Наконец наступили дни утешения – пошли слухи о победах русского войска. Вместе с этими известиями крепла у пленных надежда на скорое освобождение. Уже не только на суше, но и на море отличились русские.
– Недалеко то время, – поговаривали русские пленные, – когда наши войска вступят в столицу врага.
Так утешались они до тех пор, пока не стало известно о подвиге князя Долгорукова. Шведы старались свою злобу выместить на оставшихся в плену русских.
Горькая судьба постигла и купца Иголкина. В сыром и мрачном подземелье сидел новгородский купец под охраной шведских солдат. В этом старике теперь уже трудно было признать опасного врага – так изнурила его долголетняя неволя! Иголкин молча поглядывал в тусклое зарешетчатое окошко, стараясь рассеять свое горе. Среди тихого раздумья до его ушей долетел разговор двух караульных солдат, которые хвастались успехами шведов и смеялись над русскими войсками. Досадно стало Иголкину, но приходилось молча терпеть. Вдруг шведы стали потешаться над русским царем.
– Замолчите! – не стерпел купец.
Но ответом на эту просьбу стали новые насмешки.
Купец обратился с жалобой к проходившему офицеру, но тот не только не вступился за него, а сам стал поносить русского царя. Лишь только он удалился, солдаты, ободренные его примером, еще пуще принялись за старое.
– Умру за православного царя, – сказал Иголкин на непонятном шведам русском языке. – Боже, подкрепи меня в эту страшную минуту!
И с этими словами старик бросился к солдату, выхватил у него ружье и расправился с обоими караульными.
– Вяжите меня и казните, – сказал он сбежавшейся на крики умирающих страже. – За русского царя готов на любые пытки!
Не хватило, однако, ни у кого смелости самовольно покончить с отважным русским стариком. Доложили королю. Но как не гневался Карл XII на всю Россию за свои последние неудачи, но и в своем противнике умел ценить мужество и верность.
– В таком грубом народе и такие доблестные герои! – сказал он, когда побеседовал с Иголкиным и тот рассказал ему про свою обиду.
Наградив русского героя, король отправил его в Петербург как ценнейший подарок, какой он мог сделать царю Петру. Тем более что с Россией уже был заключен мир.
Купец Иголкин был обласкан русским царем и с великой радостью вернулся в свой родной город, к жене, детям и внукам.
С. Упрягин
Осенние дни 1721 года
Уже двадцать лет продолжается великая Северная война со шведами, тяжелая и разорительная для России, связывающая руки Петру во многих других начинаниях. Государь давно желал мира, но, конечно, такого, который не унизил бы достоинства и славы Русского государства. Оставленный всеми союзниками, Петр сказал Куракину: «Мы ни на какие угрозы не посмотрим и бесполезного мира не подпишем, но, чтобы там ни было, будем продолжать войну, возлагая надежду на правосудного Бога!»
Подвиг новгородского купца Иголкина в Северной войне со шведами
Переговоры на Аландских островах не привели к желанным результатам, и послы Брюс и Остерман уехали ни с чем. Война продолжалась.
Но Швеция нуждалась в мире еще больше, чем Россия. И когда Петр послал своего генерал-адъютанта Александра Ивановича Румянцева поздравить мужа шведской королевы принца Фридриха с возведением на престол, то новый король принял русского посла очень ласково и высказал искреннее желание закончить войну как можно скорее. Местом для переговоров был с общего согласия избран городок Ништадт или, точнее, Нюстадт в Финляндии, близ Ботнического залива. Уполномоченными для ведения переговоров со стороны России были назначены те же Брюс и Остерман. Они приехали в Ништадт в конце апреля 1721 года, и нашли уже там шведских уполномоченных Лименштедта и Штремфельда. Но, несмотря на общее желание заключить мир, переговоры опять затянулись на долгое время, тревожа Петра неизвестностью своего исхода. Шведы соглашались уступить Лифляндию, но упорно стояли за Выборг, называя его «ключом Финляндии». Вести о переговорах были малоутешительны.
Петр лично отправился к Выборгу, чтобы осмотреть границы, и 3 сентября остановился на Лисьем Носу в своем загородном дворце Дубках, получившем название от посаженной здесь государем дубовой рощицы. Ему доложили о приезде из Ништадта курьера с бумагами. Царь вскрыл пакет и к великой своей радости прочитал следующее: «Всемилостивейший Государь! При сем к Вашему Царскому Величеству всеподданнейше посылаем подлинный трактат мирный, который с сего часу с шведскими министрами заключили, подписали и разменялись. Мы оный перевесть не успели, понеже на то время потребно было, и мы опасались, дабы между тем ведомость о заключении мира не пронеслась. Токмо Вашему Царскому Величеству всеподданнейше доносим, что оный в главных делах во всем против указов Вашего Величества написан и для лучшего известия при сем прилагаем изо всех артикулов краткий экстракт». Затем следовали поздравления, благопожелания и подпись: «Вашего Царского Величества всенижайшие рабы – Яков Брюс, Андрей Остерман. Августа 30 дня, в четвертом часу пополуночи».
Мир был заключен «вечный, истинный и неразделенный». Шведы уступали нам Лифляндию. Эстляндию, Ингрию, часть Карелии «с дистриктом Выборгского лена, со всеми аппартиненциями и дененденциями, юрисдикциею, правами и доходами».
Был уже вечер, когда царь получил это радостное известие, и он остался ночевать в Дубках. Он написал свою монаршую благодарность Брюсу и Остерману, и с веселым лицом объявил спутникам о заключении мира.
На следующий день весь Петербург был на ногах. Со взморья неслись трубные звуки и пушечные выстрелы. Царь неожиданно возвращался в столицу на своей бригантине с трубачами и поминутно стрелял из своих трех небольших пушек. Вскоре толпы народа запрудили Троицкую площадь, куда спешно съезжались вся знать и духовенство. Петр сошел на пристань и, приветствуемый радостными криками народа, отправился в Троицкий собор, где приказал служить благодарственное молебствие по поводу заключения мира. По окончании богослужения его обступили министры, адмиралы, флагманы с просьбой принять чин адмирала Красного флага.
Из церкви Петр вышел на площадь к народу. Там уже наскоро было приготовлено возвышение и стояли бочки с пивом и вином. Государь поднялся на возвышение, взял в руки ковш с вином и громко произнес:
– Здравствуйте, православные, и благодарите Бога, что толикую долговременную войну, продолжавшуюся двадцать один год, всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швецией счастливый вечный мир!
Сказав это, он выпил ковш за здоровье народа, а народ в восторге, со слезами закричал:
– Да здравствует государь!
Полки, собранные на площади, открыли беглый огонь. Им вторили пушечные салюты с крепости. По городу были посланы драгуны группами по двенадцать человек с объявлением о заключении мира. Они были одеты в нарочно приготовленное платье с белыми тафтяными перевязями через плечо и ездили по улицам со знаменами и лавровыми ветвями.
Петр был так рад, что наконец окончилась эта, как он сам называл, «трехвременная жестокая школа»[47], что приказал и праздновать ее окончание троекратным торжественным Господу Богу благодарением по всей России. Второе празднество было назначено на 22 октября, третье – на 28 января следующего года.
По случаю тезоименитства царевны Елизаветы Петровны 5 сентября был устроен торжественный обед для своих и иностранных министров, генералов, штаб и обер-офицеров. А 10 сентября начался маскарад с шествием по улицам, в котором участвовало до тысячи масок, и продолжался он целую неделю.
Перед вторичным празднеством Ништадтского мира, 20 октября, Петр явился в заседание Сената и объявил, что в благодарность за великую милость Божию, пославшую России счастливый мир, он прощает всех преступников, приговоренных к смертной казни или ссылке, кроме отъявленных разбойников, совершивших многие убийства; прощает всех государственных должников и слагает все недоимки, накопившиеся с начала войны по 1718 год. Когда государь удалился из заседания, все присутствовавшие тут же постановили поднести ему титул «Отца Отечества, Императора и Великого».
Настал день 22 октября. На торжественную литургию в Троцком соборе собрались все вельможи русского двора. Явился и государь. После обедни был прочитан мирный договор, и затем Феофан Прокопович в длинной речи исчислил великие заслуги Петра перед отчизною. Тут к государю в полном составе приблизились сенаторы, и канцлер граф Головкин просил великого преобразователя принять от благодарной родины титул «Отца Отечества, Петра Великого, Императора Всероссийского». Троекратное «виват!» огласило своды храма, и волной понеслись по площади радостные народные крики. Раздались звуки труб и литавр, затрещал беглый огонь, загремели пушечные выстрелы.
В этот день были объявлены щедрые награды всем лицам, отличившимся в минувшей войне, равно как и участвовавшим в составлении мирного трактата. Обед в этот день был сервирован на тысячу человек. Для народа же были поставлены бочки с вином и целый жареный бык, начиненный домашней птицей и дичью. Вечером состоялся блестящий бал и сожжен большой фейерверк. Эти празднества опять растянулись на несколько дней.
Число пленных шведов, взятых за все время войны, простиралось, как говорят, до ста тысяч человек. Их привозили из разных мест России в Петербург и отпускали в Швецию. Но многие, успев полюбить Россию и русских, не пожелали возвращаться на родину и приняли присягу на верность русскому государю.
Петр не забыл этих счастливых дней своей жизни и, когда через три года пожелал перенести в столицу мощи святого благоверного князя Александра Невского, днем торжественной их встречи назначил 30 августа – день заключения Ништадтского мира.
И. Тюменев
Сонное видение
В Тихвине 15 марта 1724 года на постоялом дворе остановились два молодых человека. И хозяин, и прислуга тотчас же решили, что один из них очень важная особа. В течение всего времени, пока младший нанимал комнату, заказывал обед и вообще распоряжался, старший не проронил ни одного слова. Если к нему обращались с вопросами, он лишь кивал головой и жестами указывал на младшего, как бы желая сказать: «Меня не тревожьте, обращайтесь к нему».