Москва. Близко к сердцу — страница 18 из 62

— Останови врага и бей его до тех пор, пока он не захлебнется в своей крови!

— Бей врага, и пусть ненависть к нему удесятерит твои силы!

— Бей врага, и пусть любовь к Родине удесятерит твое мужество!" [1]

В те дни на Бородинском поле могли бы заново прозвучать лермонтовские строки: "Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой…" Конечно, ржания, предсмертного хрипа и храпа коней не слыхать было; кирасиры, драгуны, уланы и гусары не рубились на этом поле. Но сейчас к оглушительной канонаде добавился грохот танков, а все заглушал протяжный вой "Мессершмиттов-110" и "Юнксрсов-87". Они пикировали на позиции пехотинцев, артиллеристов безнаказанно, управы на них пс было.

Вражеские танки прорвались на командный пункт 5-й армии. Понесла потерн и без того малочисленная танковая бригада Орленко; комбриг погиб, отбивая атаку.

Обстановка стала критической, дело дошло до того, что командарм Лелюшенко и старшие штабные офицеры приняли под свою команду комендантский взвод. Швыряли гранаты и связки гранат, бутылки с горючей смесью, стреляли из винтовок, сожалея, что мало автоматов. Один немецкий танк дополз до окопа, где находился командарм, тот был тяжело ранен. И вскоре генерал-майор Говоров сменил Лелюшенко.

Немцам вновь удалось захватить станцию Бородино, они прорвались на автостраду, отрезали и окружили командный пункт 17-го полка. Группа командиров и бойцов с боем пробилась из окружения. Их вел геройский комиссар дивизии Мартынов. "Немногие вернулись с поля", но клятву верности сдержали, продолжали самоотверженно биться с врагом и в окружении.

Сдержал клятву верности и красноармеец Алексеев. В кармане убитого нашли письмо комиссару:

"Если мне суждено умереть в бою, я умру без страха. Погибнуть за великий русский народ не жалко, не для того ли я давал присягу Отчизне. Знай, партия, что я не отступил в бою ни на шаг и шел только вперед. Дела мои строго проверьте, и если найдете их достойными, прошу считать меня коммунистом". А возможна ли более строгая проверка, чем та, которую прошел на поле боя красноармеец Алексеев, оставивший нам в наследство предсмертное письмо?

Только по приказу командарма Говорова дивизия Полосухина оставила Бородинское поле, отошла за Москву-реку и заняла новый рубеж.

Вражеским танкам и мотопехоте удалось обойти Можайск с севера и с юга, утром 18 октября мы оставляли город.

Штабной "козлик" отошел от здания Дома культуры, перегруженный сверх меры железными ящиками с секретными, партийными документами, свертками карт и другим штабным имуществом. Руководил эвакуацией бригадный комиссар Абрамов, начальник политотдела 5-й армии.

В полнеба стояло облако дыма над станцией, горела нефтебаза. По шоссе уходили санитарные машины. Те, кто мог, стояли на ступеньках, держась за дверцы шоферской кабины, в кузовах лежали тяжелораненые.

Последними из Можайска уходили зенитчики, отряд милиционеров — истребителей танков, группа мотоциклистов в синих комбинезонах из полка Танасчишина и комендантская охрана армейского штаба.

Восемьдесят четыре километра отделяло фашистов от Кремля в субботу 18 октября, фашистам казалось, что до Москвы — рукой подать…

От советского информбюро

Вечернее сообщение 16 октября: "В течение 16 октября шли бои на всем фронте, особенно ожесточенные на Западном направлении фронта. В ходе боев на Западном направлении обе стороны несут тяжелые потери.

16 октября

Только в грозные минуты опасности проявляется самоотверженность и подлинная сила любви, познается ее прочность. Только любовь преданная, готовая на самые большие жертвы, выдерживает испытания в беде и несчастьях…

Еще не прошло двух суток, как генерал Жуков вступил в командование Западным фронтом. Еще не сосредоточились наши силы на Можайском рубеже и не было уверенности, что именно там мы выдержим удар бронированного кулака, которым Гитлер замахивался на Москву.

Генеральная задача — мобилизовать все силы для защиты можайского рубежа, для создания Московской зоны обороны.

При обсуждении этого вопроса прозвучал чей-то голос сомнения — хватит ли у Москвы новых сил после летнего формирования пятнадцати дивизий народного ополчения?

— Как это нет сил? — возразил Щербаков. — А наш московский рабочий класс, коммунисты, комсомольцы? Силы будут. Завтра мы поставим этот вопрос на партактиве. Будем формировать в каждом районе роты и батальоны, шире развернем обучение пулеметчиков, гранатометчиков, истребителей танков, снайперов. Москва еще может дать десятки тысяч первоклассных бойцов, а если потребуется, то защищать свою родную столицу будут все от малого до старого…

Пасмурное, сырое утро 13 октября. Просторный зал клуба НКВД переполнен. Ровно в полдень на трибуну поднялся руководитель московских коммунистов А. С. Щербаков.

В этот час на Бородинское поле выдвигалась танковая колонна противника. В ложбинке, где на закрытой позиции стояли орудия старшего лейтенанта Нечаева, танков не было видно. Но комдив Полосухин со своего наблюдательного пункта вблизи бывшего Шевардинского редута и Багратионовых флешей видел танки с белыми крестами.

До Москвы оставалась сотня километров…

Актив Московской партийной организации заслушал доклад секретаря ЦК, МК и МГК ВКП(б) товарища Щербакова "О текущем моменте" и подчеркнул "возросшую угрозу для страны в целом и особенно для столицы Советского Союза, для Москвы. Перед лицом этой возросшей опасности партийный актив считает необходимым мобилизовать всю Московскую партийную организацию, всех коммунистов, комсомольцев и всех трудящихся Москвы на отпор немецко-фашистским захватчикам, на защиту Москвы, на организацию победы".


Уже вечером 13 октября приступил к действиям городской штаб новых воинских формировании. Во всех районах Москвы создавались коммунистические истребительные батальоны. Они пополнялись коммунистами и комсомольцами близлежащих городов и поселков Московской области.

Одна из черт октябрьского призыва добровольцев в Красную Армию — увеличилось число женщин, настоятельно просивших, требовавших зачислить их в армию. Расширился перечень военных специальностей, которыми овладевали женщины. Помимо радисток, телефонисток, регулировщиц, зенитчиц, санинструкторов молодые женщины выражали готовность воевать снайперами, пулеметчицами, наконец, рядовыми стрелками. Только в 3-й коммунистической дивизии насчитывалось 500 женщин-воинов.

Не меркнет в памяти подвиг Анны Федоровны Жидковой. До войны доцент кафедры философии Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б), кандидат философских наук Жидкова добилась зачисления в дивизию:

— Теперь у нас одна философия — бить нещадно врага…

Старший политрук Жидкова в качестве инструктора политотдела или медсестры все время была в 371-м стрелковом полку на передовых позициях. Вскоре она стала опытной пулеметчицей. В бою за деревню Павлово была смертельно ранена пулеметчица Дуся Бондаренко. Жидкова легла за ее "максим", успела жестоко отплатить за Бондаренко, помогла решению боевой задачи, но сама погибла…

Московская зона обороны опиралась на три рубежа: по Окружной железной дороге, по Садовому кольцу, Бульварному и Москве-реке с юга. Огневые точки для борьбы с танками или возхможными десантами противника размещались в полуподвалах, цокольных этажах домов, в окнах, на балконах и на чердаках. Около сорока боевых дружин, вооруженных гранатами и бутылками, готовы были встретить противника на ближних подступах к Москве.

Все новые и новые батальоны и отряды формировала столица, партийная прослойка в них была очень высокой. За первые шесть месяцев войны из Москвы на фронт по призыву и добровольцами ушли более 100 тысяч коммунистов и 260 тысяч комсомольцев.

А на подмосковных оборонительных рубежах настойчиво, самоотверженно продолжали трудиться сотни тысяч москвичей, преимущественно женщины. Впрочем, там можно было найти семейные "расчеты" землекопов, профессоров с их студентами, футбольные команды "старичков", седобородых ветеранов с внуками. Попросил зачислить его в коммунистический батальон Николай Ильич Подвойский. Да, тот самый первый народный комиссар Советской Республики по военным и морским делам. В истребители танков Н. И. Подвойского, само собой разумеется, не зачислили, но, несмотря на седьмой десяток, поручили ему возглавить седьмой участок оборонительного рубежа, который строили трудящиеся Красной Пресни…

Линия обороны Москвы проходила в те дни через сердца всех ее защитников — бойцов, командиров Западного фронта и москвичей, вставших плечом к плечу с армией. Приказы Ставки Верховного Главнокомандования зачитывались не только в ротах, эскадронах, но и в семьях.

Сила нашего отпора росла, продвижение противника на восток замедлялось, по немецкая бронированная машина по-прежнему имела превосходство.


В 3 часа утра 16 октября в Красном зале Моссовета начальник городского оборонительного рубежа генерал-майор С. Ф. Фролов инструктировал командиров только что сколоченных истребительных батальонов. К исходу дня первый эшелон нового призыва в московское ополчение — 12 тысяч бойцов — был под ружьем. К концу следующего дня они займут оборону на подступах к городу.

Но московская мобилизация при всем ее героическом порыве и размахе была лишь подспорьем к тому, что предпринималось Верховным Главнокомандованием для укрепления можайского рубежа и обороны Москвы. Это была не первая бессонная ночь в Государственном Комитете Обороны. И в Генеральном штабе ни на минуту не выпускали из рук нити управления войсками, делалось все, что было в силах и что было сверх сил.

16 октября, чтобы обезопасить Москву от возможного прорыва фашистов по Минскому шоссе, туда перебросили 4-ю танковую бригаду Кагукова; она блестяще зарекомендовала себя в боях под Мценском. Сталин позвонил Катукову и приказал срочно следовать в прежний район дислокации бригады — в Кубинку.