На том конце трубки задумались.
– Можете подождать несколько минут? Я попробую рассмотреть волосы при освещении получше.
– Конечно, я подожду, – подтвердил я. – Повторю, если этот факт нельзя установить точно, меня вполне устроит чисто теоретическое заключение, исходя из вашего личного опыта.
Понятно, что технические возможности криминалистов времён НЭПА были не особо велики. По сути, наука делала первые и пока довольно скромные шаги, тем более в условиях послевоенной разрухи. Но всю жизнь мне встречались спецы, что называется, от бога. И я не сомневался, что работаю с человеком именно такого уровня.
Наконец, собеседник взял трубку снова.
– Похоже, вы правы, товарищ Быстров. Весьма вероятно, что длинные женские волосы были окрашены в тёмный цвет. Если это так, то краска очень качественная, произведена за рубежом: Германия, а скорее всего – Франция.
Он произнёс название одной известной фирмы, реклама которой звучала в моём прошлом чуть ли не из каждого утюга.
– «Ведь ты этого достойна», – хмыкнул я.
– Простите, не понял, – озадаченно произнёс голос в трубке.
– Всё в порядке. Это я так, размышляю про себя. Всего хорошего!
Мы с собеседником распрощались.
Итак, выяснилось, что наша брюнетка – вполне возможно, и никакая не брюнетка вовсе. Поэтому надо ехать в адрес и пробивать эту самую Фиму Крюкову.
Выяснилось, что в заведении есть фотоальбом с портретами учениц и преподавателей. На одном из снимков оказалась запечатлена Серафима, и я под честное слово, что верну, как только во всём разберусь, прихватил фотографию с собой.
Пока доехал до места, успел изучить внешность девушки вдоль и поперёк. А ничего так, симпатичная. Жаль, если в том мешке было её тело.
Пол-Москвы, а то и больше, сейчас ютилось в коммуналках, и Серафима не была исключением.
Дверь открыла недовольная женщина лет сорока в застиранном домашнем халатике и бигудях.
– Уголовный розыск, – сказал я, продемонстрировав удостоверение. – Гражданка Крюкова здесь проживает?
– Здесь, конечно. Где же ещё жить этой профурсетке! – фыркнула женщина.
– Даже так? – усмехнулся я. – Простите, а вы её родственница?
– Упаси бог! – демонстративно перекрестилась она. – Соседи мы… по несчастью. Вернее, это для меня и моего Тишечки – несчастье жить с ней под одной крышей, а Фима у нас такая… хоть кол на голове теши! Только нет её сейчас дома.
– И давно нет?
– Да недели две где-то, – прикинула дама в бигудях. – Где шляется – ума не приложу. Наверное, опять какого-нибудь богатого хахаля в ресторации подцепила и теперь гулеванит с ним по всей Москве. С такой станется!
– Странно, а мне на её работе говорили, что она очень ответственная, – заметил я.
– Эта, прости господи? – удивилась дама.
– Ну, может, там, где она ногами дрыгает, её и уважают, а для меня она обычная гулящая девка. Не понимаю, что мужики в ней находят – одна кожа да кости… Тьфу! – раздражённо сплюнула собеседница.
– То есть все эти две недели вы её не видели?
Женщина кивнула.
– Как вас зовут?
– Капитолина. Капитолина Ивановна Чернова, – поправилась она.
– Вы упоминали какого-то Тишечку… Кто это?
– Супруг мой.
– С ним можно поговорить?
– Так он на работе сейчас. Будет только вечером.
– Ясно. А другие соседи в квартире есть?
– Нет. Господь миловал. Нам и Крюковой вот досюдова хватает, – женщина провела рукой под подбородком.
Я понимающе кивнул.
– А что, что-то случилось? – спохватилась собеседница.
– Да так… проверяем кое-что, – туманно сказал я.
– Ну-ну, – усмехнулась женщина. – Все нашу Фиму ищут. Теперь ещё и уголовный розыск подключился.
– Простите, – насторожился я. – Вы сказали, что соседку ищет кто-то ещё?
– Ага, – охотно подтвердила та. – До вас фининспектор кажный божий день захаживал. Покоя не давал, ирод!
– Фининспектор… – протянул я. – Простите, а он представлялся?
– И представлялся, и бумаги показывал, и повестку лично Фиме вручить хотел. Только вот не было её.
– А могу я взглянуть на эту повестку?
– Можете.
Женщина сходила куда-то и принесла мне документы. Я пробежал их глазами, запоминая детали. Гражданку Крюкову безумно жаждал увидеть фининспектор Винокуров, речь шла о выплате безумного по нынешним меркам штрафа. Интересно, когда балерина успела задолжать государству такие деньги? Несмотря на галопирующую инфляцию, их бы хватило, чтобы с потрохами выкупить этот дом и пару соседних, а не прозябать в коммуналке.
Пожалуй, необходимо навестить товарища Винокурова, даже если это ложный след.
Фининспектор оказался мужчиной средних лет с неказистой, я бы даже сказал, серой и потому незапоминающейся внешностью. До моего прихода он увлечённо щёлкал костяшками бухгалтерских счётов и что-то записывал в прошнурованную тетрадь.
Я показал ему удостоверение и представился.
– Уголовный розыск? – удивился Винокуров.
Его рука зависла в воздухе, так и не коснувшись счётов.
– Даже не знаю, чем могу вам помочь… Он покачал головой, демонстрируя полное недоумение.
– Меня интересует гражданка Серафима Крюкова, – сообщил цель визита я.
– Ну, эта особа интересует не только вас, – усмехнулся он. – Мы тоже её ищем. Правда, пока безрезультатно.
– А чем она вызвала такой интерес со стороны налоговиков?
Он немного помолчал, прежде чем ответить.
– Думаю, с уголовным розыском я могу быть откровенным.
– Конечно, можете! – горячо заверил я.
– Дело в том, что Крюкова владеет собственным производством…
– Простите, я не ослышался? – слегка обалдел я.
Хрупкая танцовщица с фотки никак не ассоциировалась у меня с образом крутой бизнесвумен. Похоже, я чего-то не понимаю в этой жизни.
– Вы не ослышались, – кивнул он. – У неё патент на производство деревянных ящиков. Могу вас заверить, что эта продукция расходится на ура по многим лавкам и магазинам города. И обороты весьма приличные. Но… как выяснилось, налоги мы платить, как положено, не желаем. Мои коллеги провели ревизию и обнаружили огромное количество нарушений. Не буду вдаваться в подробности – каких именно, однако штраф гражданке Крюковой грозит немаленький. Ну, а она, когда обо всём узнала, похоже, пустилась в бега. Ничего удивительного – сумма огромная.
– Ну, это понятно. Государство своего не упустит, – не преминул заметить я.
– Конечно! Мы, как и уголовный розыск, стоим на страже интересов государства, – сказал Винокуров, и я видел, что он абсолютно искренен.
– Разумеется, – согласился я. – Но меня всё равно терзают смутные сомнения. Скажите, а вы точно уверены, что этот… как говорят американцы – «бизнес» принадлежит Крюковой?
– Её фамилия проходит во всех официальных документах, – сухо сказал фининспектор. – Да она и не отрицает этого. Я показывал ей бумаги, она подтвердила, что это её подпись. Так что у нас всё точно, как в аптеке.
– Не знаю, не знаю… – задумчиво протянул я. – Вы не обижайтесь, товарищ Винокуров, на мою недоверчивость, но что-то здесь не так. Какие-то подводные камни. Ну не похожа гражданка Крюкова на акулу капитализма.
– Похожа – не похожа!.. Мы тут не на ромашке гадаем! – разозлился фининспектор. – Я же вам сказал: есть все официальные бумаги. На этих бумагах стоит подпись Крюковой. Поэтому она и должна нести полную ответственность перед государством за все нарушения.
Я задумался. Конечно, Винокуров говорил правду, но, кажется, не всю. Я нутром чуял, что он недоговаривает. Осталось только понять, какую линию поведения надо выбрать в его отношении, чтобы расколоть.
Кажется, придётся слегка прессануть «клиента» и сбить некоторую спесь. Налоговики… они и в Африке налоговики, да и в советской России тоже.
– Слушай, Винокуров, ты, наверное, малость не догоняешь, – с угрозой произнёс я.
Он выпучил на меня глаза.
– Чего?! – На секунду собеседник потерял дар речи.
– Говорю, не понимаешь ты меня… Бумаги – штука важная, не поспоришь, но ни ты, ни я не верим всерьёз, что именно Крюкова стоит за этим массовым производством ящиков.
– Но позвольте!.. – попробовал приподняться из-за стола фининспектор, но я усадил его обратно, положив руку на плечо.
– Позволю… Конечно, позволю, но потом. Ну я же по глазам вижу, что ты не вполне искренен со мной. Давай, колись. В конце концов, это в интересах обоих наших ведомств.
– Ладно, – решился он. – Вижу, что наш уголовный розыск на мякине не проведёшь. Да, хотя по бумагам всё действительно оформлено на Крюкову, раньше патент и всё дело принадлежали гражданину Науму Израилевичу Гельману. А потом он передал весь этот бизнес, как вы выразились, Серафиме Крюковой.
– А произошло это до первых штрафов или после?
– Во время, – вздохнул Винокуров.
– Ну вот, – обрадованно произнёс я. – Всё окончательно становится на свои места. Понятия не имею, каким образом гражданин Гельман повесил налоговое тягло на плечи балерины, но, похоже, размер штрафов стал для неё крайне неприятным сюрпризом. Как думаете, я прав, товарищ Винокуров?
– Правы, – кивнул он. – Я во время нашего разговора с ней тоже понял, что здесь что-то не так. Крюкова не знала банальных вещей: кто у неё работает, чем занимается… ну и прочие мелочи, которые настоящий хозяин обязан знать наизусть. Но вы должны понимать, что официально, по всем документам, она значилась владелицей и потому обязана нести всю полноту ответственности.
– Да это я понимаю, – легко согласился я с его резонами. – Бумаги – это ого! И даже ого-го! Так что претензий к тебе, Винокуров, нет и быть не может. Ты мне лучше вот что скажи – если сумма штрафа стала для девушки шоком, могла ли она помчаться с разборками к нехорошему гражданину Гельману, который так её подставил?
– Могла, – сказал фининспектор.
– Я тоже так полагаю. Давай-ка черкани мне адресок этого Наума Израилевича. Похоже, у меня появились к нему некоторые вопросы.