Впоследствии комитет извинился в неправильном иске, вызвавшем арест, но незаслуженный позор и тюремное заключение отозвались на здоровье А.П. Сухова: он зачах и через семь месяцев по освобождении, в 1875 году, скончался в одиночестве в своей бедной комнатке на Козихе среди начатых рукописей и неоконченных рисунков, утешаясь только одной радостью, что его мать умерла во время славы своего сына.
Я застал «Будильник» во время его расцвета. Издательницей была Л.Н. Уткина, а редактором – Н.П. Кичеев. Серьезная беллетристика, лирические стихотворения, юмористика и сатира, насколько они были возможны после первого марта 1881 года, чередовались в журнале.
Я напечатал там свое стихотворение «Волга», проскочившее как-то случайно по цензурным условиям того времени.
Разина Стеньки товарищи славные
Волгой владели до моря Хвалынского…
Такие строчки тогда не любили, и самое имя Стеньки Разина вычеркивалось московской цензурой.
Я вошел в состав редакции, хотя работал и в конкурирующих изданиях: петербургских «Осколках», «Москве», «Волне», «Зрителе» и «Развлечении».
После Л.Н. Уткиной, потратившей все свои средства на издание, оно перешло к Арнольди. Редакторами были Н.П. Кичеев и Ал. Дм. Курепин.
В это время редакция «Будильника» помещалась на углу Тверской и Гнездниковского переулка в доме Самуила Малкиеля, прославившегося поставкой бумажных подошв для солдатских сапог во время турецкой войны 1877 года.
В этом же доме был и пушкинский театр А.А. Бренко, и типография журнала, которую содержал присяжный поверенный, родственник Малкиеля.
Интересна была тогда редакция. Такие редакционные «четверги» были еще только в «Зрителе».
Субботы в редакции были сборными днями: получали гонорар, сдавали и обсуждали всей компанией материал на следующий номер, а постоянный художник и карикатурист редакции Д.Н. Чичагов сидел обыкновенно молча в углу и делал зарисовки.
В моем архиве сохранилась такая субботняя зарисовка, сделанная с натуры и впоследствии напечатанная в юбилейном номере «Будильника» под названием «Редакционный день „Будильника“.
За столом сидят: Арнольди, Курепин, Кичеев, новый издатель Левинский; стоят Ан. Чехов, Амфитеатров, Пассек, Сергеенко, а входящим в дверь изображен я, в высоких сапогах и с рукописью в руках.
В.М. Дорошевич тогда еще не работал, он пришел позднее.
В первое время, когда «Будильник» перешел к чиновнику В.Д. Левинскому, который забрал в свои руки дело и начал вымарщивать копейки, сведя гонорар до минимума и посылая агентов собирать объявления для журнала, еще держались старые редакционные традиции: были веселые «субботы» сотрудников.
Вспоминаются строки, написанные об этих собраниях В.М. Дорошевичем:
«Рассказы в этом журнале писал Антоша Чехонте и по субботам, в редакционный день, гудел баском:
– Вот буду знаменитостью, – стану брать по 15 копеек за строчку.
Огромный А.В. Амфитеатров пишет пародии – гомерический хохот стоит в редакции, когда их читают.
Бен-Иохаи поет у него – в пародии на «Уриэля Акосту», оперу Серова:
Я евреям донесу,
Донесу!
Жрет Акоста колбасу,
Колбасу!
П.А. Сергеенко – тот, что теперь вкушает только репу, говорит:
– Милые, ведь ей не больно! – и подписывается… сказать страшно: Эмиль Пуп.
Как буря, влетает в крохотную редакцию Гиляй – В.А. Гиляровский, – схватывает стул, на котором сидит сотрудник, поднимает его выше головы и относит в другой угол.
– Не беспокойся, я тебя опять на место поставлю! – и сыплет под общий хохот экспромтами.
– До чего вы только доболтаетесь! – машет рукой А.Д. Курепин – самый корректный, самый интеллигентный из редакторов в мире, мягкой, любезной рукой сдерживающий всю эту молодую, веселую, смешливую ватагу, готовую поднять на смех кого угодно, что угодно.
А милый В.Д. Левинский говорит, возвращая «рукопись» для переделки:
– Батька, длинно!
– Владимир Дмитриевич!!! Всего четыре строки!
– Добрый мой, эту мысль можно в трех строках уложить. Сократите!
Какая школа!
И среди этой молодой, жизнерадостной компании – Пассек; у него был настоящий юмор – способность смешить не улыбаясь».
Редактировать В.Д. Левинский стал сам – и все талантливое ушло. Журнал стал бесцветен, и только выручал розницу яркими обложками художник Ив. Ив. Кланг, милейший человек.
Еще работал очень долго в «Будильнике» художник А. Левитан, брат знаменитого И.И. Левитана.
В.Д. Левинский пробовал по-старому устраивать «субботы», но они уже были не те.
– Не-ет, дорогой, это нельзя, я не поставлю, – цедит сквозь зубы В.Д. Левинский.
– Ведь цензура же разрешила!
– Да, но, кроме цензуры, надо еще знать многое. По цензуре оно цензурно, а кое-кого задеваете! Кого?
– Ну, банкира Полякова, Лазаря Соломоновича.
– Вот то-то! А он принят у его сиятельства князя Владимира Андреевича. Что же тогда мне будет, если он пожалуется князю?
Как-то В.Д. Левинский вынул из пачки материала, приготовленного к приему, стихотворение и стал читать:
МУЗЫКАНТУ САШЕ
Саша, юный музыкант.
На тромбоне трубит,
Его барственный талант
Ноту «ре» не любит.
Чуть ему кто поднесет
Новую реформу,
«Ре» он мигом зачеркнет
И оставит «форму».
– Кто это «музыкант Саша»? А стихи ничего себе, звучные! – улыбнулся В.Д. Левинский. Он всегда говорил как-то не открывая рта. – Автор подписался псевдонимом «Я». Ни фамилии, ни адреса. Кто это такой, музыкант Саша? А стишок недурной!
– Да и гонорар не платить. Ведь это восемь гривен вам в карман, – подпускает И.И. Кланг.
В.Д. Левинский довел гонорар до гривенника за строку стихотворения.
– Н-да! Но вдруг оно уже было напечатано, вдруг Саша очень известное лицо?
Наконец присутствовавшие не выдержали, расхохотались, и кто-то сказал:
– Неужели вы, Владимир Дмитриевич, не знаете Сашу, который играет на тромбоне?
– Не знаю! Мало ли таких!
– Только один такой. Какой Саша дает «формы» вместо «реформы», тот и на тромбоне играет: Александр III.
– Ах, скотина! – взвыл В.Д. Левинский, покраснел и начал рвать стихи…
– Саша-то скотина? Это о государе императоре вы так?
В.Д. Левинский побледнел, вскочил и замахал руками:
– Что вы! Что вы! Кто прислал стих, вот я про кого!
Кончилось общим хохотом, в котором только не участвовал все еще бледный и дрожащий В.Д. Левинский.
Стихотворение это было довольно известное в наших кружках. Кто-нибудь прислал его В.Д. Левинскому, слегка изменив. На самом деле оно таково:
Царь наш, юный музыкант,
На тромбоне трубит,
Его царственный талант
Ноту «ре» не любит.
Чуть министр преподнесет
Новую реформу,
«Ре» он мигом зачеркнет
И оставит «форму».
Стихи ходили по Москве. Кто их прислал в редакцию, так и осталось неизвестным. Я больше не бывал в «Будильнике» – уж очень он стал елейно юмористический.
«Развлечение»
«Журнал литературно-юмористически-карикатурный». Его основал Ф.Б. Миллер в 1859 году.
Я помню его с семидесятых годов, когда он жестоко пробирал московское купечество, и даже на первой полосе, в заголовке, в эти годы печатался типичный купец в цилиндре на правое ухо и сапогах бураками, разбивавший в зале ресторана бутылкой зеркало.
Это был портрет известного богача: кругом пьяная публика, тоже портреты, а перед купцом, согнувшись в три погибели, волосатый человек в сюртуке, из заднего кармана которого торчит полуштоф водки.
Купец был М.А. Хлудов, а волосатый – Н.И. Пастухов. Автор этого рисунка, впоследствии мой большой приятель, Лавр Лаврович Белянкин, неподкупно честный человек, но «злой на перо», сотрудник «Развлечения» с начала издания, известный художник-миниатюрист с четким рисунком, умевший схватывать типичные черты оригинала и живо передававший сходство лиц. Он одевался по моде, нюхал «головкинский» дорогой табак из золотой табакерки времен Людовика XVI и жил в своем доме на Мещанской, недалеко от Сухаревки, на которую ходил каждое воскресенье, коллекционируя миниатюры и рисунки. Он работал в «Развлечении» постоянно, но давал только то, что сам хотел, и никакой критики и замечаний редактора не выносил:
– Не хочешь – не надо! Наплевать мне на твой журналишко и на тебя! – скажет, возьмет рисунок и уйдет, а через неделю приходит и встречается редактором как желанный и ожидаемый.
Если ему и давали тему – он исполнял только ту, которая ему по душе. Карикатурист 60-х годов, он был напитан тогдашним духом обличения и был беспощаден, но строго лоялен в цензурном отношении: никогда не шел против властей и не вышучивал начальство выше городового. Но зато уж и тешил свое обличающее сердце, – именно сердце, а не ум – насчет тех, над которыми цензурой глумиться не воспрещалось, и раскрыть подноготную самодура-купца или редактора газеты считал для себя великим удовольствием.
Л.Л. Белянкин был старейший карикатурист, которого я знал и с которым вместе работал немалое время в юмористических журналах.
Кроме Л.Л. Белянкина, я был знаком еще с писателем Даниловым, работавшим в «Развлечении» тоже с 1859 года, с самого основания журнала.
В 1859 году он был сослан на Кавказ рядовым, но потом возвращен за отличия в делах с горцами. Выслан он был за стихи, которые прочел на какой-то студенческой тайной вечеринке, а потом принес их в «Развлечение»; редактор, не посмотрев, сдал их в набор и в гранках послал к цензору. Последний переслал их в цензурный комитет, а тот к жандармскому генералу, и в результате перед последним предстал редактор «Развлечения» Ф.Б. Миллер. Потребовали и автора к жандарму. На столе лежала гранка со следующими стихами: