ающегося к чему-то в себе и вокруг.
Впрочем, возможно, мне все это только кажется, и вологодская девочка, которая плакала на вокзале, провожая теленачальника и мою знакомую, просто посмеялась бы надо мной и моими впечатлениями, да еще и добавила, как это иногда делают провинциалы в разговоре с “любящими провинцию” москвичами: а ты попробуй, поживи здесь! Кроме исторического центра, там есть кварталы новостроек, брежневских и даже хрущевских блочных 5-ти и 9-этажек, вот где идет настоящая провинциальная жизнь. Там не “тишина”, а вакуум, отсутствие кислорода, агрессия, пьянство, зассанные подъезды, безумные подростки и бультерьеры на вечерних прогулках.
Мы помолчали. Я вспомнил ее нынешнего мужа, он носил длинные волосы, перевязанные на лбу цветной тесьмой на индейский манер, и увлекался боевыми искусствами. Знакомая говорила, что не перестает его любить, несмотря на любовника, но уже по-товарищески. Любовник тоже был женат…
Я, кстати, даже не понял, почему ее вологодская история произвела на меня такое впечатление, может быть, из-за случайного совпадения с Чеховым? Сам я не очень люблю провинциалок, во всяком случае московских и особенно последних десять лет. С одной стороны, во многих из них есть, конечно, какая-то пассионарность (надо обладать некоторой смелостью для переезда в незнакомый город), иногда чистота или, скорее, неискушенность, столь милая сердцу москвичей, но с другой - временами что-то хищное и одновременно жалкое.
Но когда тележурналистка рассказала мне об этой Жене Волчаниновой из Вологды, я ужасно разозлился и на деятеля с ТВ-1 и на нее тоже. Очень.
Но за что? Они-то причем? Ведь никто же не восклицает на далекой веранде: “Мисюсь, где ты?!.” Это было бы просто смешно.
У них будет другая жизнь
“Полчаса - поезда под откос, полчаса - не твоя полоса, полчаса - полчаса не вопрос, полчаса не ответ - полчаса-а…” - гремит музыка в клубе. Это “Тату”.
“…Не моя карусель, и мечта не моя”…
Люблю этих девочек - в них есть какая-то сила. Новая Россия - вот она. Молодые - другие. Не их карусель. Те, кому сейчас двадцать, - они выросли в свободное время, этим они обязаны нам - кому после тридцати пяти, кто в свои двадцать пять и тридцать вышел в 1991-м к Белому дому! Но им плевать на наши “подвиги”, “мысли” и “опыт”. Они могут с нами переспать, это в лучшем случае. Они относятся к нам с уважением, пока мы разговариваем с ними иронически или шутим. С ними почти нельзя быть серьезным - тогда они смеются, пугаются или испытывают неловкость.
Иногда я из-за этого злюсь и даже комплексую, иногда думаю, что это все ерунда, и колесо сансары, повернувшись, просто подцепило цветные бумажки другим боком. Ну-ка, где моя бамбуковая флейта? Вот она. Сейчас я вам сыграю и спою. “Звенела музыка в саду таким невыразимым горем, свежо и остро пахли морем на блюде устрицы во льду”.[4] Я уже немного пьян, они сидят за соседним столиком - две девчухи, черненькая с кудряшками и беленькая с распущенными волосами. Сколько им? - думаю я, заказывая еще сто красного сухого. - Черненькая, она наверняка закончила какую-то школу в центре, у нее такой вид, что она… она могла быть моей одноклассницей, - вдруг спьяну думаю я. В школе я не обратил бы на нее внимания - меня тогда интересовали другие типажи, а сейчас, наверное, от выпитого, я смотрю на нее и умиляюсь. Привет, “одноклассница”! Это твой клон или твоя дочь сидит напротив меня в начале ХХI века? Они студентки? Склонившись над столом, что-то увлеченно набирают на мобильном. У брюнетки в ухе наушник, и она периодически передает его блондинке. Слушают, хохочут. Наверное, музыка. Это сейчас модно. Блондинка - или не москвичка, или откуда-то с окраин. У нее неплохое декольте, но какое-то странное, злое, взрослое лицо. 25 лет назад она была бы комсомольской активисткой.
С этими телефонами, кстати, смешно. Однажды мы с женой возвращались из Крыма, и с нами в купе оказалась молоденькая девочка-хохлушка. Лет ей было не больше 20. Ехала в Белгород, к бабушке. Первые часа три она спала, потом проснулась и среди прочего рассказала, что служит в… украинской морской разведке. У нее отец бывший советский моряк, теперь вот офицер украинского флота. Устроил и ее. Через 5 лет обещали дать квартиру и неплохо платят. У них женщинам можно служить - они же хотят в НАТО. Впрочем, про американцев она говорила плохо. Говорила, что они часто посылают разведывательные самолеты - для облета Крыма. А локаторы все это фиксируют и передают им.
Я было не поверил в ее рассказ, обычная такая девочка, в джинсовой курточке и спортивных штанах, но потом меня смутили глаза. У этих людей, которые из “органов” (неважно, из каких), у них всегда очень специфические глаза. Стеклянные какие-то… Неважно. Я к чему это рассказываю-то: когда мы разговорились, она принялась меняться с другой нашей соседкой, средних лет строительной бизнес-вумен, мелодиями из мобильников. Через какой-то блю-тус и инфракрасный порт. Я в технике ничего не понимаю. Помню, что меня удивило: сотрудник украинской морской разведки увлеченно меняется мелодиями для мобильного телефона. Хотя что, они не люди? Или времена (для них) тоже изменились?
Но я отвлекся… Смотрел, я смотрел на девочек за соседним столиком, дождался, пока длинноволосая отойдет в туалет, и говорю черненькой: знаете, а вы могли быть моей одноклассницей.
В общем, чтобы не тратить много времени, скажу вам, что в результате я пересел за их столик, хотя мне было неудобно, взрослый дядечка пристает к детям. Но слишком интересно было: какая она, “одноклассница”? - Подруга ваша, - говорю, - красивая. - Да, - говорит, - это моя лучшая подруга. - Понятно. - Я, - говорит “одноклассница”, - сейчас развожусь. - Вот как. Долго ли были женаты? - Два года. - А почему же разошлись? - Он изменил мне. - Извините. - Уже ничего. (Пауза). Вот с ней. - С кем?… - С лучшей подругой. - Хм. Но она осталась лучшей? - Ну да. - Интересно. - Я ей даже благодарна. За что? Она помогла ему в трудную минуту.
Высокие отношения, - думаю. “Покровские ворота - 2”. Сейчас пишу - смешно, а тогда был немного пьян, устал - разозлился. - Что за х…ня, - говорю, - Лена? (Ее так звали). - Кому она помогла? Чем? Это же нехорошо, вы что, не понимаете? - Нет-нет, - говорит, - не сердитесь, она помогла мне, правда. Тогда я говорю, подумав: - А может быть, эта ваша толстуха в вас… влюблена? Ну, не явно (надеюсь), а подсознательно? Пауза. Улыбнулась. - Ну, подсознательно и я в нее влюблена… немного. Подсознательно-то.
Так, - думаю. - Зачем я подсел? Так хорошо сидел за своим столиком, на публику смотрел, зачем я подсел только? Нет, я к меньшинствам хорошо отношусь, но такие фигуры в 20 лет, согласитесь, это лихо. “Одноклассница”, будто услышав мои мысли, говорит: - Нет, вы не подумайте, мне женщины вообще-то не нравятся. Я еще раз замуж хочу выйти. Потом. - Ладно, - говорю, - Лена. Только знаете, - говорю, - дам совет. Недавно вычитал его в одной умной книжке. Когда будете искать себе мужа, спросите его, была ли его семья полной и счастливой. Говорят, это важно. Напряглась. - Что вы? - Ничего. - У вас семья неполная? - Нет… все нормально. Только они не живут друг с другом. - Как это? - Так я об этом недавно узнала. От меня скрывали все детство. Просто живут в одной квартире, и все. У каждого своя жизнь. Уже очень давно.
Я взял еще два по сто сухого красного. Разлил себе и ей. - За счастливое детство! Выпили. Помогло, но не очень. Опять подумал: - зачем я пересел?… На фиг мне это надо? И подруга пропала. Какой-то выездной сеанс психологии. - А чем занимаетесь? - Я историк моды. Пишу в журнале. В каком? В “Афише и отдыхе на неделю”. - О, я читаю ее иногда. Но там же была… кажется, ее звали как-то на Л.? - Она ушла. Уже полгода. Вы, видно, давно нас не читали. Я вместо нее.
- Ясно, - говорю.
- А вы чем занимаетесь? - спрашивает “одноклассница”.
- Тоже пописываю слегка.
Пришла подруга. Села. Сердито на меня посмотрела. Точно, думаю, латентная лесбияночка. А декольте отменное… Познакомились. - А вы тоже в журнале “Афиша на неделю”? - Да. - Тоже мода? - Нет. Я про музыку пишу. - Ясно. Я не очень в музыке. - Ну еще бы. - Ха-ха, почему? - я удивился. - Ваше поколение не очень в музыке разбирается. - Почему? Это вы зря. У меня есть приятель, он был музобозревателем на “Голосе Америки”. С самим Севой Новгородцевым знаком. Слышали о таком? - Слышали. Но это исключение. А вообще все люди вашего возраста не очень в этом понимают… Вам под сорок или уже больше? - Под. - Ну вот, я и говорю. Вы только не обижайтесь. - Ладно, - сказал я, - все понятно. Я совсем не обижаюсь. Вообще у меня дома “Дым над водой” лежит. Еще на виниле. Но это не важно, скорее всего, вы не знаете, что это. Приятно было познакомится. Пойду, пожалуй. Поздно уже. Надо домой. Семья ждет.
“Одноклассница”, может, увидела, что я как-то расстроился, а может, я ей немного понравился, сейчас это модно, чтобы мужчина был старше, и говорит: - Погодите. Давайте еще минут десять посидим и пойдем все. Нам тоже пора. Это у вас что за книжка? (А у меня на столе Войнович лежал, “ 2042”). Я говорю: - Это Войнович. Не знают. - Интересно? - Да. Это про… Рассказал. Лена напряглась. - Не люблю, - говорит, - этого. Очень. Это к нам отношения не имеет. У нас будет совершенно другая судьба и другая жизнь.
- Да, - говорю. - Наверное. И даже знать не хотите? На всякий случай, чтоб не спутать. Судьбу, так сказать. - Нет, - говорит. - Зачем?
Помолчали. И тут меня стала злость разбирать. Потихоньку так. Другая жизнь, значит. При этом подруга спит с ее мужем, а она гипотетически с подругой. Ладно. Но сдержался. Какие-то, думаю, две писюхи в богемном клубе. Чего ты хотел-то. Ясное дело, что здесь можно встретить и не такое. В литературе, опять же, такие случаи описаны.
Что-то пошутил, выпили, но смотрю, подруга все сердится. Ну, ясное дело, ревнует.
И тут она говорит:
- Знаете, а вы, наверное, Путина не любите?