шь. Свиридов снял трубку, чувствуя волнение, — тому были причины. Перед отходом он получил шифрованную телеграмму из центрального аппарата КГБ, майор госбезопасности Павел Черных приказывал навести справки о трех новых членах экипажа, в том числе об уборщике Сурене, далее следовали несколько вопросов, интересовавших майора и номер телефона, по которому с ним надо связаться, когда поручение будет выполнено.
Майор Павел Черных был на месте, словно ждал звонка, Свиридов коротко доложил, что узнал от стукача, и дополнил рассказ собственными наблюдениями: уборщик человек хитрый и лживый, видимо, попал на судно по знакомству, пьяница, который скрывает тягу к алкоголю. Но Свиридов быстро раскусил этого типа. А с пьяницами всегда проблемы, был случай, когда один матрос допился до чертиков и убежал с корабля во время стоянки в Копенгагене. Может быть, и Сурен хочет сбежать в иностранном порту, что точно у него на уме — неизвестно, но от такого кадра жди беды. Осведомитель Свиридова вошел в контакт с уборщиком и доложил, что на плече Сурена татуировка: череп, обвитый цепью, морской якорь и над ними Андреевский флаг. Личности других новичков пока прояснить не удалось, не было времени и возможности.
Черных внимательно выслушал и спросил, внимательный ли человек этот осведомитель, хорошо ли он разглядел татуировку с черепом и якорем? Старпом ответил, что внештатный осведомитель человек верный, давно плавает и никогда не давал ложной информации. Наколка на правом плече Сурена большая, начинается с дельтовидной мышцы и спускается до локтя. Ее площадь — полторы человеческие ладони. Черных задал еще пару вопросов, — и все о злосчастной татуировке, и приказал связаться с ним через час. Старпом положил трубку и вернулся в свою каюту, но не прошло и сорока минут, как телефон, стоявший на письменном столе, зазвонил. Радист сказал, — срочно вызывает Москва.
Пришлось снова идти в радиорубку, выпроводить радиста и запереться изнутри. На проводе был не Павел Черных, а некий начальник из госбезопасности, не назвавший своего имени. Он сказал, что «Академик Виноградов» будет следовать по графику, с этой минуты Свиридов поступает в распоряжение майора, того самого, с кем он говорил по телефону. Все подробности будут в телеграмме, которую старпом скоро получит.
Связь закончилась, Свиридов вернулся к себе, взволнованный не на шутку, сел за стол и стал ждать, покручивая в беспокойных руках кольцо с ключом. Он пытался успокоить себя, но разволновался еще сильнее, поднялось давление, стала побаливать голова, а правая ляжка затряслась. До разговора с Черных он и предположить не мог, что дело принимает такой серьезный оборот, еще час назад старпом был уверен: уборщиком интересуются, потому что выяснилось, — Сурен многоженец или неплательщик алиментов, на худой конец — совершил хулиганский поступок и, скрываясь от возмездия, ушел в плавание.
Теперь появилось много вопросов, например, каким образом он, Свиридов, поступает в распоряжение майора госбезопасности Павла Черных, если они друг от друга на расстоянии в тысячу километров? И что значит «поступить в распоряжение»? Чтобы найти себе занятие и отвлечься, старпом открыл сейф, достал пистолет Макарова, разобрал его, смазал и убрал на место. Вскоре помощник радиста принес телеграмму, уже расшифрованную.
Из Москвы сообщали, что в немецком Ростоке на борт судна поднимутся девять сотрудников Госбезопасности под началом майора Павла Черных, он десятый. Скоро оперативники вылетят самолетом с военного аэродрома и прибудут в Росток предположительно уже через несколько часов. Членам экипажа надо объявить, что на борту судна — геологи, они работали в ГДР на угольных разрезах, а теперь направляются на братскую Кубу, чтобы помочь местным товарищам в поиске полезных ископаемых. На борт будет поднято дополнительное продовольствие, поэтому время стоянки увеличат.
Главная задача оперативников — проверка некоторых членов экипажа, в том числе Сурена. Свиридов должен оказывать чекистам помощь, все поручения оформлены приказом. Сейчас следует найти спальные места для новых людей и поставить их на довольствие, по выходе из Ростока судно пойдет тем же маршрутом, через Европу на Кубу. Телеграмму подписал некий генерал-майор В. Гладышев из второго главного управления, о нем старпом никогда ничего не слышал. Телеграмма не дала ответы на вопросы, наоборот, породила новые вопросы и серьезную тревогу.
Если этим операм нужен уборщик, почему бы не взять его во время стоянки в Ростоке? Надеть на него браслеты и этапировать из ГДР в Москву? Или этот тип, уборщик, настолько опасен, что опера не хотят затевать возню с задержанием в иностранном порту? Возможно, они не будут никого этапировать, а кончат дело как-то по-другому, все сделают по-тихому. Ночь, море, уборщик выходит на палубу покурить и через минуту летит за борт с проломленной головой. Но зачем оперов так много: девять лбов. Тут бы и двое справились. Да, теперь ясно, — этот уборщик опасен, возможно, вооружен, — отсюда меры предосторожности.
Свиридов позвонил капитану, сказал, есть срочный разговор. Через пять минут, он запер изнутри каюту Кныша и выложил все новости. Капитан снял фуражку и нахмурился. Он долго думал, потом задал те же вопросы, которые задавал себе Свиридов.
— Не было на моей памяти таких дел, — сказал Кныш. — Разное помню, но такого… И все это из-за какого-то уборщика, который пошел в первый рейс? Странно. Значит, в отделе кадров не досмотрели.
— Не нравится мне все это, — сказал Свиридов. — Тревожно на душе.
— Надо подумать, где людей разместить, — сказал Кныш. — Есть четыре пустые каюты для матросов и мотористов. Еще есть каюта второго помощника моториста, она большая. Там запросто на троих места хватит. Ну, одного к себе третий помощник капитана пустит, у него места много, диван. И одного — четвертый помощник. Надеюсь, до Кубы эти парни с нами не пойдут. Хотя черт их знает…
Старпом вернулся к себе, побродил по каюте и вздрогнул, когда в дверь постучали.
— Войдите, открыто.
Дверь распахнулась, на пороге стоял Сурен с ведром. Легок на помине… Свиридов почувствовал слабость в ногах, упал в кресло и, встретившись взглядом с уборщиком, сначала побледнел, а потом позеленел. Не ответив на приветствие, он мучительно вспоминал, куда положил пистолет после чистки: снова запер в сейфе или оставил в ящике стола. Кажется, в сейф спрятал, а напрасно, обстановка сейчас такая, что пистолет должен все время быть под рукой.
— Прошлый раз, Глеб Иванович, вы сказали ванную помыть.
— Да? — рассеяно спросил Свиридов, он снова почувствовал дрожь в ляжке. — Я так сказал? Возможно. Нет, голубчик, пожалуй, сегодня — не надо. Еще успеется с этим.
Тут он подумал, что его слова звучат странно, то он приказывает помыть ванную, то вдруг дает задний ход, с чего бы такая перемена. Это может насторожить Сурена.
— Хотя вот что… Уберись, но по-быстрому. В общем и целом — там чисто.
Уборщик зажег свет в ванной комнате, закрыл за собой дверь. Он возился минут десять, Свиридов сидел за письменным столом, волновался, ляжка тряслась. Пистолет заперт в сейфе, а без него как-то странно себя чувствуешь, будто голый на улице. Наконец, уборщик закончил с ванной и вышел.
Свиридова словно черт в бок толкнул, поднялся, вышел из-за стола на середину каюты и сказал:
— Ты, вот что, послушай… Я прошлый раз с тобой поговорил слишком строго. Ну, по поводу выпивки и вообще. Хочу, чтобы ты правильно понял мои слова. Я не цепляюсь попусту, не придираюсь по мелочам. Я же хочу, как лучше. Как старший товарищ к тебе обратился. Чтобы удержать тебя от ошибок. Сам же знаешь, как с выпивкой сейчас строго. Вот я и волнуюсь. Хочу, чтобы ты глупости какой не сделал. Молодо — зелено, да. Я как старший товарищ… Сам молодой был, и сейчас выпить не против. Но уж такие времена. Полной трезвости. Все понял?
— Так точно. Спасибо, что сказали.
Сурен ушел. Свиридов сел за стол и выругал себя за то, что чуть не лебезил перед этим уборщиком, чуть не извинялся перед ним, вскочил и что-то начал объяснять, развел этот жалкий лепет: как старший товарищ, хочу, как лучше, молодо — зелено… Тьфу…
Он запер дверь и полез в сейф за пистолетом.
Юрий Кольцов накрывал к завтраку, когда машина перешла на малые обороты, корабль остановился. Кольцов накрыл последний стол чистой клеенкой, вышел на главную палубу. Отсюда сквозь легкий туман был виден пологий берег, причалы порта, склады и краны, виден город на берегу, плоский и неинтересный.
На палубе появилось начальство, Кольцов, чтобы не путаться под ногами, ушел на корму. Он слышал, как где-то внизу раздались два гудка, наклонился, посмотрел: к сухогрузу приближался катер, обвешанный по бортам с внешней стороны лысыми автомобильными покрышками, два матроса спустили трап, на борт поднялся плотный мужчина в темном бушлате и фуражке с золотым крабом, здесь его встречали Кныш со Свиридовым, повели к себе наверх. Это лоцман, но проведет корабль к причалу.
По громкой связи объявили, специально для забывчивых, чтобы в радиорубку в ближайшие часы не ходили, во время стоянки в Ростоке телефонные звонки на родину запрещены, следующий сеанс связи, — когда судно снова выйдет в море. По внешней лестнице Кольцов поднялся на уровень выше, вошел в каюту и долго сидел на койке, прислонившись спиной к переборке. Душу тронула тревога, которая не поймешь откуда взялась, наползла, словно холодный туман с воды. Он подумал, что теперь беспокоиться не о чем, здесь не Питер, но легче не стало.
Из радиорубки транслировали танцевальную музыку, но вот она оборвались, помощник радиста прочитал сообщение: в Ростоке на борт поднимется двенадцать геологов плюс старший по группе, они работали в ГДР, помогали в разработке месторождения каменного угля. Теперь эта геологическая партия будет доставлена на братскую Кубу, чтобы помочь местным товарищам в разведке газа. Кольцов встал, вышел на палубу, постоял на холодном ветру, вернулся в столовую, жаркую, душную, полную запахов.