Словом, вот в таком окружении находится ныне великолепнейший дом Пашкова, уже давно лишившийся полагающейся ему при постройке ограды. Когда та имелась, то за ней был высажен прелестный сад, и взгляд поднимался к вершине дворца от зелени деревьев, – казалось, что здание парит в воздухе – над Москвой. Потом ограду сломали, деревья срубили, и теперь мы смотрим на здание, возвышающееся огромной глыбой из земли.
Словом, наикрасивейший дворец Москвы выглядит весьма настороженно и таинственно. А может, он тоже что-то прячет-скрывает, как и Староваганьковский переулок? Недаром же именно выход туда считается главным фасадом дома-дворца, хотя фасад, выходящий на Моховую, несравненно прекраснее.
Взглянем попристальнее на само название улицы – Моховая. Историки говорят, что здесь продавали сухой мох, который раньше использовался в строительных работах для заделки щелей и мелких дырок. Вот и стала улица зваться Моховой. А теперь посмотрим производные от слова «мох». И они весьма красноречивы! Мохнатый – так образно называли черта, дабы не приманить самого нечистого. Мошить – значит закладывать мхом щели, но и скрывать, утаивать. Моховать – заделывать дыры, но и… колдовать. Нет, недаром булгаковский Воланд облюбовал это местечко…
Однако и другие чувствовали волхвование Моховой. Недаром ее, как и весь Староваганьковский холм, окружили церквями сплошным кольцом – спасали от нечистого духа. В 1914 году здесь даже решили разместить гигантскую картину А.А. Иванова «Явление Христа народу», для чего построили огромный зал. Однако мистическое полотно на Моховой не удержалось, краски стали осыпаться, и его перевезли в Русский музей на реставрацию. Да так там и оставили. Не в пику ли этому «Явлению» Булгаков явил своего героя именно здесь?
Помните, как Воланд изначально объяснял свое появление?
«Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского. Так вот требуется, чтобы я их разобрал».
Представляете, Воланд приехал проконсультировать, как моховать на Моховой!.. И между прочим, если вы думаете, что сей чернокнижник был, как и полагается, изгоем церкви, то ошибаетесь. Он был папой римским – Сильвестром II! И по легенде, свое папство выиграл в 999 году в игре в кости с… дьяволом, то бишь с самим Воландом. Что ж тому не разобрать труды своего партнера?!
Впрочем, в ранних редакциях романа Булгакова эта фраза звучала несколько иначе: «Здесь в государственной библиотеке большое собрание трудов по черной магии и демонологии». А знаете, чье собрание трудов было самым обширным и полным в Библиотеке имени Ленина? Конечно же самого Владимира Ильича! То есть именно он и сочинял книги о самой наичернейшей магии и демонологии – теории и практике революции. Удивительно точное определение тайного смысла всех этих революционных рукописей, где рефреном идет то глагол «расстрелять», то термин «диктатура», то пометы «безжалостно» и «категорично».
Вот вам и маленькие библиотечные тайны! Впрочем, когда на этом месте еще не было никакой библиотеки, тайны уже существовали. И речь не о подземных тайных ходах и галереях. Просто ко времени возникновения дома Пашкова в XVIII веке о них все уже забыли.
В петровские времена здесь стояла усадьба сначала думного дьяка Автонома Иванова, который, дабы подольститься к молодому царю Петру, выстроил ее в голландском духе. Однако у молодого Петра были свои любимцы, так что усадьба перешла в руки Александра Даниловича Меншикова. Непонятно зачем, в усадьбе этой начали разводить черных петухов. И москвичи, боязливо крестясь, шептались: это же черные дела, никак колдуны режут петухов в полнолуние, занимаясь черной магией?! И ведь все возможно – недаром же светлейший князь Меншиков из самых страшных передряг сухим из воды выходил и никогда милости царя Петра не лишался.
Впрочем, и черные петухи не спасли Меншикова от разжалования и ареста после смерти его покровителя. В ссылке в Березове светлейший, как известно, и умер 12 ноября 1729 года. Однако сын его, Александр Александрович, из ссылки вернулся и возвратил себе усадьбу на Моховой в Ваганьках в 1731 году.
Потом дом опять менял хозяев, пока весь огромный земельный участок с постройками не купил отставной капитан-поручик лейб-гвардейского Семеновского полка Петр Егорович Пашков. Был он из военной семьи, но сказочно разбогател отнюдь не на военном поприще, а на винных откупах. Говорят, стал первым водочным королем России. Связи имел огромные и в 1783 году сумел прикупить на вечное пользование землю в самом престижном районе Москвы.
Все предыдущие постройки он приказал снести и заново выстроить парадный и роскошный дворец, дабы поразить всю Москву своим немереным богатством. Денег на постройку не жалел. В архитекторы взял великого Василия Баженова, строившего в самом Кремле государев дворец, да не потрафившего Екатерине Великой не столь своими постройками, сколь вечными стремлениями отразить в этих постройках масонское видение мира, начиная от особых знаков масонства, кончая мистическими символами мироздания.
К тому времени, когда Пашков пригласил Баженова выстроить его дворец, архитектор уже был не в чести: грянула царицынская катастрофа – Екатерина повелела снести построенный дворец в Царицыне. Но Пашков от архитектора не отказался, напротив, пообещал громадное жалованье. Не потому ли обиженный на монаршую власть Баженов развернул дворец Пашкова задом к Кремлю?..
Правда, москвичи были уверены, что дворец на Моховой строит архитектор Матвей Казаков, а опальный Баженов только помогает ему тайным образом. Тайны, опять тайны…
Как бы там ни было, великолепнейший белоснежный дворец был готов в самые кратчайшие по тем временам сроки – Пашков справил новоселье уже в 1786 году. Вся Москва сбегалась посмотреть на новое чудо света. Действительно, дворец был невероятно красив, вокруг него разбит волшебный сад, в саду водились разноцветные яркие птицы, свезенные из иноземных стран. Еще были выкопаны пруды «на аглицкий манер» с лебедями и двумя бассейнами. И весь город сходился на том, что чудесней этого дома-дворца и быть не может.
Однако счастья в прекрасных стенах не было. Видно, гений места, восхитившись белоснежной постройкой, характера не сменил и в обещаниях обманул. Баженов, грезивший о прощении императрицы, которое она бы дала, увидев столь прекрасный дворец, в своих ожиданиях обманулся. Его авторство так и не признали официально. И до сих пор идут споры – кто же автор блистательного Пашкова дома. К тому же никакого особого гонорара от прижимистого заказчика архитектор не получил. Да и сам Пашков, несмотря на все неимоверное богатство и красоту своего дворца, радости не испытал. Вскоре его разбил паралич, вынудив передвигаться на коляске. Пашков перестал выходить, дворец сделался замком, в котором жизнь замкнулась в четырех стенах. Ну а поскольку Пашков никого не принимал, то даже год его смерти не удалось установить. То ли он скончался через четыре года после постройки дворца, то ли прожил в замке добровольным привидением до 1800 года. Словом, Пашков дом похоронил своего хозяина заживо…
После смерти имение бездетного Пашкова перешло к его родственнику – Александру Ильичу Пашкову, но и ему счастья не принесло. Выяснилось, что на доме висят огромные долги и на самом деле Пашков-старший был не столь богат, сколь хотел казаться. А все его стремление к показной роскоши было лишь средством скрыть собственные расстроенные финансовые дела.
Александр Пашков стал чудить: влез в еще большие долги под залог дворца, но решил перекрыть деяние дяди – выстроил на Моховой еще один Пашков дом, но не для частной жизни, а для общественных нужд: балов и театральных представлений. Теперь в этом доме находится аудиторный корпус МГУ, а во флигеле – знаменитая университетская церковь Святой Татьяны, покровительницы студентов. Но и постройка храма не принесла ничего хорошего. Напротив, местный священник подал жалобу на то, что рядом с церковью находятся конюшни Баженова. Началась тяжба с церковными властями. К тому же надо было платить долги. И Александр решился на выгодную партию. Нашлась Дарья Мясникова, чей папаша, купец и владелец медно-плавильных заводов, страстно желал сделать дочурку дворянкой. Но главным условием была жизнь на широкую ногу в распрекраснейшем московском дворце.
Так Пашков оказался богат, женат и славен роскошной жизнью. Вот только счастья в семье не было. Москвичи шептались, что после званых вечеров хозяин гоняет хозяйку по саду, вопя:
– Косы повыдергаю!
Впрочем, и эти богачи недолго владели Пашковым домом. Ну не привечал дом хозяев – просто-таки выживал вон! Очень быстро деньги кончились, у Пашковых не осталось средств даже на взносы в свою приходскую церковь. Уже к началу XIX века оба дома Пашковых пришли в запустение. Ну а при пожаре во время нашествии Наполеона в 1812 году Пашков дворец сильно пострадал: крыша обвалилась, стены покосились, балконы осыпались. Знаменитая верхняя балюстрада с ротондой-беседкой, бывшая тогда деревянной, сгорела вместе с деревянными скульптурами, украшавшими ее. Так что каменная балюстрада, на которой сидел Воланд, – изделие уже послевоенное. В 1813 – 1816 годах московские зодчие во главе с Осипом Бове восстановили легендарный дом Пашкова. Ну а поскольку дворец считался жемчужиной московской архитектуры, деньги на восстановление выделила городская казна.
Между прочим, не только Воланд обозревал панораму Москвы с балюстрады ее знаменитого дворца. В 1818 году в доме Пашкова произошло абсолютно реальное, но весьма мистически-знаковое событие. В тот год Первопрестольную посетил прусский король Фридрих-Вильгельм III с сыновьями-наследниками. Пруссак уже был не просто союзником российского императора Александра I в тяжелой борьбе с Наполеоном, но и родственником – брат Александра, будущий император Николай I, год назад (13 июля 1817 г.) взял в жены дочь Фридриха-Вильгельма, принцессу Фридерику-Шарлоту-Вильгельмину, ставшую в православном крещении Александрой Федоровной.
И вот теперь прусский король знакомился со страной, которая будет новой родиной для его дочери. В Первопрестольной Фридрих-Вильгельм попросил показать ему самую большую и красивую панораму славного города. Московский губернатор провел его на только что восстановленную балюстраду Пашкова дома. Король поднялся на бельведер и застыл, глядя вниз, на разрушенную и только еще восстанавливающуюся Москву. И вдруг слеза скатилась на щеку властителя. Он вышел из бельведера и… опустился на колени пред древним городом.