Москва подземная. История. Легенды. Предания — страница 26 из 67

Конечно, это далеко не полный список деяний Каина всего за один год. Может быть, ретивый сыщик поведал и о других Ванькиных преступлениях. Но служитель закона внезапно исчез. Лишь через несколько лет останки его обнаружили в подземелье Китай-города. Одна рука сыщика была прикована цепями к каменной стене, на которой виднелась надпись: «Под горочку – со свистом, скатился раб Божий Антон»…

Умел Каин не только расправляться с неугодными ему людьми, но и втягивать в свои темные дела нужных ему чиновников. Не случайно, когда началось над ним судебное разбирательство, один из служителей юстиц-коллегии заявил: «Если на всю дать ход следствию по делу Осипова-Каина, то половину империи в железо надобно заковать…»

Неудивительно, что многие материалы, свидетельские показания, доносы на знаменитого сыщика-преступника исчезли.

Сколько бы еще сотворил Каин преступлений, – можно только гадать. Но терпению и властей, и криминального общества пришел конец.

Обозлилась братва на беспредел и собралась на сходку. Приняли решение: хана оборотню Ваньке! Но как его убрать? Осиновый кол под дых, нож под лопатку, удавку на шею?.. Нет, слишком легкая смерть для такой твари, посчитала сходка. «Пусть мучается столько времени, пока не вспомнит все имена погубленных им воров…»

От самого Петра Великого

В ту пору доживал свой век старик по прозвищу Воля.

От дел он отошел давно, однако по-прежнему пользовался авторитетом в преступном мире. Часто приезжали к нему воры и разбойники за советом, за помощью. Иногда просили рассудить их по заповедям Кудеяра в различных спорных вопросах.

Сколько лет старику и в какие годы начал он совершать свои лихие дела – никто не мог точно сказать. Зато было известно, что его кличка пошла от самого Петра Великого.

В молодости Воля со своей шайкой «держал» дорогу от Москвы до Клина. Однажды не сумел он уйти от погони, был схвачен и доставлен в Первопрестольную.

После пыток собрались его метить каленым железом. В те времена, помимо других наказаний, преступникам еще выжигали на лбу и на щеках слово «ВОР».

Когда началась эта экзекуция, явился государь Петр Алексеевич. Поглядел, послушал да и решил самолично метить разбойника. Любил он своими собственными руками и сапоги шить, и плотничать, и зубы выдирать, и, если надо, провинившихся кнутом наказывать.

Тогда почему-то еще не было «клеймицы» со словом «ВОР», а лишь отдельные буквы на металлических прутьях. Выбрал нужные буквы государь, накалил их в огне – и на лоб разбойнику.

Может, выпил в этот день Петр Алексеевич, может, по другой причине, только ошибка вышла: на лбу преступника оказалось выжжено «ВОН» вместо «ВОР».

Пока разбойник стонал от боли, государь размышлял вслух:

– Исправлять букву или пусть останется?..

Хоть и мучился Воля, а смекнул, что из ошибки выгоду извлечь можно. Даже боль от такой мысли приглушилась.

– Царь-государь!.. – прохрипел он. – А в просвещенной Гишпании да любой твоему сердцу Голландии есть давний обычай: ежели во время наказания там подобная ошибка выйдет – несчастного отпускают на волю!

Выпучил от изумления глаза Петр Алексеевич:

– Где ты, простой разбойник, выучился так складно говорить? Откуда узнал про гишпанские и голландские обычаи?

– Да мы тоже, царь-государь, не лыком шиты, познаем малость Божий мир. По свету гуляем да все примечаем!.. – бойко ответил разбойник.

Засмеялся государь:

– Знаю: врешь, каналья. Не клеймят злодеев ни в Гишпании, ни в Голландии. Но за то, что ловко сбрехал, – будь по-твоему. Коль на лбу теперь написано «ВОН», значит, вон отсюда! Гуляй, пока в другой раз не попадешься. Теперь тебя сразу опознать можно. Небось, отныне во всем государстве нашем одно такое клеймо.

Взвился от радости Воля, как лишился кандалов. Однако не побежал прочь, сдержался, глянул в бочку с водой на свое отражение и снова обратился к Петру Алексеевичу:

– Царь-батюшка! Раз помиловал – уважь меня, грешного! Исправь знак на лбу. Было «ВОН», а пусть станет «ВОЛЯ». Отпускаешь ведь на все четыре стороны. Волей дышать буду и хочу ее на лбу носить.

– Ишь ты!.. – опять удивился Петр Алексеевич. – Простой разбойник, а грамотный! Будь по-твоему, ежели снова помучиться захотел.

– Выдюжим, царь-государь! И не такое на Руси терпят!.. – бодро ответил Воля и подставил лоб.

И снова свобода

Вернулся он к своим товарищам. Опять взялся за старое, стал «шалить» с кистенем и сабелькой на большой дороге.

Однако вскоре смекнул Воля: нет смысла ночь тревожить свистом, да темень пугать кистенем и сабелькой. Ведь теперь он самим государем меченый!..

Вскоре узнали о том во всех московских кабаках и притонах. Пошла молва от заставы к заставе.

Приходили поглядеть цареву метку и разбойники, и служилые люди. Угощали они государева «крестника», а тот похвалялся:

– Теперь никто не смеет трогать меня! Самим царем обозначена мне вечная воля!.. А кто попробует в острог потащить да заковать в железо – перед самим государем-батюшкой будет держать ответ…

Так жил и куролесил клейменный Петром Алексеевичем разбойник до самого воцарения Анны Иоанновны. Пошли другие порядки, и стала полиция да власть по-иному смотреть на государем меченного. Почуял Воля перемены, перестал шататься по кабакам и осел в своей тайной избе. Там и суд воровской вершил, и разборы ладил, и справедливость восстанавливал среди братвы..

К нему-то и обратились обиженные Ванькой Каином воры и разбойники.

– Пора паскуде ответ держать перед обществом!..

«Неминуемое проклятие»

Одряхлел к тому времени «государем меченный». Еле руками шевелил да ногами передвигал. Плечи ссутулились, а голова то и дело вниз и вкось клонится. Вроде одно и осталось от некогда шального разбойника – выжженное на лбу «ВОЛЯ».

Но, кому надо, знали: не в ногах, не в руках его сила. А владел старик воровским «неминуемым проклятием». Говорят, известно оно было и Кудеяру, и Степану Разину. Хотел выведать то проклятие Каин. Выспрашивал у старых воров, сулил им немалые деньги. Но деды не открыли тайну, а только посоветовали:

– Наше «неминуемое проклятие» должен знать лишь один из всех братов. И передается оно по наследству. А тот, кто неправдой его выведает и самолично, без решения нашего общества, в ход пустит, от тех слов чародейских сам и сгинет. Так было на Руси, так есть, так и будет!..

Каин к совету не прислушался и продолжал интересоваться тайной воровского проклятия. Может, верил, что оно спасет от врагов, от начальства, от гнева преступного мира.

Однажды, когда Ванька обходил со своими подручными Охотный ряд и собирал мзду с торговцев, кто-то окликнул его. Обернулся – дряхлый дед манит пальцем.

– Тебе чего, рвань безпашпортная?! – разозлился Каин, что его от дела отвлекают почем зря. – Христорадничаешь в неположенном месте? Гляди, попадешь у меня «в ерень, в железо»!..

Старик в ответ лишь затрясся от беззвучного смеха так, что шапка сползла на глаза. Еще больше разозлился Каин, раскрыл рот во гневе, а слова будто застряли в глотке.

Сбросил дед наземь шапку, убрал чуб со лба и пронзил лютым, завораживающим взглядом сыщика-разбойника.

Сразу понял Каин, кто перед ним.

– Ты, Ванек, еренью и железом меня не стращай, – тихо заговорил старик. – По ереням и кичам я свое отходил, откидал там кровь мешками. А пришел нынче сюда не христорадничать, а поглядеть, как ты жизнь свою ладишь, как заповеди наши соблюдаешь да наше общество почитаешь.

Глянул растерянно Каин по сторонам, а подручных его – будто ветром сдуло. И залопотал он какую-то белиберду:

– Ты напрасно, Воля, путь дальний проделал. Кликнул бы – я сам на гут к тебе явился. Да не с пустыми руками, а с гостинцами. А живу я… Живу по заповедям. Как велит общество. Товарищей с кичей вымаю, пять подков под коня бадею, да на Дон, на Кубань их штырю…

Усмехнулся в ответ старик, а взгляд таким же лютым и завораживающим остался:

– Ах, ты наш праведный! Ах, ты наш старательный!.. Знаю-знаю, как радеешь ты за братов-товарищей. Знаю, как себя не жалеешь, а от зари до зари кич умащиваешь и симолишь для общества. Про то гут ладить будешь.

«Не откупишься, не отвертишься…»

И потащил старик Ваньку в ближайший кабак.

Там они посидели недолго. Больше говорил, словно спешил оправдаться, Каин. А «государем меченный» лишь кивал и задавал вопросы.

Наконец, надоело старику Каинову брехню слушать. Махнул он рукой и склонился поближе к собеседнику:

– Облыжный гут на тебя повесили завистники, Ванек. Научу, как уберечься от них. Открою тебе воровское проклятие. Запоминай. Как почуешь недобрый взгляд, как словишь злое слово, как увидишь навостренный против тебя нож, – так и сотворяй против облыжника-недруга это проклятие. Имя только противника своего не забывай вставлять.

Хотя битый и тертый был Ванька, славился хитростью и изворотливостью, а тут поверил старому вору. Аж подскочил от радости. Крепко в те времена почитались народом всевозможные заговоры, чародейства, сглазы, проклятия.

– Буду верным твоим воспреемником, – тут же заверил Каин. – Слушаю. Запоминаю.

Усмехнулся мудро «государем меченный», скосил глаза в сторону и зашептал Каину:

Век воли не видать, коли братство

наше порушу!

Не бодай мя напасть, а ищи

паскуду-отступника.

А имя его…

Пройди напасть боры темные,

болоты топкие,

Ворота и стены крепкие,

Кичи близкие и дальние.

Отыщи Иуду, воровского слова

порушника.

Пронзи его болью нескончаемой,

мукой нестерпимою,

смертию томительной.

За то я слово свое держу,

Век воли не видать!..

Вейся, проклятие мое, шепотом

по земле, по воде.

Чтобы каждый брат – вор честной

услыхал о делах

паскуды-отступника.

А имя его…

Век воли не видать, коли проклял