– Ты как – пуговицы не растерял? – спросил Николай.
– Да вроде жив-здоров, и всё на месте, – сказал я, похлопав себя по карманам.
– Ну тогда хорошо. А то у моего кореша вот таким макаром наган в поезде тиснули. Такое тогда завертелось – чуть под трибунал не попал.
– Шпалер тоже при мне, – заверил я. – Куда теперь?
– Сейчас, семечек куплю и покажу, – сказал муровец. – Любишь семечки лузгать?
– Да кто ж их не любит? – удивился я, вспомнив, как в прежние времена мы с Дашкой могли щёлкать эту заразу часами. – Давай я куплю тоже.
– На обратном пути ты возьмёшь. А пока я угощаю, – сделал широкий жест напарник.
Николай перепробовал семечки у нескольких торговок и наконец, выбрав подходящие, купил небольшой стакан, который ему высыпали в свёрнутый из газетной бумаги кулёк. Запуская в него руки по очереди, мы двинулись к кирпичной фабрике.
– Как там у вас наш Бахматов? – спросил Коля.
– Да молодцом, конечно. Только сейчас в командировку уехал во Владикавказ.
Мы вышли к грунтовой дороге и пошагали по ней. Время от времени мимо проезжали гружёные телеги, пару раз прокатил и пассажирский экипаж. Но большинство путников, подобно нам, передвигалось на своих двоих. Пока что это был самый распространённый вид «транспорта».
Признаков города уже не ощущалось, кругом была настоящая деревенская пастораль: поля, луг, избушки, раскиданные там и сям.
Позади нас загудел клаксон. Мы как по команде обернулись и отошли в сторонку, освобождая путь первому автомобилю, увиденному за всё время, что находились тут. Это была легковушка, пылившая в сторону какой-то деревни.
И всё бы ничего, но я успел краем глаза заметить одного из пассажиров в машине, и увиденное сразу заставило меня сделать охотничью стойку: на заднем сиденье авто расположился Майоров, а возле него с задумчивым видом восседал худощавый мужчина с густыми бровями над пронзительными глазами, острым подбородком, выступающими скулами над впалыми щеками и каким-то странным, я бы даже сказал – инопланетным взором.
Ни Майоров, ни его спутник вроде бы не обратили на нас никакого внимания: ни тот, ни другой не повернул головы и не посмотрел в нашу сторону.
Машина довольно быстро обогнала нас и постепенно скрылась из виду, затерявшись среди выстроенных вдоль улочки домов с высокими заборами. Ни дать ни взять Рублёвка образца 1922 года.
Зато от напарника не укрылось моё напряжение, и, толкнув меня локтем, он спросил:
– Ты чего так напрягся-то, словно живого покойника узрел?
– Слушай, а ты не знаешь, чья это машина мимо нас проехала? – вместо ответа задал вопрос я.
– Да бог его знает, – пожал плечами Николай. – У тебя самого какой интерес?
– Ну… – я ухватился за самую первую пришедшую на ум и потому нелепую отмазку. – Вроде в машине мужики из ГПУ ехали. А они – народ глазастый. Если тут часто бывают, может, видели что-то подозрительное?
– Ты б лучше к ним не лез со своими вопросами, – посоветовал Панкратов.
– А чего так? – сделал удивлённое лицо я.
– Ну, начнём с того, что чекисты вечно секретничают и не особо спешат делиться с нашим братом сыщиком. Если что-то и видели, всё равно мне или тебе не скажут. К тому же тут у какого-то их большого начальника дача, она под охраной, и без спецпропуска тебя к ней на пушечный выстрел не подпустят, – продолжил стращать Николай.
– Думаешь, придётся надеяться только на себя?
– Точно!
– И хрен с ним, мне не впервой. Мне не впервой, – машинально повторил я, не отрывая взгляда от домов, среди которых спряталась дача чекистов.
То, что смерть Евстафьевой произошла недалеко от этого места, вряд ли было простой случайностью. Ну не верю я в такие совпадения. Многолетний опыт и интуиция кричат о том, что это звенья одной цепи.
Отсюда и загадочное самоубийство Игната Евстафьева, и предложение Майорова из числа тех, от которых не принято отказываться, а потом ещё и откровенная провокация в мой адрес. И ведь наверняка не последняя.
Но пока у меня нет улик, и идти в высокие кабинеты не с чем. Значит, надо копать, и копать глубже. Если найду что-то, что поможет размотать клубочек до конца, тогда у меня будет шанс сработать на опережение и выйти сухим из воды. Если обломаюсь… Тогда мяч окончательно и бесповоротно уйдёт на сторону тех, кто играет против меня.
С такими нехорошими мыслями мы с Панкратовым и добрались до того, что прежде было кирпичным заводом.
Тут тоже пахло разрухой. Заброшенные корпуса зияли провалами разбитых окон, местами кладка начала осыпаться, угрожая рухнуть и погрести всё под собой.
– Душераздирающее зрелище, – сказал я, обведя взглядом округу.
– Ну а что ты хотел, – вздохнул Панкратов. – Говорят, фабрику собираются восстановить и запустить заново. Но когда это будет?..
– Надеюсь, что скоро.
– Все надеемся. Полстраны вот так… в забытье и обломках, – Николай поёжился.
– Ничего, Коля. Поднимем страну на ноги.
– Обязательно поднимем. Просто работы… прорва. На части рваться придётся.
Я кивнул. Да, придётся. Неимоверным трудом, бессонными ночами, трудовым подвигом страна воспрянет из руин, а потом… А потом всё это понадобится делать снова, когда к нам сунется новый, страшный враг, подмявший под себя почти всю Европу.
– Кстати, мы уже пришли, – сказал Панкратов.
Он подошёл к краю ямы, очертаниями напоминающей свежевырытую могилу.
Я встал рядом и посмотрел на дно, постепенно заполнявшееся водой.
– Тут её и обнаружили.
– Как это произошло?
– Закопали неглубоко. Мальчишки тут играли, случайно увидели руку. Дальше – сам понимаешь. Вызвали милицию, нас…
– Мальчишек опрашивали?
– Конечно. Только женщину ночью закапывали, а пацаны в это время, как понимаешь, дома дрыхли. Так что толку от них никакого.
– То есть свидетелей вы не нашли?
– Не нашли, да и какие тут могут быть свидетели? Ни местные, ни городские сюда не суются – делать им тут нечего. Сторожа нет… Если бы не пацаны, никто бы эту Евстафьеву ещё долго не нашёл.
– Собачек использовали?
– Использовали, только до того, как сюда приехал вожатый, тут так натоптали, что собака след не взяла. Даже не знаю, что ты тут увидеть ожидал…
– Я и сам пока не знаю, – признался я и огляделся. – Давай здания, что от фабрики остались, осмотрим. Может, там что найдём…
– И охота тебе, Георгий, всякой ерундой заниматься. Думаешь, мы там не лазили? На карачках ползали. Ничего ты там не найдёшь! – заверил Панкратов.
– Вот и проверим, – сказал я, получив в ответ недовольный взгляд Николая.
Поняв, что спорить со мной бесполезно, он устало вздохнул и вслед за мной пошагал к ближайшему строению.
– Погоди, – остановил я его. – Чтоб побыстрей управиться, ты осмотри дома справа, а я беру на себя те, что слева.
– Идёт! – согласился Николай.
Поскольку двери в строениях отсутствовали в принципе – их, скорее всего, изъяли для личных нужд хозяйственные жители окрестных деревень, – с проникновением внутрь проблем не возникло. Скоро под ногами захрустела кирпичная крошка, а в рот набилась вездесущая пыль, которой тут было просто невообразимое количество.
Она же и помогала мне искать следы. Да, чувствовалось, что тут действительно устраивали осмотр по всем правилам, не халтурили, как это бывает порой. Но я упорно, шаг за шагом, продолжал исследовать все уголки и закутки.
Шло время, но пока что ничего интересного обнаружить не получалось. Если бы не пресловутое упрямство и принцип доводить начатое до конца, я бы давно всё бросил и поехал назад, в город. Но, закусив губу, я продолжил поиски, и где-то через пару часов в очередной раз убедился в справедливости поговорки «Кто ищет, тот всегда найдёт».
Глава 21
Это был третий, верхний этаж стремительно дряхлеющего здания. Такое обычно происходит, когда дом покидают люди: словно чувствуя свою ненужность, он начинает разрушаться.
Страшно подумать, сколько понадобится сил и труда, чтобы заново запустить это производство и вернуть цеха к жизни. Иной раз проще и дешевле построить заново.
Я подошёл к окну, вернее к тому, что раньше им было, и бросил взгляд на улицу.
Отсюда практически идеально просматривалась яма, в которой заживо закопали женщину. А ещё здесь находилась чья-то лёжка: дырявый, изъеденный мышами тюфяк, ветхое одеяло и наволочка, набитая перепревшей соломой. Лёжка не заброшенная, о чём свидетельствовали вполне себе свежие экскременты в углу. Где живём, там и гадим.
Вонь стояла жуткая, я даже пожалел, что туда сунулся, когда играл в великого следопыта.
Абориген приходил сюда не только, чтобы ночевать, он ещё и жил здесь: спал, ел, справлял естественные надобности. Даже пытался как-то обустроить быт.
Вместо стола – деревянный ящик, укрытый пожелтевшей газетой. На ней рассыпаны окаменевшие хлебные крошки и рыбья чешуя.
Номер газеты показался мне знакомым… Скажу больше, это был тот самый номер «Правды», где была напечатана статья обо мне и даже имелась фотография. Вот же проныра этот Кольцов – я ведь нарочно не хотел фотографироваться для этого очерка, а он где-то мой снимок раздобыл.
Хорошо ещё, что качество так себе, что-то вроде фотопортрета со слов свидетелей – опознать можно, но с большим трудом.
Я стряхнул с газеты мусор и пробежался по тексту глазами. А ничего так написано, бодренько, с юмором. Понятно, что без преувеличения не обошлось, – так на то и пресса, чтобы привирать. Кому нужны истории, правдивые на все сто?
Самого здешнего обитателя на месте не оказалось.
Похоже, после обнаружения тела Евстафьевой милиция сюда так и не заглянула. Во всяком случае, в отчётах ничего не было сказано об этой лёжке, и я догадываюсь, почему: пока я поднимался на третий этаж, где она находилась, пол подо мной чуть не провалился, и я едва не рухнул вниз.
Кто-то в итоге решил не рисковать и схалтурил. Такое в нашей работе тоже не редкость, увы.