…Выстрел в потолок из автомата Калашникова разбудил всех очень рано на следующее утро и был сигналом о том, что пора собираться в столовую. Наш первый вагнеровский завтрак был скромным, но даже он был гораздо лучше лагерной баланды. Сразу после него, почти не читая, мы подписали обещанный контракт с Компанией и получили автоматы с четырьмя пустыми магазинами, расписавшись в графе, где рядом стоял номер личного оружия. От того, что у всех в руках оказалось холодное железо, которое умеет стрелять, а те, кто его держал, не очень-то умели с ним обращаться, в животе предательски заныло. Нас снова предупредили, что отказываться теперь ни от чего нельзя и тренировочный лагерь вместе с инструкторами уже ждёт нас.
…Армейский городок с казармами и плацем для занятий строевой подготовкой, наверное, где-то всё-таки был, но не у нас. Я увидел лишь зимний лес с большой поляной. Мне показалось, что в этом лесу нет никаких условий для проживания. В лесу стояли лишь обледеневшие брезентовые палатки, внутри которых была такая температура, что вода в бутылках могла превращаться в лёд. «Ах, да, нас же предупреждали!»
– Есть те, кто попал сюда насильно? – спросил на построении командир полевого лагеря с пистолетом на поясе и окладистой бородой. В ответ все молчали, осторожно посматривая друг на друга.
– Раз таких нет, вас предупреждали, на что идёте… С завтрашнего дня будете тренироваться по двадцать часов! С четырёх утра до двенадцати ночи. Наши инструкторы научат вас всему, что нужно уметь на войне. Вы будете обладать уникальными навыками штурмовиков, которые вам вскоре предстоит применить на поле боя…
Командир полевого лагеря продолжал говорить что-то ещё по поводу дальнейшего расписания занятий, а я стоял и смотрел на высокие деревья вокруг. Глаза не видели их два с половиной года, и я физически ощущал свободу бескрайнего леса без всяких заборов. Свежий воздух будоражил лёгкие, а окружающий мир был исполнен яркими красками, как картина доброго художника. Спасибо всем, и особенно – этому художнику…
На следующий день ровно в четыре утра первый инструктор дал очередь в небо из АКМ, чуть не попав в один из тускло светивших фонарей над тренировочной поляной. Через пять минут все стояли на этой поляне, образовав подобие квадрата. Нам сказали собраться в четыре группы, примерно по пятьдесят человек в каждой. Бывшие зеки, приученные к порядку, удивительно быстро выполнили команду, распределившись непонятно по какому принципу. И каждой группе дали своего инструктора, который должен был стать у нас куратором.
Наш инструктор, видимо, обучил уже не одну группу до нас. Он поразил нас цветом своего красивого лица, скорее всего это был африканский загар. Во всяком случае, так мы подумали. Какую-то твёрдость и уверенность в нём заметили сразу. Она была и в том, как он говорил, и в том, как двигался. Это было по-мужски красиво, и нам захотелось стать такими же. Поэтому на первом же занятии мы стояли и внимательно вслушивались в то, что он говорил:
– …Вы все умрёте в первом же бою! Это обязательно случится, если не впитаете своими мозгами, включая спинной, те знания, которые получите здесь, на занятиях. Я научу вас всему, что умею сам. Если хотите выжить, то предупреждаю, что в нашей Компании жесточайшая дисциплина. Но она не такая бездумная, как бывает в армии. Нам плевать, умеете вы маршировать или нет. Нам пох…й на заправку вашего спального места, на плохо подшитые подворотнички и прочую чушь! Здесь мы создаём настоящих воинов. Вам придётся жить, спать и есть в грязи и на холоде. Без света и воды. И не просто жить, а выполнять боевые задачи, поэтому для нас главное, чтобы вы могли выполнять работу, которой мы вас скоро научим.
После этого мы сразу стали отрабатывать фирменную вагнеровскую стойку при стрельбе из автомата. Она отличается от армейской, где учат стоять полубоком, тем, что эта стойка фронтальная.
– При штурмах вы будете работать на коротких дистанциях. Из «калаша» с десяти-пятнадцати метров в вас попадут по-любому! Хоть как вы будете стараться уменьшить свой силуэт, всё равно это произойдёт. Разница в том, что у вас нет боковых пластин на бронежилетах и, стоя полубоком, вы открываете для поражения сердце. А стоя фронтально, вы подставляете грудь, которую защищает броник. Это может спасти вам жизнь. И вместо того, чтобы поехать домой в чёрном пластиковом мешке, вы поедете лечиться в госпиталь. Предупреждаю, если кто-то из вас не научится стоять при стрельбе правильно, а захочет стоять как лучник при стрельбе из лука, я заберу автомат за ненадобностью и дам настоящий лук со стрелами. С ним же отправлю воевать. Всё равно ведь убьют…
А мы уже знали, что это не шутка. В «Вагнере» так не шутят. Все почувствовали, что нас будут готовить не на убой. Пришло понимание того, что здешняя учёба заточена на максимальную выживаемость в бою. Поэтому следующий инструктор по тактической медицине начал знакомство со слов, основанных на статистике:
– Вы все будете ранены! А если не будете ранены, то с вероятностью в сто процентов будете убиты, – довольно тактично предупредив (напугав) нас, он продолжил:
– Поэтому запоминайте всё, чему я буду вас учить. На поле боя сами будете себе и штурмовиками, и связистами, и сапёрами, и, главное, медиками! Вы должны уметь оказать первую помощь как своему товарищу, так и самому себе.
Потом с другим инструктором отрабатывалась тактика ведения боя в группах по двое, по трое и по пять человек, а когда все уставали, то нас собирали в круг и объясняли сапёрное дело. Потом снова отработка тактики. Затем вместо отдыха преподавали медицину или умение навести артиллерию на противника по азимуту. Как итог, немногие выдерживали такие нагрузки и появились первые проблемы, и не только с памятью…
Утром на третий день тренировок один человек сбежал из лагеря. Его задержали в соседнем селе и до обеда он уже был «обнулён», то есть расстрелян. Мы этого не видели, но так было объявлено.
Забеги в бронежилетах с полной выкладкой. Любителей вынимать пластины из броника, чтобы было легче бежать, инструкторы сразу «пятисотили» (записывали в дезертиры) и тоже обнуляли, во всяком случае, мы их больше не видели.
Как следствие, все настолько сильно уставали, что еле держались на ногах. У тех, кто был постарше, повылезали все скрытые болячки. Видно было, что при ходьбе их качает. Например, у моего знакомого с позывным Корень всё тело покрылось жировиками. И у всех отчаянно болели колени. Поэтому никто не удивился, когда в одной из палаток на четвёртый день обнаружили труп с запиской: «Прощайте, никому не хочу быть обузой». Видимо человек понял, что такие нагрузки не выдержит, а бежать в зоне СВО, по сути, некуда, хоть кругом свобода. Вот и решил «вскрыться».
Ещё через день парень из нашей палатки, который на зоне был блатным, отказался выйти на тренировку. Когда за ним пришли инструкторы, то он им заявил:
– Сколько можно тренироваться? Я уже готов. Отправляйте меня на передок.
У него тут же забрали автомат и сняли броник. Затем вытащили из палатки, поставили перед строем и ещё раз спросили: отказывается ли он от тренировочного процесса? В ответ парень промолчал, опустив голову. Тогда инструктор, который никогда не снимал чёрную балаклаву с черепом, молча передернул затвор и сделал три громко прозвучавших в тишине выстрела прямо в грудь отказника. Затем он грозно посмотрел на нас и спросил с вызовом:
– Ну, что, есть ещё желающие без подготовки поехать воевать?
Мёртвая тишина была ему ответом, и тренировочный процесс возобновился как ни в чём не бывало. Но на следующий день после этого случая руководство тренировочного лагеря, видимо, сообразило, что переборщило, и в таком ритме проведения занятий мы их не осилим. Нам не хватало витаминов и других питательных элементов, которые из тюремной баланды не очень-то получишь, и это не могло не сказаться на каждом из нас. Доходяги с оружием «Вагнеру» были не нужны. В лагере изменили график тренировок: мы стали бегать только с восьми утра и до восьми вечера. А всем инструкторам было дано указание учитывать наше состояние. Но получалось это довольно своеобразно.
Во время подготовки в нас почти всё время стреляли инструкторы. И патроны, которыми стреляли, не были холостыми. Реальные, выпущенные из автомата пули могли просвистеть то над головой, то врезаться в землю под ногами. Так создавалась атмосфера реального боя, чтобы никто не расслаблялся. А нам нужно было выполнять поставленные инструктором задачи. Тяжелее всего было тогда, когда в нас, ну, почти в нас, бросали гранаты. Для этого на специальной тренировочной площадке были вырыты траншеи. Когда мы бежали вдоль них, инструктор мог в любой момент бросить вдогонку «бомбочку» в траншею, то есть гранату Ф-1, и нужно было среагировать и успеть кинуться на холодную землю до взрыва, спасая себя от разлетающихся осколков.
Бывало, инструктор банально не попадал гранатой в ров, и кого-то из нас ранило осколками. Пули тоже порой рикошетили от промёрзшей земли и залетали прямо в ноги «курсантам». Почему-то такое стали считать вполне нормальным происшествием, и мы тут же начинали отрабатывать, по сути, на настоящем раненом то, что недавно усвоили из уроков медицины. Жестоко? Наверное…
Стрельба из РПГ тоже тот ещё аттракцион! На моих глазах один из инструкторов, контролируя правильность всех движений пацана, который пытался сделать выстрел, хотел забрать из его рук трубу, потому что произошёл «аборт» (у реактивного снаряда, скорее всего, отсырел порох) и выстрел не получился. Только он протянул руку к трубе, чтобы самому разобраться с ней, и чуть поднял эту трубу, направив её вверх, как произошёл выстрел. «Морковка» ушла в небо, а реактивная струя ударила в мёрзлую землю прямо под ноги несчастливому парню. Он сделал красивое сальто, перевернувшись в воздухе, прямо как в цирке. После его эффектного приземления оказалось, что он контужен и у него наверняка случился перелом костей правого голеностопа. Орал он не по-детски, практически себя не слыша. Говорят, его потом всё-таки вылечили. И от глухоты, и от хромоты.