Из четырех жен хана старшая, называемая валидэ, пользуется правами царицы. У Менгли-хана валидэ по имени Нурсалтан, о которой тебе, дьяче, известно. Узнал я, что царица сия умна и властна, и хан часто слушает ее советы. Из сего мы пользу делу извлечь сможем.
Если будет час, в другом письмеце опишу тебе весь ханский дворец, а ежели нас повезут в Бахчи-сарай, и оттоля тоже письмишко сумею переслать.
Ну, вот и все. Прости, дьяче, что неумно написал, только моей вины тут мало: что я мог узнать за такой короткий срок? Вскорости жди, дьяче, другого листа от слуги твоего Шомельки Токатлы».
Глава двадцатая
УТРО МЕНГЛИ-ГИРЕЙ-ХАНА
«Владетель этого дворца и повелитель своей страны султан всемилостивый Менгли-Гирей-хан, сын Хаджи- Гирея. Да помилует бог его с родителями в обоих мирах».
Надпись над входом во дворец.
удьба, решенная ночью,—несчастная судьба. Закон, принятый ночью, не угоден аллаху. Так говорят мудрые мира сего, и потому Менгли-хан ночь свою проводит в удовольствиях и сне, а все важные дела решает утром.
Каждое утро по строго заведенному ханом ритуалу к нему входили сначала хан-агасы, нечто вроде министра внутренних дел, хранитель казны хазнадар-ага, начальник верховного Совета диван-эфенди, начальник ханских рабов, вожак джигитов Хадым-ага и Ак-Мажди-бей — хранитель гарема.
В этот день был обыкновенный прием. Первым, как всегда, вошел к хану хан-агасы. Не прошло и пяти минут, как он вышел из покоев хана.
На лицах у всех, кто ждал приема, легкая усмешка—давно известно, что хан-агасы все время проводит в кейфе и о делах государства имеет слабое понятие. Он входит к хану, чтобы поприветствовать его, а потом туда направляется хазнадар-ага. О, этот будет долго говорить с владыкой. Известно всем, насколько скуп хан,
и все знают, что он потребует от казначея отчета за каждую истраченную монету. Хазнадар-ага, переваливаясь с боку на бок, словно селезень, поспешно вошел в кабинет хана. Менгли-Гирей сидел на подушках, глядел в сторону. Вошедший, не доходя пяти шагов до хана, упал на колени и поцеловал край ковра.
— Приветствую тебя, великий и несравненный,— сипло проговорил казначей,— и молю аллаха о том, чтобы казна твоя была также полна завтра, как и сегодня. Вчера я получил письмо из Чу- фут-Кале. Сейтак-ага снова просит выслать золота для продолжения строительства дворца в Ашламе.
— Много он просит?
— Не смею сказать, о благочестивый.
— Говори.
— Четыре тысячи золотых гуруш.
— Четыре тысячи! Ты, надеюсь, не выдал их этому грабителю? — крикнул хан.
— О верный хранитель мудрости и справедливости! Я знал твое желание построить самый роскошный и великолепный дворец в мире, мои уши слышали твои повеления выдавать Сейтаку золота столько, сколько потребуется, и я...
— И ты выдал золото!—хан застонал.— О великий боже! Зачем мне этот великолепный дворец, если я войду в него нищим. Скажи мне, как высоко возведен дворец?
— Да не обрушится твой гнев на мои седины — дворец поднялся не больше, чем до колен человеку. Так пишет Сейтак.
— Зачем этому вору понадобилось столько золота, если дворец не подрос ни на палец?
— Сейтак пишет, что дворцы, которые он строил раньше, обходились дешево. Рабам и пленникам не надо платить. Но по твоему повелению, мудрейшей, Сейтак нанял целую орду гяуров-итальян- цев, и они каждый день требуют золота. Они не положили ни одного камня в стены дворца и только знают одно: изображают будущий дворец на бумаге во всех видах. Так пишет Сейтак.
Хан долго смотрел в окно, сделанное под потолком, и затем медленно произнес:
— Звездочет из Кафы предсказал мне, что дворец тот принесет мне несчастье. Он, видно, был прав. Сегодня же поезжай в Ашла- му и передай мою волю: я хочу, чтобы оджак* этого дворца никогда не дымился. Пусть Сейтак начинает строить другой дворец, в Са- лачике,— там, где я думал поставить себе сераль первый раз. Пусть он делает такой же великолепный дворец, но наполовину меньше. Золота он получит тоже наполовину меньше, а половину мастеров-гяуров пусть выгонит.
1 Оджак (тат.).— очаг.
— Будет сделано, благословенный,— произнес казначей и, пятясь, вышел из покоев хана.
В дверях с казначеем встретился седой человек, он бочком протиснулся в дверь и, притворив ее, тихо сказал:
— Явился человек, приходящий во вторник. Когда великий и мудрый захочет выслушать его?
Лицо хана озарилось радостью, он поднял руку и сказал:
Пусть сидящие рядом подождут. Впусти его сейчас.
Никто, кроме Менгли-Гирея, не знал, что человека, приходившего во вторник, зовут Ионаша. Он появлялся во дворце внезапно и уходил тайно. Никто, кроме хана, не говорил с ним, никто, кроме хана, никогда не видел его лица.
Ионаша твердым шагом вошел в комнату и опустился на колени.
— Целую пыль у твоих ног, великий хан!
— От тебя долго не было вестей, и я обрадовался твоему приходу. Говори.
— Недавно на Кафу прошел большой купеческий караван. Среди купцов был там боярин Московского князя. Слуга его, посланный в Сурож к Никите Чурилову с письмом, заехал в нашу корчму и говорил, что боярин—русский посол. К кому сей боярин послан, мне узнать не удалось. Еще раньше в корчму заезжал нотариус консула Солдайи и вез письмо консулу Кафы. Вот оно от слова до слова,— и Ионаша подал хану бумагу.
Менгли-Гирей долго читал копию письма, медленно шевеля губами. Прочитав жалобу консула на самоуправство ди Гуаско, невольно ухмыльнулся:
— Это хорошо. Пусть ссорятся латинпы... Теперь скажи о главном.
— Мои друзья, живущие в Кафе, сообщили мне, что братья твои Нурдавлет и Хайдар дважды были во дворце консула. Писец консула, жадность коего не имеет границ, за большую цену сообщил мне о беседах Хайдара и Нурдавлета с консулом, а также с главным синдиком Кафы. Мне неведома мысль твоих братьев, но Хайдар просил консула о помощи в случае, если теперешний хан расстанется с этим суетным миром и если один из братьев вступит на престол.
— Что же им ответил Большой кафинеи?
— Консул сказал, что Менгли-Гирей молод, а Нурдавлет и Хайдар гораздо старше его... Потом он добавил: «Старики уходят из жизни обычно раньше молодых». После этих слов консул удалил письца, из палаты, и мне неведомо, чем кончился разговор. Но мне известно другое, о светлейший, мудрый хан: вечером, вскоре после ухода братьев, в личную кассу консула поступил мешок золота.
— Как велик мешок? — нервно спросил Менгли.
— Там было ровно три тысячи монет.
— Сейчас ты поедешь в Кафу и будешь ждать моего человека. Он привезет тебе десять тысяч золотых и письмо. Письмо гы передашь жене Большого кафинца, и если она спросит еще и второе письмо, отдашь ей деньги. Взамен получи ответную бумагу и передай человеку, принесшему золото.
— Слушаю и повинуюсь,— ответил Ионаша.
— У тебя еще есть новости?
— Высокостепенный хан! Позволь донести до твоих ушей мой совет.
— Говори.
— В горах появилась шайка разбойников. Атаман их носит имя Сокол. Говорят, раб, убежавший из неволи. Шайка растет день ото дня. Я помню твой гнев, когда ты узнал о разбойнике Дели-Балге, и потому решился поведать тебе об этом. Слухи о шайке Дели- Балты внушают в сердце каждого путника только страх, тогда как имя Сокола все рабы и невольники произносят с надеждой в душе. Он во сто крат опаснее Дели-Балты, и потому шайку надо разогнать. Прости меня, могучий и великодушный, за дерзость, за то, что я осмелился подать тебе совет.
— Бей Ширин жаловался мне, будто какие-то лесные люди отняли у него ясырь и сожгли дворец. Может, это Сокола дело?
Менгли-Гирей встал с подушек и долго ходил по комнате. Затем он подошел к Ионаше и повелительно сказал:
— Твой совет не зрелый. Слушай слово мое: совершив все в Кафе, ты пойдешь к Соколу и станешь жить с ним в горах. Узнай, что там за люди, посмотри хорошо в душу атамана, нельзя ли сделать из него друга. Это будет зависеть от тебя. Ты понял меня?
— Аллах велик в небе, хан на земле. Законно и свято каждое слово его,— смиренно ответил Ионаша и покинул комнату хана.
И снова ужом прополз в кабинет седой слуга.
— Халиль-бей появился во дворце. Он молит о свидании с великим ханом. Когда впустить его?
— Скажи ожидающим приема, что хан утомился, и пусть они идут по своим делам. Ширина проси ко мне.
— И еще Джаны-Бек просит позволения предстать перед очами могучего.
— Зови обоих.
Халиль и Джаны вошли вместе и встали перед ханом рядом. Приложив руку к сердцу и голове, они вознесли славословие аллаху и хану. Менгли указал им место: одному направо, другому палево. _ .
Потом сурово посмотрел на Джаны и спросил:
— Где голова презренного айдамаха Дели-Балгы, осмелившеюся грабить на дорогах в моем ханстве?
— Тень милости божьей на земле, о великий и справедливый, выслушай своего слугу. Дели-Балта не пойман только потому, что кто-то помогает ему. Я больше месяца охотился за этим шакалом.
— Воля хана будет выполнена — я пошлю голову Дели в Солдат в самое ближайшее время,— произнес Халиль-бей.— Хватит говорить о нем. Я прибыл перед святые очи хана, чтобы ответить на другой вопрос. Устами хана Джаны-Бек спросил меня — не застоялись ли мои кони, не разучились ли мои воины сидеть в седле? Я отвечаю доблестному владыке моему — я хоть завтра готов выступить, пусть только великий скажет, куда.
— Мне донесли недавно, что старый Ахмат, хан Золотой Орды, собрался в набег на русские земли. Поведали мне также о замыслах иных, которые вынашивает этот презренный. Ахмат заключил союз с Казимиром и после набега на владения Ак-бея