения. Да, в день составления политдонесений нас действительно было всего двадцать девять человек. Однако позже в отряд пришли еще около тридцати бойцов из числа тех, кого мы считали погибшими или пропавшими без вести. И продвижение противника мы задержали не на четыре, а на пять дней".
По мнению члена Военного совета Московской зоны обороны К. Ф. Телегина, "самым опасным моментом в боях за Москву были дни 5 и 6 октября, когда немецкие части двинулись на Юхнов и Малоярославец".
После девяти месяцев госпиталя Иван Григорьевич Старчак в середине июля 1942 года вновь поднялся в воздух и совершил свой 1045-й прыжок с парашютом.
Храбрый командир был дважды награжден орденами Ленина и орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды и медалью "Партизану Отечественной войны" I степени.
Тревожный звонок
5 октября в десятом часу утра генерала К. Ф. Телегина насторожил звонок из Малярославецкого укрепленного района. Дежурный сообщал, что по дороге к Юхнову отступают беженцы и воинские обозы, противник непрерывно бомбит. Однако никаких сигналов от постов наблюдения не было. Облет зоны разведчиками в 8 утра также новостей не принес. Может быть, тревожные события произошли в последние полтора часа? Генерал Телегин приказал повторно направить самолеты для разведки.
Около полудня Телегин услышал взволнованный голос командующего военно-воздушными силами Московского округа Н. А. Сбытова:
— Летчики обнаружили движение немецких танков из Спас-Деменска на Юхнов.
"Сбытое буквально влетел в кабинет, — вспоминал К. Ф. Телегин. — Лицо его выражало глубокое волнение. Полковник подтвердил, что обнаружена колонна танков и мотопехоты противника протяженностью до 25 километров; летчики прошли над ней на небольшой высоте, ясно видели кресты на танках и были обстреляны из зенитных пулеметов и малокалиберной артиллерией.
— Кто летал? Надежные люди? Действительно снижались до малой высоты? Не приняли за противника наши части?
Сбытов, как мне показалось, даже несколько обиделся, но взял себя в руки и твердо, подчеркнуто решительно заявил:
— Нет! Разведку выполняли опытные летчики 120-го истребительного полка Дружков и Серов, люди мужественные. Я им верю.
…Сообщение было слишком неожиданным, почти невероятным и имеющим чрезвычайно важное значение не только для судьбы Москвы, но и для всей Родины. И я высказал Николаю Александровичу свои сомнения.
Но Сбытов столь же твердо стоял на своем".
Телегин еще раз запросил Генеральный штаб о положении в этот час на фронте. Слишком спокойный голос дежурного генерала вызвал подсознательную тревогу. Телегин позвонил маршалу Б. М. Шапошникову. Произвели повторную разведку, послали лучших летчиков. Пусть снизятся до бреющего полета, "утюжат воздух" сколько понадобится, но точно выяснят, что это за колонна и куда движется. Томительные минуты ожидания.
"Наконец около четырнадцати часов Сбытов быстро вошел в кабинет и доложил:
— Летало три боевых экипажа, прошли над колоннами бреющим полетом под сильным зенитным огнем, имеют пробоины. При снижении самолетов пехота выскакивала из машин и укрывалась в кюветах. Голова танковой колонны в 15–20 километрах от Юхнова…"
Снова Телегин позвонил в Генштаб, там с неудовольствием, сухо подтвердили свою неосведомленность. Снова поднялись в воздух разведчики, снова прошли над колонной, их обстреляли, они ответно сбросили бомбы и вернулись на аэродром. Около 15 часов Сбытое доложил, что данные подтвердились. Летчики были обстреляны, есть раненые… Обо всем этом Телегин доложил в Генеральный штаб…
"Через несколько минут зазвонил телефон, и хорошо знакомый, низкий, немного сипловатый голос:
— Телегин?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Вы только что докладывали Шапошникову о прорыве немцев в Юхнов?
— Да, я, товарищ Сталин.
— Откуда у вас эти сведения? И можно ли им доверять?
— Сведения доставлены лучшими боевыми летчиками, дважды перепроверены и достоверны.
— Что предприняли?
Подробно доложил о подъеме по боевой тревоге подольских училищ, о боевой готовности Военно-политического училища и Академии имени В. И. Ленина, о других мерах.
Сталин внимательно выслушал, одобрил…
— Действуйте решительно, собирайте все, что есть годного для боя… Во что бы то ни стало задержать противника на 5–7 дней на рубеже можайской линии обороны. За это время мы подведем резервы Ставки…"
Несколько позже раздался звонок, звонил Берия. Он резко спросил Телегина, откуда получены эти сведения и кто их сообщил…
"…Последовало такое же резкое, заставившее задребезжать мембрану:
— Слушайте, что вы там принимаете на веру всякую чепуху? Вы, видимо, пользуетесь информацией паникеров и провокаторов…"
В тот же день начальник Особого отдела Красной Армии Абакумов приказал Сбытову немедленно явиться к нему.
"Когда я вошел в кабинет к Абакумову, — рассказывал Сбытое, — он резко бросил мне:
— Откуда вы взяли, что к Юхнову идут немецкие танки?
— Это установлено авиационной разведкой и дважды перепроверено.
— Предъявите фотоснимки.
— Летали истребители, на которых нет фотоаппаратов. Но на самолетах есть пробоины, полученные от вражеских зениток. Летчики отчетливо видели кресты на танках.