Боялся я лишь одного: что если Иван не доглядит и станет жертвой маньяка?! Василий Комаров успел набить руку на убийствах, пока что его конвейер смерти работал без сбоев.
И если на себя я ещё мог бы наплевать, допустить смерти боевого товарища никто из нас не имел права.
Вот и дом на Шаболовке, которая в начале двадцатых совсем не походила на привычную мне улицу. Никаких тебе высоток, лишь окружённые небольшими заборчиками преимущественно деревянные дома. Из привычного – разве что весёлый перезвон катящихся по рельсам трамваев. Где-то тут у них должно быть депо.
Даже не верится, что улица упирается одним концом в знаменитое, кипящее жизнью даже в это смутное время, Садовое кольцо. Так тихо и пустынно…
Окна в доме Комаровых зажглись.
Там, внутри, разворачивался завершающий акт сложной партии по поимке страшного преступника. А здесь и сейчас мы могли лишь молиться и сжимать за Ваню Бодунова кулаки, чтобы у него всё получилось.
Ждать пришлось долго. Комаров сразу не убивал, у него было всё заранее продумано. «Гостя» сначала следовало накормить и напоить, чтобы тот расслабился и не почувствовал угрозы.
Время замедлило ход, секунды длились бесконечно, а минуты превращались в года. Но мы терпеливо ждали, пусть это удавалась нам с большим трудом.
И надо же было такому случиться, что мы едва не проморгали момент, когда Комаров решил пустить в ход инструмент убийства – тяжёлый молоток. Всему виной было дребезжание по рельсам ещё недавно так умилявшего меня трамвайчика. На несколько секунд звуки, что он издавал, заглушили все остальные.
Первым среагировал Лёня Бахматов.
– Кажется, началось! – воскликнул он и бросился к дому.
Я кинулся за ним, опередил, перемахнул через забор и вломился в дом через окно. Навстречу метнулась чья-то тень: может, Комаров, а может, и Ваня, поэтому я не сразу пустил револьвер в ход.
Мы налетели друг на друга. И тут стало ясно: это злодей.
Он был ниже меня, действительно хлипкий на вид, и потому не устоял на ногах. Однако, даже потеряв равновесие, он не сплоховал, а вцепился мне в горло стальной хваткой.
Комаров оказался силён как Геракл, и если бы не удар по ушам, что я нанёс ему обеими руками, он бы задушил меня или вырвал кадык: мощи у него хватало и на то, и на другое.
Он явно не ожидал от меня такой ответки и потому выпустил моё горло и заверещал противным бабьим визгом. Развивая успех, я врезал ему правой в скулу.
Визг прекратился, Комаров свалился без сознания.
В тот же миг рядом со мной появились товарищи, но я не увидел среди них Ивана.
– Ребята, где Ваня Бодунов? – прокричал я, вертя головой во все стороны.
– Тут я! – на пороге комнаты появился Бодунов.
Он шёл, держась за окровавленный висок.
– Тебя ранило?
– Зацепило слегка. Вроде кожу слегка ободрало, а так ничего, – смущённым тоном произнёс Иван.
– Тебе надо срочно показаться к врачу! – сказал Бахматов.
– Да всё нормально. На мне, как на собаке, быстро заживает, – попробовал отшутиться Бодунов, но его уже потащили к пролётке, чтобы доставить в ближайшую больницу.
Комаров очухался быстрее, чем я думал. Поохивая и кряхтя, он открыл глаза и попытался встать.
Я направил на него ствол нагана.
– Дёрнешься, сука, – и я тебя пристрелю!
Он бросил на меня угрюмый взгляд.
– Убьёшь – тебя самого посадят.
– Зато буду знать, какую гниду прибил.
Не так часто мне приходилось наблюдать воочию серийных убийц. Глядя на его благообразную внешность и начинающую седеть бородку, не верилось, что этот гад раскроил черепа как минимум трём десяткам невинных людей.
Привели его жену Софью, довольно миловидную особу. Почему-то она не выглядела испуганной – скорее озадаченной, что ли.
Где-то заплакал новорождённый. По идее, мать была просто обязана кинуться к нему, движимая природным инстинктом, – но нет, Софья осталась стоять на месте.
– Меня расстреляют? – тихо спросила она.
– А ты сама как думаешь? – нахмурился Бахматов.
– Я б расстреляла, – призналась женщина.
В сторону супруга она даже не смотрела. Не похоже, чтобы у них были хоть какие-то чувства друг к другу, хотя это не мешало Софье помогать ему заметать следы убийства и прятать трупы.
– Будешь давать показания? – сурово произнёс Бахматов.
– А мне скидка за то будет? – вяло поинтересовалась та.
– Как суд решит, – не стал врать сыщик.
– Буду, – кивнула она. – Авось на суде поможет.
Но я почему-то надеялся, что всё произойдёт именно так, как оно было когда-то: и Василия Комарова, и его супругу расстреляли.
Глава 10
Лицо Трепалова было таким строгим, что я было подумал – не случилось ли чего, даже стал прикидывать возможные грешки за собой. По идее, за столь короткое пребывание в Москве, накосячить по-крупному я бы физически не успел, но у начальства бывают собственные представления на сей счёт.
Будет буря со всеми вытекающими? Или пронесёт?
От Бахматова и Буданова тоже ничего не укрылось – оба с напряжением смотрели на Александра Максимовича. Скажу больше – Леонид, который знал Трепалова лучше всех нас, даже втянул голову в плечи. Так обычно поступают, когда ждут серьёзного разноса.
Выходит, и впрямь не к добру…
И вдруг на лице начальника появилась добрая и, я бы сказал, по-детски простодушная улыбка. Сразу стало легче дышать, воротник перестал сдавливать шею.
– Товарищи! – торжественно объявил Трепалов.
Не успел он продолжить, как мы, почувствовав величие момента, одновременно поднялись со своих мест в кабинете на Петровке.
– Товарищи, – повторил Александр Максимович. – Я был у Феликса Эдмундовича. Руководство Наркомата внутренних дел высоко оценило нашу с вами работу. Эксперимент с созданием нашего отдела признан успешным на самом высоком уровне. Поэтому разрешите мне поздравить вас и объявить благодарность!
– Служим трудовому народу! – радостно откликнулись мы, а я даже понадеялся, что когда-нибудь смогу сказать: «Служу Советскому Союзу!», до появления которого остались считаные месяцы.
И пусть это будет ещё не та страна, в которой я родился и провёл очень даже счастливое детство, но всё равно, на душе было приятно.
– Кровавый убийца Комаров и его сообщница взяты под стражу, они дают признательные показания. Кроме того, было установлено, что на самом деле Комаров – это не настоящая его фамилия.
Мне было трудно разыгрывать удивление, но я всё-таки слегка приоткрыл рот и покачал головой: дескать, надо же, какие новости!
После того, как мы повязали гада, за него крепко взялись следователи и МУР, а нас тем временем резко переключили на другие дела. После громкого и неожиданного успеха отдел был просто нарасхват. Нас жаждали видеть буквально везде.
Тем временем Трепалов сообщил настоящую фамилию Комарова и детали его далеко не простой биографии:
– На самом деле он Петров, родился в 1877 году в Витебской губернии, успел отсидеть год при царизме за растрату казённого имущества, служил в Красной армии, попал в плен к Деникину. Это, с его слов, и послужило причиной, по которой он сменил фамилию. Убивать начал с февраля 1921-го. Количество его жертв устанавливается, но, боюсь, мы услышим страшные цифры, товарищи…
Мы сокрушённо кивнули. Насколько я помню, на его совести было больше тридцати жертв. Возможно, взяв его на год раньше, нам удалось спасти с десяток человек. Вроде бы можно радоваться, но внутри всё равно грустно… Эх, если бы я оказался в Москве пораньше, глядишь, удалось бы прервать кровавый путь Комарова в самом начале…
Но нельзя объять необъятное и быть одновременно везде.
– Как я уже сказал, совершённых преступлений он не отрицает, и пусть, как выяснилось: на его совести есть и убитая женщина – сестра одной из его жертв, которая стала случайной свидетельницей, – всё же та неопознанная, что была выловлена на набережной, убита не им. В общем, всё, как мы и предполагали. Поэтому тебе, Быстров, все карты в руки – хоть всю Москву переверни, но найди злодея. Ты это дело начал, тебе им и заниматься до победного конца.
– Есть найти злодея! – отрапортовал я.
– Ну, а для товарищей Буданова и Бахматова, который теперь уже не просто прикомандирован к нашему отделу, а стал полноправным участником, у меня другое поручение…
Банкета и иных торжественных событий в честь нашего первого крещения, увы, не предполагалось.
Я договорился о встрече с экспертом, производившим вскрытие, – оно должно было происходить в морге. Часа полтора в моём распоряжении имелось, поэтому, когда Ваня Буданов предложил сходить всей компанией на обед в столовку, я согласился без колебаний.
Туда мы отправились втроём, Трепалова, как всегда, дёрнули телефонным звонком на очередное суперважное совещание, по итогам которого отдел наверняка озадачат очередным срочным поручением – тут к гадалке не ходи.
Конечно, я не патологоанатом, который одновременно производит вскрытие и жуёт пирожок, но успел за годы службы обзавестись крепким желудком и в компании холодных трупов чувствовал себя достаточно спокойно. Кто-то назовёт это профдеформацией, но иначе, увы, нормально выполнять свою работу не получится. А я любил своё ремесло и не променял бы его на другое ни за какие коврижки.
Тем более, мертвецы – отнюдь не те, кого надо бояться. Гораздо опасней живые. Так что ел я с аппетитом, не забивая голову чепухой.
Благо что еда оказалась вполне сносной, и даже масло, на котором её готовили, было не «машинное». В нашей ментовской столовке из моего прежнего мира я не раз вставал из-за стола с сильной изжогой и дошёл до того, что стал таскать с собой приготовленные дома завтраки и обеды. Мы разогревали их в купленной вскладчину микроволновке.
Пока я набивал живот, Лёня Бахматов внезапно произнёс:
– Парни, а вы знаете, как нас теперь в МУРе называют?
– Как? – оторвал взгляд от тарелки Иван.
– «Три Бэ»!
– В смысле? – не понял я.