А потом Лиза осмелилась на еще более смелую выходку. Играя перед Екатериной Второй, актриса бросилась перед ней на колени: «Матушка-царица, спаси меня!». И рассказала, что ей препятствуют вступить в брак с любимым человеком. В ту же минуту из-за кулис выбежал Сила Сандунов и тоже распростерся перед государыней. Уже спустя три дня влюбленные обвенчались в дворцовой церкви, причем императрица сама «убирала невесту к венцу».
Реклама Сандуновских бань. 1897 год
Однако жить им в Петербурге после таких смелых демаршей стало трудновато, и Сандуновы переехали в Москву, где с успехом продолжили выступать в театрах. Лучшей ролью Елизаветы Урановой считалась боярышня Настасья в комической опере «Старинные святки»[21]. Что же касается Силы Сандунова, то он стал одним из любимых московских комиков.
Напротив своего московского дома он возвел великолепные бани – знаменитые «Сандуны». Участок земли, на котором они стоят, был куплен на деньги от продажи бриллиантов, которые подарила Лизаньке Урановой императрица и многочисленные поклонники. Место для бань выбрали весьма удачно – центр Москвы, недалеко от реки Неглинной.
В 1808 году строительство завершилось. Новые бани были обустроены с невиданным по тем временам комфортом и роскошью: с раздевальной зеркальной залой, с чистыми простынями на мягких диванах, вышколенной прислугой, опытными банщиками и банщицами. Парные были впервые разделены на мужские и женские. Был буфет со всевозможными напитками, от кваса до шампанского.
Но Елизавета Уранова обижалась: она отдала все свои драгоценности на предприятие, успех которого теперь связывали исключительно с именем её мужа. Такое положение дел её не устраивало, супруги спорили, ссорились и их брак распался. Бани перешли в собственность Урановой, хотя и сохранили старое название.
В течение XIX века бани неоднократно меняли хозяев, но всегда оставались первоклассным заведением. В банях был использован весь лучший зарубежный опыт: для забора воды устроили отдельный водопровод, вырыли скважины. Перед попаданием внутрь вода проходила очистку через специальные фильтры. К концу XIX века Сандуновские бани уже считались лучшими в городе. Они сделались клубом, где встречалось самое разнообразное общество, – каждый находил здесь свой кружок знакомых. Три отделения бань были рассчитаны на разных по положению и доходам людей: «дворянское», «купеческое», «простонародное». Посещение общего отделения обходилось от 5 до 50 копеек, в зависимости от разряда. Посещение дорогих номерных отделений – от 60 копеек до 5 рублей.
Первый путеводитель по Москве
В 1782 году вышел первый путеводитель по Москве. Назывался он «Описание Императорского столичного города Москвы» и содержал сведения о топографии, территории, облике, административном устройстве, экономике, социальном составе жителей города. Автором его был Василий Григорьевич Рубан – выпускник Московского Университета.
В следующем столетии бытописание Москвы развилось в особый жанр.
Большой популярностью пользовался писатель Иван Тимофеевич Кокорев, происходивший из крепостных крестьян. Он сотрудничал с журналом «Москвитянин» и публиковал там очерки о московской жизни, причем именно о низах общества.
Анекдоты о старой московской жизни собирал Михаил Иванович Пыляев, писали о Белокаменной Иван Кузьмич Кондратьев, Петр Дмитриевич Боборыкин, Петр Васильевич Сытин… Наиболее знаменит журналист и бытописатель Владимир Алексеевич Гиляровский.
До и после Наполеона
Лихачи и ваньки
Знатные люди катались по московским улицам в собственных санях или нарядных каретах. Ну а как же те, кто свой выезд содержать не мог?
В Москве XIX века уже появился общественный транспорт – извозчики. Москвичи традиционно называли их еще и фурманами; это прозвище пришло из немецкого языка, так как по-немецки фура – это большая телега, а «ман» – человек. Фурманный переулок назван так именно потому, что здесь был извозчичий двор. На этом же дворе стояли и пожарные повозки с пожарными трубами – насосами, почему переулок иногда называли Трубным.
Делились московские извозчики на два сорта – ваньки и лихачи. В первой половине столетия более двух третей извозчиков работали в Первопрестольной сезонно: то были крестьяне, приезжавшие зимой в город со своими лошаденками и санями, чтобы подзаработать. Вот они-то и назывались ваньками! Нелегкий то был заработок: то седок ускользнет, не расплатившись, то сам кучер запутается в хитросплетении московских улочек. Но все же заработка хватало и на то, чтобы самому прокормиться, и к весне накопить десяток рубликов.
Лихачами же звались извозчики профессиональные, у них и экипажи были комфортнее, и город они знали досконально. Но и с седоков брали подороже!
Об извозчиках напоминает и Тверская-Ямская, названная по Тверской ямской слободе, появившейся еще при Иване Грозном. Жившие здесь ямщики обеспечивали сообщение сначала с Тверью, а затем – с Санкт-Петербургом. После строительства в 1870-м году Белорусского (тогда Смоленского) вокзала их промысел стал неактуален.
Золотой век
Минуло пышное и бурное царствование Екатерины, промелькнул несуразный Павел, оставив о себе в Москве мало памяти, разве что неказистую двухэтажную гостиницу на Покровке у Чистых прудов. Ушли в прошлое пудреные парики и раззолоченные камзолы; барочное великолепие сменилось строгим английским стилем. Московские дамы довольно быстро отвергнув «голую» моду и полупрозрачные платья-шемизы – следствие французской революции – вернулись к тугим корсетам и глубоким декольте, позволявшим демонстрировать ожерелья стоимостью в несколько деревень. Головы светских красавиц украшали цветы, страусиные перья, ленты, бархат, а купчихи все еще предпочитали двурогие кички, украшая их золотом и жемчужными «перловыми» нитями. Без жемчужного ожерелья, желательно в несколько рядов, считали за стыд показаться в обществе.
Московская манера одеваться отличалась от столичной! Все было чуть преувеличенным, нарочитым. Чопорные петербуржцы подтрунивали над Москвою, над ее аляповатостью, неловкостью и безвкусием. «Москва требует, если уж пошло на моду, то чтобы во всей форме была мода: если талия длинна, то она пускает ее еще длиннее; если отвороты фрака велики, то у ней, как сарайные двери», – заметил как-то Гоголь, называвший Москву «старой домоседкой».
И действительно: московские франты хоть и носили панталоны, жилеты и сюртуки, как требовала мода того времени, но уж очень любили подчеркивать модные детали. Если в моду входили фраки с фалдами, то московские портные делали эти фалды особенно длинными и узкими, так что они напоминали хвост ласточки и выглядели несколько комично. Жилеты московских модников бывали из розового атласа, сапоги украшались кистями. А уж галстуки москвичи носили такими длинными, что их надо было обматывать до двадцати раз вокруг шеи.
Ж. Делабарт. Вид Моховой и дома Пашкова в Москве. Конец XVIII века
Но все же то был Золотой век! «Град, русских городов владычица прехвальна великолепием, богатством, широтой! – восхищался Москвой Александр Петрович Сумароков. «Москва… если уж веселится, то веселится до упаду и не заботится о том, что уже хватает больше того, сколько находится в кармане; она не любит средины», – писал Гоголь.
В городе жили и творили замечательные поэты, ученые и художники. Талантливый мастер городского пейзажа Федор Алексеев создал целую серию видов Москвы – Красной площади и Кремля. Писал иконостасы для московский церквей Иван Бахматов. Создавали психологические портреты крепостные художники графов Шереметевых Иван и Николай Аргуновы. Воспевали Москву Иван Дмитриев и Николай Карамзин. Часто бывали в гостях они у своего собрата по перу – Василия Львовича Пушкина.
Процветали дворянские усадьбы. Их владельцы по праву гордились своими садами со всевозможными увеселениями, богатыми коллекциями разных редкостей, коллекциями живописи, обширными библиотеками… Великолепное собрание картин и книг графа Николая Петровича Румянцева составило основу старейшего музея России, располагавшегося в «доме Пашкова». Огромную коллекцию портретов собрал Петр Борисович Шереметев. Старинные рукописи коллекционировали граф Федор Андреевич Толстой и граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, а граф Федор Васильевич Ростопчин предпочитал западноевропейскую живопись.
Литературный кружок собирался в усадьбе Остафьево, принадлежавшей Вяземским. Там бывали Иван Дмитриев и Василий Жуковский, Василий Пушкин, Константин Батюшков, Денис Давыдов, Адам Мицкевич, Николай Гоголь. Там во флигеле работал над «Историей Государства Российского» Николай Михайлович Карамзин.
С Остафьевым связана и история русского воздухоплавания. Весной 1804 года полет совершили две отчаянные дамы: супруга богатейшего горнозаводчика Александра Степановна Турчанинова и светская львица, законодательница мод княгиня Прасковья Юрьевна Гагарина. Именно ее Грибоедов вывел в комедии «Горе от ума» как «Татьяну Юрьевну!!! Известную, – притом!» Эти две отчаянные дамы в Нескучном саду поднялись на воздушном шаре, построенном французом Андре-Жаком Гарнереном, пролетели над всей Москвой и приземлились в Остафьеве.
Московский дом князя Вяземского не уступал загородному! Он стоял по соседству с Колымажным двором, где в то время была лучшая школа верховой езды. Палаты князя, окруженные обширным тенистым садом, привлекали не богатством, не роскошным столом (напротив, современники часто ругали княжеского повара), сюда приходили в надежде провести время за интеллектуальной беседой. Тут часто случались самодеятельные концерты, тут бывали все путешественники, захаживали к Вяземским и ученые мужи.
Мясоедов Г.Г. 1834–1911. Адам Мицкевич в салоне Зинаиды Волконской импровизирует среди русских писателей. 1904–1906 годы
Первые шаги в свете делала блистательная красавица Зинаида Александровна Волконская, занимавшая огромный дом на Тверской, там где ныне расположен Елисеевски