Так, в первой половине XVII века там были известны женки: Улька, Наська Черниговка, Дунька, Феклица, Машка Козлиха, как видно из дела, возникшего в 1638 году по поводу подозрения в порче царицы Евдокии. Эти чаровницы предлагали свои услуги посредством наговоров над какою-нибудь вещью.
Таким образом, к московской чародейке Наське Черниговке прибегали женщины, страдавшие от побоев, которыми наделяли их мужья. Колдунья должна была „отымать серцо и ревность у мужьев“, а когда жены жаловались на „холодность мужьев“, приворожить их и отнять „серцо и ум“. Она наговаривала на соль, мыло и белила, приказывала женщине умываться мылом и белиться белилами, а соль „давать в питье и в естество мужьям…“
Конечно, колдуньи применяли в своей ворожбе и „подземельный корень“».
Существует ли он на самом деле? Один исследователь московских тайн еще в начале XX века высказал предположение, что «подземельный корень» – всего лишь давным-давно сгнившие остатки обыкновенного дерева: тополя, дуба, липы, березы, осины.
Замоскворецкая ведьма Феклица славилась своими знаниями подземного мира Москвы и умело применяла их в колдовстве. Ходили слухи, что она «зналась» с призраком «сгинувшего во мраке» и могла вызывать «Чудина-белоглазого», который поселился в московском подземелье еще со времен Ивана Грозного.
О «чуди белоглазой» упоминается в легендах, песнях, сказаниях почти у всех северных народов. Говорится о них и в летописях, официальных документах, многочисленных трудах ученых и в записках путешественников.
Известный русский историк и государственный деятель, сподвижник Петра I, Василий Никитич Татищев писал о народности «чудь»: «Имя сие сарматское, тут значит сосед или знаемый, русские во оное заключали Естляндию, Лифляндию, но после, оставя имя Чудь, все именовали Ливония. Оное положение, как видимо из древних северных и прусских писателей, задолго прежде Рюрика к Руси принадлежало…»
Татищев отмечал, что некоторые летописцы не очень хорошо понимали этнические различия финских племен и чудью называли и предков современных эстонцев, и многие народности, населяющие Беломорье и побережье Северного Ледовитого океана. Для жителей европейского и азиатского Севера всегда оставались загадочными племена, которые в старину именовали «чудь белоглазая», «чудь заволоцкая».
Их считали колдунами, подземными карликами, хранителями кладов и залежей руд, искусными кузнецами, ювелирами, строителями и целителями, добрыми или злыми чародеями и даже людоедами.
Путешественник и натуралист Иван Иванович Лепехин во второй половине XVIII века посетил многие уголки России. О загадочных маленьких людях Севера он писал: «У самоедов и других северных народов существуют предания о живущих под землей людях. Самоеды называют их сирты и говорят, что это народ, занимавший их страну раньше их и который после их прихода ушел в землю и живет еще там».
Другой исследователь Севера, Александр Шренк, в середине XIX века отмечал в своих записках: «…один самоед малоземельской тундры рассказал мне, что в настоящее время сирты живут под землею, потому что они не могут видеть солнечного света…»
Далее Шренк поведал, как этот самоед, то есть ненец, выкопал в холме яму и «…вдруг увидел пещеру, в которой жили сирты. Один из них сказал ему: оставь нас в покое, мы сторонимся солнечного света, который озаряет вашу страну, и любим мрак, господствующий в нашем подземелье; впрочем, вот дорога, которая ведет к богатым соплеменникам нашим, если ты ищешь богатства, а мы сами бедны.
Самоед побоялся следовать по указанному ему мрачному пути, а потому скорее закрыл вырытую им пещеру».
Во время моих экспедиций по скандинавским странам, по Беломорью, на побережье и островах Северного Ледовитого океана приходилось слышать немало сходных легенд о карликах.
У разных народов называются они по-разному. Общее в преданиях то, что все эти: «чудь белоглазая», «альбы», «цверги», «сирты», «мамонтовы людишки», «белые карлы», «пещерные чародеи», «хранители мрака» и т. д., – обладают непостижимой, волшебной силой и тайными знаниями.
В случае опасности они могут быстро уходить под землю и жить там среди несметного богатства: золота, серебра, мамонтовых бивней, какого-то загадочного «живого металла». Они умеют пользоваться огнем из недр, одурманивать людей, изготавливать лекарства и яды, принимать образы животных и растений, тумана, воды, камней.
О «чуди белоглазой» рассказывали, будто они могут создавать под землей так называемые «перевернутые пирамиды».
С помощью подобных сооружений карлики Севера якобы освоили неведомую обычным людям энергию и даже научились «вызывать в небе четыре солнца» и «заставлять шептать луну».
Зачем «чуди белоглазой» понадобилось аж четыре солнца, если большую часть жизни они проводят в подземелье, и для чего нужно, чтобы ночное светило «шептало»?
Ответы на эти вопросы я ни у кого не смог получить.
Давно известно: чем знаменитей человек – тем больше сложено преданий, былей и небылиц о его жизни и смерти.
Царь Иван Грозный – не исключение.
Кончину государя подробно описал Николай Михайлович Карамзин: «Крепкий сложением, Иоанн надеялся на долголетие; но какая телесная крепость может устоять против свирепого волнения страстей, обуревающих мрачную жизнь тирана? Всегдашний трепет гнева и боязни, угрызение совести без раскаяния, гнусные восторги сластолюбия мерзостного, мука стыда, злоба бессильная в неудачах оружия, наконец, адская казнь сыноубийства истощали меру сил Иоанновых: он чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и разрушения, но боролся с нею и не слабел заметно до зимы 1584 года.
В сие время явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковию Иоанна Великого и Благовещения. Любопытный царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: „Вот знамение моей смерти!“
Тревожимый сею мыслию, он искал, как пишут, астрологов, мнимых волхвов, в России и в Лапландии, собрал их до шестидесяти, отвел им дом в Москве…»
По слухам, жилье для северных предсказателей и чародеев было выделено вначале в Китай-городе, а затем – в Кремле.
Царский любимец боярин Богдан Яковлевич Бельский опекал их, ежедневно посещал и расспрашивал о небесных знаках, всевозможных чудесах, о болезни государя. Потом сказанное северными волхвами и колдунами передавал царю Ивану Васильевичу.
Каждый раз государь интересовался:
– А крепки ли в своих познаниях те чародеи-кудесники? Не лукавят ли? Всю правду ведают? Не скрывают ли чего? Не замышляют ли недоброе?..
– Зла не таят… Мудры, серьезны, прозорливы! – отвечал Бельский. – Вот только один попался неказистый. Малехонький – у коня под брюхом пройдет не согнувшись. И молчун к тому же. Зато бородища у него по земле волочится. Все чародеи речи мудрые глаголят, а этот ходит кругами по горнице, пол бородой метет и свистит.
– Где ж такого бестолкового отыскали? – удивился Иван Васильевич.
– Из-под Каргополя доставили, – пояснил боярин. – В тамошних лесах молодцы изловили. А сам он из «чуди белоглазой» происходит. Хотел, шельма окаянная, по их обычаям в землю уйти, да не успел. Молодцы проворней оказались – за бороду извлекли…
Как гласила молва, астрологи и волхвы предсказали день кончины Ивана Грозного.
Конечно, такое известие очень расстроило царя. О печальном прогнозе он приказал провидцам никому не сообщать, под страхом смерти.
Николай Карамзин, ссылаясь на современника Ивана Грозного, писал, что в роковой день царь повелел Бельскому: «„Объяви казнь лжецам астрологам: ныне по их басням мне должно умереть, а я чувствую себя гораздо бодрее“.
Но день еще не миновал, ответствовали ему астрологи. Для больного снова изготовили ванну; он пробыл в ней около трех часов, лег на кровать, встал, спросил шахматную доску; хотел играть с Бельским… вдруг упал и закрыл глаза навеки.
…В сии минуты царствовала глубокая тишина во дворце и в столице: ждали, что будет, не дерзая спрашивать. Иоанн лежал уже мертвый, но еще страшный для предстоящих царедворцев, которые долго не верили глазам своим и не объявляли его смерти. Когда же решительное слово „не стало государя!“ раздалося в Кремле, народ завопил громогласно».
О смерти не каждого царя слагались народом песни. Иван Грозный был удостоен такой памяти. Эта песня о его кончине звучала на Руси вплоть до начала XIX века:
Уж ты батюшка светел месяц!
Что ты светишь не по-старому,
Не по-старому, не по-прежнему,
Из-за облачка выкатываешься,
Черной тучей закрываешься?
У нас было на святой Руси, На святой Руси, в каменной Москве,
В каменной Москве, в золотом Кремле,
У Ивана было у Великого,
У Михайлы у Архангела,
У собора у Успенского,
Ударили в большой колокол.
Раздался звон по всей матушке сырой земле.
Соезжалися все князья-бояре,
Собиралися все люди ратные
Во Успенский собор Богу молитися.
Во соборе-то во Успенскиим
Тут стоял нов кипарисов гроб.
Во гробу-то лежит православный царь,
Православный царь Иван Грозный Васильевич.
В головах у него стоит животворящий крест,
У креста лежит корона его царская,
Во ногах его вострый, грозный меч.
Животворящему кресту всякий молится,
Золотому венцу всякий кланяется,
А на грозен меч взглянет – всяк ужахнется.
Вокруг гроба горят свечи восковые,
Перед гробом стоят все попы-патриархи,
Они служат-читают, память отпевают,
Отпевают память царю православному,
Царю Грозному Ивану Васильевичу.
Конечно, смерть такого правителя не обошлась без всевозможных слухов. Поговаривали, что Ивана Грозного «извели» волхвы, собранные в Москве по его приказу. Будто бы испугались чародеи казни за неверное предсказание и плеснули тайком в ванну государя какой-то отравы.