Я доложил обо всём Борщу. Он пообещал запросить командование о том, кто ещё может находиться в зоне нашей ответственности, а мне приказал действовать по обстоятельствам, но уточнил, что поставленная задача должна быть выполнена в любом случае. Мы слышали, как в отдалении его группа рубилась с хохлами в других домах и там тоже была нехилая стрелкотня.
На каждое наше шевеление пулемётчик отвечал очередями. Мы решили выждать, когда у него закончится лента или перегреется ствол. Но прошло много времени, а он всё так же продолжал прижимать нас к земле. Причём в короткие промежутки между очередями из дома слышались странные звуки, похожие на глухие удары кувалдой по бетону или большим камням.
– У него чего там, лента до Луганска, что ли? – возмутился Красняк.
– Так, ну всё, он меня достал! – со злостью сказал я. – Хорошо, что «Муху» взяли…
Одноразовый гранатомёт РПГ-18, он же «Муха» или «Труба» нёс на своей спине Дамка. Я перекатился и снял его со спины Дамки. Проверив, как был вставлен заряд в «трубу», и понимая, что будет только один шанс, мне удалось отползти назад за угол ещё одного дома, пока Данон, Дамка и Красняк отвлекали неизвестного пулемётчика, открыв беспорядочную стрельбу из автоматов.
Необходимо было точно попасть именно в оконный проём, откуда велась пулемётная стрельба, иначе снаряд «Мухи», взорвавшись в стене дома, мог не разрушить её, на вид она была очень прочной. Я стал внимательно выцеливать предмет стрельбы по-старинке через планку, но в это время сзади раздался почти детский голос:
– Дядя, не стреляйте, не надо! Там мой брат!
Я обернулся: ко мне приближался щуплый белобрысый пацан лет четырнадцати в гражданской одежде, широких штанах и ветровке, выскочивший из-за домов, которые мы оставили позади. Одна рука у него была забинтована по локоть, а другую он держал, прижимая сбоку к штанам. Помешав мне прицеливаться, он быстрым шагом шёл по той самой дорожке из примятой травы, которая образовалась от перетаскивания трупов застреленных украинцев.
И тут сбоку от себя я услышал автоматную очередь. Белобрысый пацан упал, и из руки, которую он прижимал к своим штанам, к моему удивлению, выпала макаровская убивалка. То есть это был ПМ, пистолет Макарова.
26. МИЛОСЕРДИЕ
Оказалось, что стрелял раненый Кольчик, который сидел за своим сараем и мужественно ожидал окончания нашего сражения с неизвестным противником. Он обернулся на крик так же, как и я. Получилось, что его позиция была немного сзади и справа от меня. Со своего места он видел чуть больше, чем я, и этим «чуть» как раз и был пистолет, который пацан старательно прятал от меня, прижимая руку к штанам. Кольчик моментально оценил намерения мальчишки: его целью был я. Он, видимо, хотел как можно ближе подойти ко мне, чтобы не промазать, и единственным выстрелом убить меня прямо в голову, чтобы предотвратить выстрел из гранатомёта по засевшему в доме пулемётчику.
Я ничего не смог бы сделать в такой ситуации из-за эффекта неожиданности и потому что обе мои руки были заняты «Мухой». Получалось, что Кольчик спас мне жизнь, и в списке моих спасителей добавилось ещё одно имя, вернее позывной! Мгновенно осознав это, я показал Кольчику «джамбо». Всё произошло буквально за секунды. Ангелы-хранители, а к вам уже есть вопросы…
Я положил «Муху» на землю и подошёл к белобрысому пацану. С ним нужно было разобраться сразу. Он был ещё жив и мог говорить, хотя ранения в живот были наверняка смертельными. Вблизи это оказался совсем не пацан, а парень вполне призывного возраста, выглядевший много моложе своих лет. Сначала он попытался дотянуться до пистолета, который остался лежать рядом, но, когда понял, что не сможет этого сделать, перестал орать и называть меня «москальской сукой».
Сообразив, что умирает, он не стал держаться за жизнь и захотел умереть, не испытывая жутких болей в развороченном пулями животе, дырки в котором пытался закрывать окровавленными руками. Почему-то запомнились именно эти руки, которые заставили вспомнить известное выражение «руки по локоть в крови». Руки у него действительно были в крови и в собственной, и в чужой, судя по тому, что он мне рассказал, умирая.
В обмен на моё согласие избавить его от лишних мучений, парень поведал историю, которая объяснила, почему же он хотел меня застрелить. Эта история вообще многое прояснила, хотя и напоминала старую сказку про отца, у которого было три сына. Только сказка эта была жестокая и очень кровавая. Подвывая и по-детски плача, он буквально за полторы минуты успел рассказать, что накануне вечером вместе с двумя старшими братьями приехал в Бахмут из Днепра. Они нашли дом, где все когда-то жили вместе с отцом. Это был тот самый большой дом, из которого теперь велась пулемётная стрельба.
Все три брата служили в ВСУ в разных подразделениях, были добровольцами и имели боевой опыт, причём старший из них был офицером. Их отец работал несколько лет управляющим в Центральном отделении Приватбанка в Бахмуте. Но когда в городе уже стало невозможно оставаться из-за военных действий, он бежал в Днепр, оставив дом и всё имущество, как и многие другие. При эвакуации его сильно ранило, и три дня назад он умер. Перед смертью сыновья чудом успели собраться вместе у постели отца, и тогда он рассказал своим детям, что спрятал в одной из стен подвала их дома в Бахмуте свои накопления, только не успел объяснить, в какой именно.
Похоронив отца, братья сразу поехали в Бахмут, решив пока не возвращаться в воинские части. А когда приехали, то обнаружили, что их дом находился на передовой обороны города в серой зоне, и что не сегодня-завтра его могли захватить «орки», то есть мы, русские. Как военным, братьям стало понятно, что их бывший дом, наименее пострадавший при обстрелах, стал опорником для защищавших этот сектор обороны ВСУшников. Братьям нужно было срочно попасть в подвал родного дома. Медлить было нельзя, и они, приехавшие без оружия, но с детства хорошо знавшие окрестности, ночью по темноте подкрались и вырезали фишкарей, а затем расстреляли их из их же автоматов и забросали гранатами всех, кто ночевал в отцовском доме. Трупы снесли в погреб другого дома, чтобы не воняли, и распределили обязанности. Всех, кто позднее приближался к дому, тоже убивали, в основном этим занимался сам «пацан», используя свою внешность ребёнка и пистолет Макарова, ранее принадлежавший убитому украинскому командиру.
Оружия они захватили много и решили, что смогут отбиться даже от русских, если те вдруг придут. В результате теперь средний брат строчил из пулемёта на втором этаже, младший, который показался мне сначала белобрысым пацаном, был отправлен мониторить дальние подступы к дому, а старший, как самый сильный, долбил кувалдой бетонные стены подвала в надежде найти замурованную отцом сумку с деньгами. Теперь это было отчётливо слышно.
– А сколько же денег ваш папаша спрятал в подвале? – успел спросить я у парня, который уже выл от боли и требовал, чтобы мной был произведен «спасительный» выстрел ему в голову. – Только, пожалуйста, не пизд…те, юноша, перед смертью!
– Полтора!
– Чего полтора? – не понял я.
– Лимона евро… – произнёс он, и я понял, что парень не соврал. А он понял, что сейчас я перестану его мучить и сделаю, наконец, то, что обещал.
Я сделал это, и парень с облегчением ушёл на встречу со своим отцом, а мне стало не по себе. Ведь если то, что сказал перед смертью этот, в общем-то, мальчишка, правда, то сумма, ради которой эти братья стали дезертирами и перебили полвзвода ВСУшников, была такой, что можно уже и не воевать, а просто убивать.
И кому же, как не мне, были хорошо понятны их действия, ведь тут же вспомнилось, что эта сумма в пересчёте на рубли составляла почти столько же, сколько я потерял в результате вывода средств со счёта моей фирмы и последовавшего её банкротства. Но я справился, почти справился с этой утратой благодаря моей Вере, её любви и поддержке. И вот теперь мне выпадал сумасшедший шанс компенсировать свои убытки. Или нет?.. Скорее нет, чем да!
Прошло не больше двух минут с того момента, как я начал прицеливаться. «Макара» с половиной обоймы я на всякий случай оставил себе, что-то подсказывало мне, что пистолет ещё может пригодиться. Кольчик по-прежнему оставался сидеть, прислонившись спиной к сараю и положив на колени автомат. Он увидел, что я смотрю на него, кивнул головой и сделал мне знак рукой, что с ним всё в порядке. Расстояние между нами было такое, что он наверняка не мог слышать мой разговор с погибшим парнем. Залёгшие метрах в шестидесяти от меня в траве и ложбинках пацаны моей группы ждали точного выстрела в амбразуру пулемётного гнезда и тоже не могли слышать наши разборки. Значит, теперь я оказался единственным, кто понимал, что на самом деле происходило вокруг, и единственным из наших, кто знал тайну подвала этого злополучного дома.
Принятое решение я подкрепил точным выстрелом из гранатомёта, попав именно туда, куда целился. Взрыв получился намного сильнее ожидаемого, видимо, сдетонировали гранаты и другой БК, которые припас отчаянный пулемётчик. После выстрела я отбросил горячую трубу гранатомёта на землю и посмотрел на свои руки: они не дрожали: убил врага, бывшего ВСУшника и опасного дезертира, убил второго – спас жизни своих пацанов и приблизился к выполнению задачи.
Пулемёт в доме замолчал, а звуки ударов кувалдой по бетону совсем незадолго до этого тоже прекратились и оттуда раздался победный рык. Когда я подошёл к своим парням, они спросили, почему так долго я не стрелял и почему вдруг дал очередь Кольчик. Пришлось сказать, что у меня возникли технические сложности с «Мухой», а Кольчик просто что-то увидел и поэтому стрельнул на всякий случай в ту сторону. Но зато мы теперь могли спокойно двинуться к дому.
Нет, «спокойно» – это не то слово. Мы вчетвером успели на полусогнутых и, низко пригибаясь по привычке, перебежать под окна первого этажа. А человек, который стучал в подвале, услышав взрыв, наверняка успел спрятаться. Как обычно, нам пришлось кинуть ещё несколько гранат внутрь дома. А потом по моей команде мы прислушались: в доме нехотя воцарилась тишина, ощущавшаяся сквозь лёгкий звон в ушах от множества разорвавшихся сегодня рядом с нами гранат.