– Не надо на поражение, командир! Сделаю, как ты сказал.
Бандит наклонился и, достав финку, спрятанную за голенищем сапога, покорно положил перед собой.
– Распрямись, – разрешил я, а когда тип принял вертикальное положение, велел, чтобы он ногой пнул нож ко мне.
– Точно ничего больше нет? – сурово спросил я.
– Мамой клянусь!
– Смотри, если обманул, я тебе коленку прострелю. До конца жизни инвалидом останешься.
Я бегло обыскал его и, удовлетворившись результатом, связал руки его же брючным ремнём.
– Постой пока.
Теперь предстояло выяснить, как обстоят дела с жертвами нападения.
– Всё в порядке, гражданка. Я из уголовного розыска. Вам больше ничего не грозит.
Женщина нервными движениями одёрнула юбки. Я смог получше разглядеть её: слегка полноватая шатенка лет двадцати пяти, с забавно вздёрнутым кончиком носа, придававшим лицу несколько озорной вид.
– Спасибо, – чуть хриплым голосом произнесла она.
– Как вы себя чувствуете?
– Уже лучше, – она смущённо улыбнулась, а потом вспомнила о своём кавалере.
– Антон! Тоша! – подобно наседке, женщина захлопотала вокруг лежавшего мужчины.
Вместе нам удалось привести его в сознание. Он застонал и сел, держась за голову.
– Гады! Вся башка теперь раскалывается! Маша, помоги мне подняться.
– Вам лучше не вставать, – посоветовал я. – Пусть врач вас осмотрит.
– Ничего страшного, не в первый раз, – отмахнулся мужчина.
Он был лет на десять старше меня. Тонкая полоска усов над верхней губой придавала ему несколько аристократический вид. Впрочем, и одет он был весьма прилично по нынешним меркам: явно не дешёвый костюм, модная тросточка… Густые чёрные волосы тщательно расчёсаны и покрыты бриолином: шевелюра даже растрепаться не успела.
– Кто вы, наш спаситель?
– Уголовный розыск.
– Уголовный розыск?! – покачал он головой. – Вовремя подоспели, нечего сказать. Спасибо вам!
– Не за что. Это наша работа, – с улыбкой сказал я.
– Антон, не возражаешь? – спутница бросила взгляд на кавалера и, не дождавшись ответа, коснулась моей щеки губами.
– Спасибо, – прошептала она, а затем вытерла следы помады и отстранилась. – Вы спасли нас.
– Просто повезло, что мимо проходил.
Я вспомнил о своих обязанностях.
– Могу я посмотреть ваши документики?
– Антон? – женщина посмотрела на кавалера.
– Конечно. Сейчас покажу.
Вдруг кавалер ойкнул, схватился за грудь. Лицо его стало мертвенно-бледным. Он резко пошатнулся.
– Вам плохо? – осторожно спросил я.
– Да, помогите… – сдавлено произнёс мужчина. – Сердце…
Он застонал.
Его боль была мне хорошо знакома. Когда-то из-за сердечного приступа я оказался здесь.
– Сейчас-сейчас! Потерпите чуток! – Я кинулся к нему на помощь и сразу же замер: в мою грудь уставился ствол револьвера.
Мой взгляд встретился со взглядом усатого. Тот смотрел на меня с дружелюбной усмешкой.
– Извини, легавый. Иначе нельзя. Отдай свой шпалер Машке, и Христом-богом заклинаю – не дури!
– Ты собираешься убить меня?
– Если начнёшь делать глупости.
– Хорошо.
Башка лихорадочно думала, но способ выкрутиться из ситуации не находила.
Женщина, которую он назвал Машкой (надо же, не ошибся я, когда вспоминал про Дубровского), забрала мой наган.
– Достань из шпалера все патроны, – распорядился усатый.
Спутница явно умела обращаться с оружием и без особого труда разрядила мой револьвер, продемонстрировав приятелю девственно-чистый барабан.
– Порядок, – кивнул он. – Верни легавому его пушку. Ей теперь только орехи колоть.
– Держи, сыщик, – протянула она мне револьвер.
Я забрал оружие.
– Удостоверение! – потребовал усатый.
– Какое, на хрен, удостоверение?!
Я дёрнулся, но ствол у виска сделал меня гораздо покладистей.
Машка сама достала у меня из внутреннего кармана удостоверение.
– Георгий Быстров, – прочитала она.
– Понял, – сказал её спутник. – Отдай ксиву товарищу.
– Я же помог вам…
– Тоша Стряпчий помнит добро и привык возвращать долги, – усмехнулся усатый. – А что касается этого недоразумения… – Он вздохнул. – Прости, легавый. Выбора не было. Ты собрался документы проверять, своих бы позвал… А мне это всё равно что ножом по горлу. Нас в Москве вся милиция ищет. Ты, наверное, новенький, и потому меня не узнал.
– Новенький, – согласился я. – Недавно в столицу перевёлся.
– Я так и думал, – весело сказал Тоша Стряпчий. – Короче, Быстров, постой тут минутку для порядка, пока мы сматываемся, а потом ступай себе с богом, куда глаза глядят. Я тебе зла не желаю…
– Ах, да! – вспомнил усатый. – Чуть не забыл…
Он перевёл ствол на корчившегося от боли бандита, которого я ранил в плечо.
Тот испуганно забормотал:
– Стряпчий, прости! Мы тебя не узнали в темноте…
– Бог простит!
Грянул выстрел, а потом и другой, отправляя на тот свет обоих бандитов.
– Теперь порядок! – удовлетворённо отметил Стряпчий и прижал к себе дрожавшую от страха и волнения подругу. – Всё будет хорошо…
Подобрав наган и финки нападавших, парочка шагнула к подворотне. При этом усатый всё время держал меня на мушке револьвера.
– Пока, Быстров! Желаю удачи! – сказав это, Тоша Стряпчий со своей подругой исчез за поворотом.
Как только они скрылись из виду, я бросился из подворотни на улицу и остолбенел: та оказалась пустой… Парочка словно растворилась.
Эта ночь стала для меня бессонной. Ждал бригаду, давал показания следователю, объяснялся с поднятым с постели Трепаловым.
Если и стоило на кого-то злиться, так только на себя.
– Тоша Стряпчий, говоришь, – задумался Александр Максимович. – Да уж, попортил он мне крови, когда я ещё в МУРе работал. Он сначала в Хамовниках промышлял с приятелем: вскрывал ломиком двери в квартирах. Был мелкой шушерой, но потом вошёл во вкус, начало фартить. Через год сколотил шайку и перешёл на грабежи и вооружённые налёты. До тридцати человек под ним ходило…
– А почему в прошедшем времени?
– Жадный наш Тоша, львиную долю добычи себе забирал, с сообщниками делиться не любил. На этой почве у него конфликты в банде начались. Был у Тоши кореш по кличке Рожки-Ножки, с детства дружили, были не разлей вода… Так вот, когда Рожки-Ножки потребовал, чтобы ему долю увеличили, Тоша его грохнул без всяких моральных терзаний. В итоге народ потихоньку и рассосался. Ну, а многих мы закрыли, когда Стряпчий на неудачном налёте попался – с трудом тогда ноги унёс.
– Обидно, что из-под носа ушёл. – вздохнул я. – Надо же было так лопухнуться!
– Понимаю тебя, Георгий. Но ты шибко-то не переживай. Ничего страшного не произошло. Земля – она круглая, рано или поздно пересекутся ещё ваши пути-дорожки. Главное, что Стряпчий в живых тебя оставил. Так-то он нашего брата сыщика сильно недолюбливает. Ладно, – сменил тему Трепалов. – На часах уж семь утра… Спать пойдёшь?
Я отрицательно замотал головой.
– Нет, Максимыч, спать точно не пойду – не заслужил пока. Лучше сгоняю в адрес Крюковой. Осмотрю её жилище, может, в результате какая-то светлая мысль в голову придёт.
– Давай, а то время и впрямь поджимает, – благосклонно кивнул он. – Ты мне по другому делу позарез нужен.
Дверь мне снова открыла мадам Чернова, правда, уже не в бигудях. Но халатик на даме остался прежний.
– Опять вы! – вздохнула она.
– Я.
– Что вам нужно?
– Покажите комнату вашей соседки Серафимы Крюковой.
– Пойдёмте, – грустно сказала Чернова.
Фанерная дверь оказалась заперта.
– У вас случайно нет ключей? – с надеждой посмотрел я на женщину.
– Откуда?! – поджала губки та.
– Тогда мне придётся ломать дверь, – предупредил я.
– Ломайте, – фыркнула та. – Всё равно комната не моя. Только не громыхайте сильно: Тишечка с ночной смены пришёл, отдыхает. А у него сон нервный. Если разбудите, потом не заснёт.
– Постараюсь, – пообещал я.
На то и милиция, чтобы стеречь покой граждан.
Вышибать тонкую дверь не понадобилось. Стоило только надавить плечом, и она распахнулась.
Я вошёл в комнату и осмотрелся. Чувствовалось, что тут жила молодая женщина. Вроде и определённый уют, ив то же время некоторый беспорядок, свойственный тонким артистическим натурам.
Обстановка практически стандартная: металлическая кровать, платяной шкаф, комод, стол и несколько стульев с мягкими спинками. Из предметов роскоши – явно дорогое трюмо, которое смотрелось здесь чужеродно.
Красного угла с иконами не имелось, зато на стенах были развешаны несколько фотопортретов. На всех запечатлена одна и та же худенькая девушка с красивым лицом.
– Это она? – спросил я.
– А кто же ещё?! Тьфу на неё, распутницу! – сплюнула Чернова.
Здесь уже несколько недель не убирались, пыль лежала практически везде.
Дождавшись, когда Чернова выйдет из комнаты, я приступил к осмотру, сам ещё не понимая, что хочу найти.
Перерыл весь шкаф, покопался в одежде, включая интимные детали гардероба. В комоде нашёл несколько скляночек из-под чёрной краски. Эксперт не ошибся – краска была той самой известной французской фирмы.
Находка не подняла мне настроения: я всё сильнее убеждался в том, что девушка без головы – несчастная Серафима Крюкова.
Нашёл запертую шкатулку – хранительницу секретов, но когда вскрыл, обнаружил в ней только дешёвые украшения и немного денег.
Дневник барышня не вела, каких-либо бумаг или документов, могущих пролить свет на это убийство, я так и не отыскал.
Кажется, придётся возвращаться несолоно хлебавши. Я снова впустую потерял несколько драгоценных часов, но ни на йоту не приблизился к разгадке.
Обидно, досадно…
Поняв, что больше мне здесь делать нечего, я направился к выходу и практически в дверях столкнулся с низеньким пузатым мужчиной в серой, несвежей ночной рубахе и кальсонах. Почти всю голову покрывала изрядных размеров плешь, а там, где её не было, завивались реденькие волосики рыжего цвета. И точно такие же волосы торчали у него из ушей, словно кусты.