Я рискую дать Инге житейский совет:
– Инга, не хочу ни в чем подозревать Сахавата, он тысячу раз может быть прекрасным, искренне влюбленным в вас человеком, но вы, когда переедете, хотя бы не заключайте с ним официальный брак и не регистрируйте его в квартире. Пусть помогает вам на общественных началах. Ведь всякое бывает. Порой – подчеркиваю, Инга, порой – из-за таких новоявленных мужей женщины остаются без квартир. Надеюсь, это не ваш случай, но все-таки…
– Я не сумасшедшая сразу расписываться, – отвечает Инга, – конечно, быстро не буду, посмотрю с месяц.
После чего я умолкаю.
И вот мы получаем зарегистрированные документы. У Инги по условиям договора 14 дней на физическое освобождение квартиры. Всего-то упаковать вещи и перевезти мебель с коробками на другую сторону улицы. Ровно две недели мы ее не беспокоим. Затем ей звонит Иолантов – договориться о передаче ключей от квартиры. Она отвечает ему что-то невразумительное. «Вообще не понял, – недоумевает Иолантов, – говорит, ничего не вывозила, и трубку бросила, полоумная баба, ёпрст». Звоню Инге сама. Интонация у нее хамоватая: «Что вы мне своими сроками мозг компостируете, помню я про сроки, помню…» – в трубке слышится возня и мужской голос: «Дай трубка сюда, сам скажу (снова недолгое шуршание), машина нужен, Евгеньевна, без машина выезд не будет». В первые секунды я не понимаю, в чем проблема. Что за трудность заказать машину? Снова выхватывает трубку Инга: «Вы что, думаете, мы станем надрываться, тягать пешком сумки с рынка? Учтите, мы забаррикадируемся! Никого в квартиру не впустим!» Снова шуршание и мужской голос: «Ни один не пустим в квартира, пока срэдств на машина не будет. Замки в двэр крэпкий».
До меня наконец доходит, что они требуют денег на покупку машины. «Вашу мать, – думаю я, повесив трубку, – это после всего, что было пройдено».
Во избежание подобного беспредела принято удерживать у продавцов в качестве гарантии хотя бы скромную денежную сумму до выписки и выезда; но в нашем случае это было неосуществимо. Причитающаяся Инге сумма до копейки ушла на покупку однокомнатной квартиры, и это с учетом того, что мы уломали вдовца уступить в цене. Осмыслив требования, я снова звоню Инге. Трубку берет ее новый партнер-подстрекатель (предположительно Сахават).
– С тобой разговора не будет, передай трубку Инге, – как можно суровее говорю я.
– Слушаю. – Инга по-прежнему агрессивна.
– Инга, ответьте, пожалуйста, как вы раньше справлялись? Ваша теперешняя квартира к рынку ближе проданной, даже улицу переходить не надо.
– Ничего не ближе.
– Вы понимаете, что это шантаж? Вы расписку при получении зарегистрированного договора давали, что претензий к сделке не имеете. Квартира вам уже не принадлежит, собственность зарегистрирована на другого человека. Хотите с вашим новым поклонником иметь дело с ОМОНом?
Инга снова бросает трубку.
Про себя-то я знаю: подключать ОМОН – не мои методы. Взывать дальше к порядочности Инги, обработанной Сахаватом? Смешно. Натравить на них Иолантова с пистолетом? Исключено. Неизвестно, что он отчебучил у себя в Марий Эл, от каких преследований бежал. Возможно, объявлен во всероссийский розыск. Незаконное хранение табельного оружия, между прочим, – статья. Прихватят его за несанкционированные угрозы, и ниточка обязательно приведет ко мне как к пособнику и провокатору. Иолантова в новое требование Инги лучше вообще не посвящать. Нужно найти мирный путь решения конфликта. Вообще-то за тысячу долларов можно купить подержанные, не совсем разбитые «Жигули». Вот тут я звоню Феррари и объясняю ситуацию в красках. Недолго размышляя, Феррари соглашается выделить тысячу долларов на авто. Инга приехать для получения денег в «Даев-Плаза» или к нам в агентство отказывается наотрез (опасается, что мы подстроим каверзу и обведем ее вокруг пальца). В кабриолете вдвоем с Феррари мы ждем Ингу на малой дорожке у дома на 3-й Фрунзенской. Из подъезда Инга выходит в одиночку. (Высшие силы избавляют меня от очного знакомства с Сахаватом.) У нас наготове лист бумаги и ручка. «Не думайте, Сахават за нами из подъезда со второго этажа в окно следит», – предупреждает нас Инга, заправски пересчитывая купюры, пряча их затем в сумку. «Пишите новой собственнице расписку в получении денег, Инга. Если что-то пойдет не так, вы и ваш Сахават будете иметь дело с ее братом, он у нее опытный юрист со всеми вытекающими…» «Ой, только не надо меня пугать – пуганая», – пишет под нашу диктовку расписку Инга.
В этот же день происходит утечка информации. Зная агрессивный и незрелый ум Иолантова, я попросила Ингу молчать о выторгованных на машину деньгах. Язык за зубами не удержал, скорее всего, Сахават – в очередном разговоре с Иолантовым, продолжавшим напирать по поводу освобождения квартиры. От полученной информации Иолантова перекосило. В нем взбунтовался проштрафившийся опер.
– Живем у хрена на рогах в съемной однушке, толчемся в одной комнате с двумя, блин, детьми – ни трахнуться, ни пожрать нормально, – кухня четыре метра, а у этой денег как грязи, – заходится он гневным, на удивление стройным речитативом, – доплату на машину нашла, найдет на прибавку к нашей комиссии. Потрясти ее как следует, выбить из нее еще хотя бы парочку тысяч баксов.
– Интересно, Светозар, каким способом ты собираешься это сделать? Изложи подробный план. – Мне вправду любопытен ход его воспаленных мыслей.
– Очень просто. Вызвать эту Феррари в офис, сесть втроем в переговорной: вы, я и она. Вы говорите, что дешево продали ей квартиру, нарисовался другой покупатель, круче нее, агентство вправе отмотать сделку назад, вернуть ей деньги, я в это время за соседним столом разбираю и чищу пистолет. Оказываем на нее морально-психологическое давление с двух сторон. Никуда не денется, добавит сразу.
Так и хочется сказать: «Ну ты совсем идиот». Но нельзя. Надо блюсти имидж руководителя. Сама приняла его на трехмесячный испытательный срок, до конца которого еще две недели. (Иолантов уже как-то раз разбирал и чистил пистолет в агентстве, собрав вокруг себя весь мой коллектив, с упоением рассказывая про затвор, предохранитель, защелку магазина и кнопку извлечения баллона, набирая таким образом, как ему казалось, очки в глазах коллектива).
– Прекрасный план. Вообще-то это статья УК РФ. Что мешает Феррари после такой беседы, будучи собственником, заявить на нас куда следует? Смотрю, ты и о Вадике, у которого под рукой «нужные люди», забыл? Забыл, как он вел себя в бизнес-центре? У него, в отличие от тебя, Светозар, в Москве действительно все схвачено.
Почему люди не могут остановиться? Когда они отмоются от 90-х? И насморк у Иолантова оказался не сезонным, а всесезонным. Хлюпать носом, выдвигая теперешнее предложение (на дворе середина июля), он не перестал. За нашим с Иолантовым диалогом наблюдает риелтор Женя. Красивый, высокий, благородный Женя, с густой волной зачесанных назад каштановых волос. Актер по образованию. Ему бы играть изысканных персонажей с тонкими душевными переливами и аристократично-изящными длинными пальцами. Но, увы, это утопия. В фаворе у российских режиссеров «Бандитский Петербург» и «Бедная Настя». Занятости в кино у Жени нет. Лишь парочка ролей в «Театре на досках» у одиозного Сергея Кургиняна. А семья у Жени есть – жена и маленькая дочь. И ему тоже очень нужны деньги. Он устроился ко мне в группу от безденежного отчаяния. Его артистическая натура не выдерживает: «Ты сам себя слышишь, Светик? Уйми тупость и жлобство». В ответ на реплику Жени Иолантов багровеет, на лице его ходят желваки, но тему он закругляет.
После получения денег на «Жигули» осада с квартиры на 3-й Фрунзенской снимается. С помощью крепких рук Сахавата Инга освобождает жилплощадь за полтора дня. Ключи благополучно переходят в руки Феррари. Именно ей предстоит вступить в бой с мицелием над входной дверью и, несомненно, победить его. Светик Иолантов получает свои комиссионные. С небольшим, не заслуживающим внимания скандалом мы с ним прощаемся.
Стоит ли добавлять что-то в адрес главной героини этой истории? Путь от жены заместителя директора крупного предприятия до торгующего на рынке арбузами Сахавата с промежуточным звеном в лице наркомана Давида Гвалии пройден ею в кратчайшие сроки. Правда, осуждения в моих словах мало, скорее печальное недоумение.
Перечитывая эту историю, я понимаю, что вышла она несколько односложной и пресновато-сухой. Спрашивается, почему? Рискну ответить. Теоретически можно было бы добавить этим людям психологической глубины, снабдив их внутренний мир многогранными переживаниями. Но это будет абсолютной, притянутой за уши неправдой. Именно такими они все – от Светозара Иолантова до начальника паспортного стола, от Инги с Давидом до Марьяны с Вадиком – и были, эти «герои». Ходячие манекены. Кроме, пожалуй, первого рассказа Инги (тогда она еще не остыла от впечатлений) ничего по-настоящему живого. (Один лишь вдовец, носитель тонкой душевной организации, как будто по ошибке затесался в ряды этих лиц, но никем из них не был оценен по достоинству, напротив, вызвал презрение и насмешки.) Уверена, что и Марьяна отдавалась Давиду не по причине запретной, всепоглощающей к нему страсти. Первый раз, понятное дело, отомстить матери за попранное, как она считала, детство. Второй, а возможно, и третий раз – исключительно ради получения денег за половину квартиры. (С Давидом-то все ясно: плотоядная кавказская жажда красивого молодого тела – не самый страшный из грехов.)
Мне всегда хотелось верить в небезнадежность людей. Но я сильно сомневаюсь, что эти мать и дочь когда-нибудь бросятся друг другу в объятия с чистосердечным раскаянием. И моя тяга анализировать человеческие отношения, вникать в глубинные предпосылки поступков или, напротив, труднообъяснимых людских бездействий здесь совершенно неуместна. Все слишком банально, линейно, примитивно. Товар – деньги – товар. Никаких греческих трагедий.
То ли испарения мясокомбината ударяют в головы моему офисному руководству, то ли вмешиваются иные силы, но генеральный директор с двумя его опричниками решают заняться параллельным бизнесом. Вложиться в свиную ферму. Без шуток. Идея захлестывает их настолько, что основное направление впадает в глубокую летаргию.