Грязи столько, что хоть галоши надевай, но это еще не все: буквально на днях автор письма видела Черных в обществе иностранной гражданки, очень подозрительной особы. Парочка прогуливались по берегу Москва реки в ЦПКО имени Горького, затем они сели на лавочку. Черных был возбужден и взволнован, он что-то рассказывал женщине, оживленно жестикулировал, а она записывала в блокнотик.
Черных чувствовал себя так, будто, выступая на боксерском ринге, пропустил удар в голову и в челюсть, боль замутила взгляд, не хватало воздуха, кухонные полки закружились перед глазами, будто матрешки, они водили хоровод, дергались и прыгали. Черных порылся в папке, нашел черновик этого паскудного письма, написанный рукой Ильина, были тут и другие сочинения на вольную тему, начатые и брошенные на середине, а в них — все та же грязь, ложь, подлость.
— Зачем? — спросил себя Черных. — Ну, блин, на кой хрен? Ну, зачем?
Надо пойти с этими письмами к начальству, пусть увидят, кто занимался паскудным сочинительством, а с него, Павла Черных, снимут все подозрения. Завтра же надо идти, не откладывая, он посидел за столом, прикурил сигарету, подумал, вспомнил мать Ильина, эту жалкую старуху, раздавленную горем. Теперь у нее отнимут геройский облик сына, его подвиг. Не будут на День чекиста присылать продуктовый заказ, а ей как же жить дальше, изо дня в день, из недели в неделю, — с этим неподъемным горем. Добрые люди, а таких много найдется, все расскажут, передадут: сын — полная сволочь.
Конечно, она не поверит, а если и поверит, не сразу. Официально от начальства ничего никогда не добьешься, но найдутся доброхоты с длинными языками — это обязательно. Черных порвал письма на мелкие кусочки и бросил в помойное ведро, допил водку и вытер губы кулаком. Сейчас ему казалось, что он похоронил Ильина второй раз, и добрую память о нем, — навсегда.
— Вот же падаль, — сказал он. — Какая же мразь…
В эту минуту ему захотелось уехать из этого города, может быть, из этой страны. Уехать надолго, и постараться все забыть.
Утром Черных собрал оперативников в своем кабинете. За приставным столом и на кожаном диване расселись двенадцать мужчин в штатском, в основном это были люди серьезные, с опытом, около сорока и даже старше. Черных был одет в тот же лучший костюм, в котором вчера был на поминках, белую рубашку он поменял на голубую, а темный галстук на полосатый. Он не стал рассиживаться за столом, а прошелся по кабинету, — так ему было легче говорить, слова сами складывались в предложения, и все получалось, как надо: просто и убедительно.
Настроение оперов было паршивое, — Ильин погиб, убийца ушел, все придется начинать сначала, разматывать эту ниточку, гнилую и тонкую, готовую в любой момент оборваться. Но это дело — привычное. Хуже, когда свои в спину нож всаживают. В течение недели в газетенках, которые называют себя партийными, в «Советской России» и «Социалистической индустрии», тиснули две статейки, после которых хочется все бросить и рапорт написать. И еще журнал «Огонек» добавил от всей души, опять та же тема — в бардаке, который в стране творится, виноват КГБ.
А Горбачев хлопает ушами и слушает жидов типа главного редактора «Огонька» Виталия Коротича, который недавно в своей книжонке «Лицо ненависти» Америку дерьмом и помоями поливал, теперь поменял мнение, потому что так выгоднее, — американцы стали хорошими, а все беды — от комитетчиков и гэбэшников. И этот паскудный тип дверь в кабинет Горбачева ногой открывает, пнет — и там, и шепчет на ухо генеральному секретарю партии про заговор чекистов, — а тот слушает, развесив уши.
Оперативники ни в бога, ни в черта не верят, но газеты читают, за эти годы горбачевской перестройки их столько раз били, что живого места не осталось, но они видят правду, знают ее: Горбачев их предал, отдал на съедение газетным писакам, и разному сброду — пусть оплевывают госбезопасность. А всякие Коротичи сумели все так повернуть, что вроде бы во всем виноват Сталин, но… Выполняли преступные приказы гэбисты, — они расстреливали цвет нации, пытали лучших сынов отечества, все они… Скоро сознательные граждане начнут вешать на фонарях своих обидчиков. И так изо дня в день, все газеты об этом трубят с утра до ночи. Интересно знать: у кого Михаил Сергеевич попросит защиты, когда придут по его душу? К Коротичу побежит?
Черных с простыми оперативниками каждый день работает и видит, что пашут через силу. Сейчас нужны не высокие слова о Родине и партии, нужно что-то человеческое, что подтолкнет людей, поможет завершить дело. Черных сказал, что вчера простился с Сергеем Ильиным, об этом трудно говорить, потому что сам Черных, потеряв близкого друга, получил такую рану в сердце, которая будет болеть и кровоточить еще долгие годы.
Все знают, каким человеком был Сергей: честным, неподкупным. В этом месте Черных закашлялся, хотелось сказать другие слова, прямо противоположные, резкие и грубые, но он не сбился с курса. Сергей Ильин не прятался от опасности, был всегда впереди и так далее. Он сам вызвался пойти на встречу с будущим убийцей, хоть и знал о смертельной опасности, но в этот раз удача играла за другую команду и так далее. Теперь они обязаны уничтожить подонков, виновных в смерти друга, это дело чести каждого чекиста и прочее. И точка. Все, хватит патетики, он ведь не бойцов из окопа в атаку поднимает на фашистские танки.
Черных сел за стол и перешел к делу.
Имя убийцы известно, — Кузнецов, с него и надо начинать, но подобраться к этому матерому зверю пока не удается, — хорошо бы поторопить события. Любовница Кузнецова — некая Алевтина Крылова — это ключик к нему. Ее муж, бывший флотский контрразведчик, задержан, но показаний, нужных следствию, пока не дал, питерские чекисты сейчас работают с ним. Вероятно, из Ленинграда Крылова уехала, след ее временно потерялся, первая задача найти эту женщину, весьма интересную особу во всех отношениях, — а там будет легче.
Заглянув в блокнот, он продиктовал имена, фамилии и адреса знакомых и родственников Крыловой, разбросанных по всему Союзу, распределил, кому и чем заниматься, — и закончил совещание.
Глава 2
Теперь обязанности погибшего капитана Сергея Ильина исполнял старший лейтенант Анатолий Соколик. Это был молодой офицер, недавно переведенный в центральный аппарат КГБ из Куйбышева. Там он и еще ряд местных чекистов преуспели, отправив за решетку целую группировку расхитителей и спекулянтов запчастями, похищенными и вывезенными прямо с территории АвтоВАЗа. Милиции это дело оказалось не по зубам, они сами замазаны по самую макушку, поэтому наверху решили подключить КГБ, начали с Тольятти, а дальше круг расширился, захватил и Куйбышев, даже к Москве пошел. И все растет, и конца ему не видно… До сих пор оставались в этом большом деле несколько кровавых эпизодов, страшных в своей жестокости, их выделили в отдельное производство, но пока еще не раскрутили.
С Соколиком в ресторане не посидишь, не поболтаешь о женщинах, — слишком молод, — но он крепкий сообразительный парень, второй разряд по самбо, — но, это главное, не бегает от бумажной работы. Теперь с утра на столе Черных появлялась папка с новыми материалами, подготовленными и обработанными Соколиком. У героического Ильина, что б его на том свете вырвало, оперативный материал обычно был готов только к полудню, а то и к обеду. А сегодня Черных в десять утра прочитал все свежие документы, начал с заключения комиссии КГБ по группе московских и армянских оперативников, которые были командированы в Армению, чтобы задержать гражданина Сурена Мирзаяна, бывшего капитана морской пехоты, объявленного во всесоюзный розыск и скрывавшегося под именем Сурена Погосяна.
Операция совпала по времени с землетрясением, разрушившим жилые дома и здания производственного назначения. Из шести сотрудников ереванского КГБ погибло пятеро, плюс четверо москвичей, их тела опознаны родственниками и сослуживцами, еще трое пока числятся пропавшими без вести. По мнению экспертов, Сурен Мирзаян, находившийся рядом с чекистами, тоже погиб и был похоронен в одной из братских могил, которые разбросаны по окраинам Степанакерта. Туда свозили трупы, тронутые разложением, и во избежание появления очагов болезней, хоронили даже в тех случаях, когда не было документов, личность не устанавливали, торопились.
Черных задрал ноги на стол и, переваривая информацию, созерцал небольшой бюст Карла Маркса. Кажется, у этого деятеля волосатость тела превышала все разумные нормы, на лице густая шерсть доставала, как у обезьяны, до самых глаз. Если бы современники стригли его как овцу, не давали писать разные глупости, то сделали большой подарок человечеству, и Карлуша принес больше пользы, давая людям шерсть. И за какие заслуги в СССР до сих пор делают скульптурные формы этого животного? Черных носком ботинка столкнул бюст Карла Маркса со стола. Судя по звуку, он упал на паркет и не разбился, что ж, придется повторить попытку… Итак, погибли чекисты, но теперь нет в живых и главного персонажа этой истории — бывшего капитана морпехов, добрая новость… За помин его души вечерком надо махнуть грамм сто беленькой.
Но эта радость оказалась не единственной, — из Ленинграда поступило два сообщения. Органами внутренних дел и сотрудниками КГБ задержан бывший прапорщик морской пехоты, ныне водитель грузовика Роман Ищенко, его подозревают в хищении с территории стройки шести рулонов линолеума, предназначенных для внутренней отделки административного здания, подозреваемый находится под стражей в СИЗО «Кресты».
Показания по существу дать отказывается, утверждая, что в кузове линолеум не прятал, его якобы кто-то подбросил, чтобы тайком вывезти со стройки или, что вероятнее всего, — отправить в тюрьму невинного человека. Так, так… К краже государственного имущества можно приклеить еще какую-нибудь статейку, обвинить Ищенко в мужеложестве или педофилии, чтобы свою десятку он получил. А там уж, будучи на зоне, он наверняка станет конченым психопатом и совершит очередное преступное деяние, приткнет бригадира заточкой или лепилу в медсанчасти прирежет, Ищенко выйдет на волю стариком, хотя в тех местах до старости редко доживают. Вопрос закрыт.