Наконец-то можно было присесть и спокойно закурить. Три головы в этот день пострадали от моих пуль. Нет, я не чувствовал себя сказочным богатырём, одолевшим трёхглавого дракона. Я чувствовал огромную усталость и пульсирующую головную боль от нахлынувшего адреналина. Видеть Дамку и Красняка у своих ног с дырками в голове было неприятно. Ещё неприятней было видеть предмет, ради которого они предали меня и всех наших ребят.
Прошло каких-то десять минут, может быть, чуть больше с того момента, как моя группа из пяти бойцов ЧВК «Вагнер» приблизилась к самым большим и опасным развалинам дома на местности. Всего десять минут назад мы все были вместе, мы были едины в своём желании взять эти развалины и дойти, наконец, до перекрёстка дорог… Как быстро всего десять минут могут изменить почти всё в сознании нескольких людей, переключив его с плюса на минус и наоборот. Небольшие лужицы крови рядом с головами двух из них только подтверждали это.
Ну да, мне, конечно, пришлось открыть этот злосчастный мешок, чтобы убедиться в правильности своих действий. Цветные банковские упаковки с евро пестрели в глубине мешка, искушая меня на необдуманные действия. Но это были кровавые деньги и, если совершить необдуманные действия, они наверняка станут ещё более кровавыми. Такие суммы просто никогда не должны появляться в зоне боевых действий, где есть много обозлённых и уставших людей с оружием, они там просто не нужны! И тогда я осуществил свой «приговор», взяв из мешка на память только несколько разноцветных бумажек.
Наверное, на войне господь Бог даёт каждому столько, сколько он сможет оттуда вынести. Вот сможешь вынести свою жизнь – выживешь. А не сможешь, так в гробу карманов нет!
Пора было заканчивать со всем этим, я вернулся на место, где оставил всё лишнее, снова подмотался, достал из запасов в подсумке бутылочку со спиртом, которую всегда носил с собой в гигиенических целях. Собрав в кучу валявшиеся повсюду мелкие куски вылетевших деревянных рам, дверей и какого-то бумажного мусора, я вылил остатки спирта на это, и с помощью зажигалки быстро развёл костёр, в который побросал все найденные мной в мешке пачки нездешних денег.
Эх, если бы кто-то видел в этот момент, как «миллионер» развлекался со своим богатством! Горело хорошо, и я не стал долго наслаждаться зрелищем, которое не всякому дано увидеть в этой жизни, отвернулся, чтобы не передумать, и ушёл к давно ожидавшему меня Кольчику, который всё это время так и просидел за дальним сараем, не в силах самостоятельно идти, потому что вторая нога тоже оказалась простреленной в пятку, а он это не сразу понял.
По пути я дошёл до лежавшего неподалеку тела того самого белобрысого парня, который первым хотел меня убить. Достать из кармана уже не нужный мне ПМ и под взглядом видевшего мои перемещения Кольчика, незаметно вложить пистолет в руку мёртвого украинского пацана не составило большого труда. Мне не хотелось, чтобы Кольчик получил возможность оспорить мои волевые решения, не хотелось подвергать ненужному соблазну своего сегодняшнего спасителя.
Я лишь вернул ПМ на место, то есть туда, где этот пистолет и должен был оставаться по задумке его владельца. Таким образом, если кто-то потом, собирая «двухсотых» на эвакуацию, заинтересуется тремя пистолетными дырками в трёх головах убитых, то картина использования этой макаровской убивалки будет совсем иной, чем была на самом деле, и там не будет прослеживаться никакого моего участия… Откуда во мне тогда проснулись такие джеймсбондовские замашки, я до сих пор не знаю.
Кольчик терпеливо дождался, когда я наконец-то подойду к нему и помогу подняться. Он не удивился, увидев кровь на моём лице, посечённом осколками камней. На его вопрос: «Чё там было?» пришлось сказать правду: «Все злодеи убиты, дом зачистили, но Данон, Дамка и Красняк погибли». А на вопрос: «Чё за костерок во дворе образовался?», я ответил: «Да там мусор какой-то стал меня очень сильно раздражать, ну я и поджёг его». Не знаю, что он про меня подумал, когда я сказал про внезапно возникшее у меня желание немного заняться уборкой одного из здешних дворов, но, подставив Кольчику своё плечо, я постарался как можно быстрее дойти вместе с ним до перекрёстка дорог, где нас ждал Борщ со своей группой. Я доложил ему о выполнении поставленной задачи и обо всех потерях, не вдаваясь в подробности. Впереди нас ждали другие более важные задачи.
Так наша война продолжалась, тяжело и кроваво. Потребуется ещё много времени, чтобы осознать всё произошедшее, но время будет работать против нашей памяти и перестанет возвращать многие подробности случившихся событий. А тогда я тешил себя надеждой, что время и Господь Бог на моей стороне, потому что теперь мне оставалось всего несколько недель до конца контракта.
Это потом я получу свои награды: орден «Мужика» и медаль «За отвагу», то есть, блестящий металлический крест с закруглёнными краями на красной ленточке и металлический кружок с изображением танка и самолётов на серой ленточке с синей кромкой. Кроме этого, у меня будут почти все вагнеровские награды, включая «окопный» крест и золотую монету. Я даже получу выплаты за ранения. Мне начислят премии за взятие пленных и подбитую технику. Не забудет «Вагнер» спустя какое-то время прислать мне и заслуженные медали «За взятие Бахмута» и «Бахмутскую мясорубку».
Но тогда я ждал свою самую главную награду: справку о помиловании и свободу.
28. РЕШИМОСТЬ
– Слушаешь рацию и по моей команде несколько раз стреляешь «дымовухой» вон туда! – Борщ протянул руку в направлении открытого участка улицы между домами, – потом как полоумный долбишь в сторону последнего подъезда из автомата, перебегаешь от окна к окну и снова долбишь, понял? – Борщ внимательно посмотрел своим знаменитым уже на весь взвод «командирским» взглядом на щуплого парнишку в бронике не по размеру, который угрюмо стоял перед ним, опустив голову.
– Можешь ещё покидаться «эфками», если успеешь, конечно… И чтобы рация была постоянно включена, проверь! – добавил Борщ.
– Да хули там, понял я уже, понял всё… – ответил угрюмый пацан с забавным позывным «Люля» и тут же с силой загнал в подствольник своего автомата дымовой ВОГ. Утром предыдущего дня наши ребята застукали его за употреблением сомнительной украинской спиртосодержащей жидкости, найденной им где-то в подвалах. Это был явный косяк. Он сначала пытался юлить и врать, что сильный запах перегара из его довольного рта мы заметили только из-за того, что у него зубы болели и воспалились, но потом всё-таки сознался.
За день до этого РВшники (группа разведвзвода) передали нам эту четырёхподъездную пятиэтажку, которую они с трудом отбивали несколько дней у украинцев. Теперь она была полностью зачищена. Почти напротив неё на расстоянии восьмидесяти метров располагалась другая пятиэтажка, которую предстояло забрать у ВСУшников уже непосредственно нашему подразделению. Эта пятиэтажка была длиннее той, где теперь располагались мы, в ней было больше подъездов, каждый из которых можно было считать отдельным укрепом. Причём командование поставило перед нами задачу: взять пятиэтажку в кратчайшие сроки. Это означало любой ценой! Правда, нас обещали усилить ещё одним гранатомётчиком…
Накануне вечером мы с Борщём сидели в подвале и рассматривали в гаджете карту местности с отметками наших и украинских позиций. Нужно было придумать план захвата вражеской пятиэтажки. Было отчётливо видно, что длинная пятиэтажка является острым выступом со стороны украинских позиций и сильно врезается в линию нашей обороны. Понятно, почему командование требовало её скорейшего взятия.
Открытое пространство между домами простреливалось как минимум двумя пулемётами и снайперами с пулями калибра 7.62. Каждый понимал, что если такая пуля прилетит в него, то бронежилет не выдержит удара, не говоря уже о каске. А заскочить в пятиэтажку нужно постараться без потерь. Задачка та ещё…
– Еб..ть, Париж! – вдруг закричал кто-то сзади знакомым голосом.
– Женька, ты? Тебя самого-то не заеб..шило ещё? – обернувшись, спросил я, когда увидел в сумраке горящих свечей, что ко мне приближался не кто-нибудь, а Жить, целый и вроде невредимый.
– Ну, привет, командир, – с улыбкой сказал Жить, и мы крепко обнялись. Он по-прежнему оставался спокойным и искренним парнем, как раньше. Я помнил, что, когда было нужно, он мог быть жёстким, но при этом никогда не бывал жестоким.
– Ты как здесь? – спросил я сквозь звуки отдалённой миномётной стрельбы.
– Да вот приехал с вами повоевать ещё чуток. А тут у вас хорошо. И звуки приятные…
– Герой ты старый! Повоевать он хочет… Так это ты что ли наш новый гранотомётчик?
– Ну, а кто же ещё?
– Небось сам напросился?
– Сразу, как только узнал, что ты здесь!
Посмеялись и закурили, скрывая огонек в кулаке. Уже выработалась такая привычка, чтобы враг не заметил. Как говорится, береженого бог бережет. Мы стояли у входа в подвал, вглядываясь друг в друга. У него прибавилось седых волос и сильно запали глаза. Мы оба помнили о нашей договорённости, что если с кем-то из нас случится «это», то будем помогать семьям друг друга. По сути, раньше он был чуть ли не единственным человеком на этой войне, с кем я мог откровенно разговаривать о происходившем в моей душе и голове, даже когда они не слушали друг друга. Он, чувствуя это, отвечал мне тем же.
Борщ молча смотрел на эту встречу старых друзей и, наверное, думал о чём-то своём.
– Я ж тебя давно похоронил, братик Париж, ты ведь в самом деле рисковый! Думал, что уже мог стереться…
– Да ладно, не дождётесь! Не пришло ещё моё время стереться, – сказал я, немного зажимая в себе радость от встречи.
– Да уж, ты, хоть и москвич, но не родился с золотой ложкой в жопе. Мы всегда это видели и знали, что командир у нас – заряженный перец!
– Да и у тебя, как посмотрю, яйца звенят ещё! – так мы подбадривали друг друга, а я снова всмотрелся в Женьку: всегда были те, кто боролись только за себя и хотели урвать место подальше от передовой, кто трусил и под любым предлогом избегал опасностей. Жить никогда не был таким. Я вспомнил, как общаясь с ним, стал понимать, что, наверное, у меня уже есть люди, которые могли составить костяк моего нового тогда подразделения, где никто меня ещё не знал, а мне нужно было уверенно командовать, люди, на которых можно положиться и доверить им свою жизнь. Он давал мне надежду, что я смогу выжить и вернуться домой.