. И хотя точно известно, что солдаты Наполеона подорвали Новый артиллерийский двор и намеренно подожгли Вдовий дом с тяжело ранеными русскими солдатами, назначенная Наполеоном комиссия признала виновным в пожаре лично московского градоначальника. Сам Ростопчин отрицал свою причастность к поджогу.
Пожар продолжался около недели. Записки об этих страшных событиях оставил Иван Акинфиевич Тутолмин – главный надзиратель Воспитательного дома – человек немолодой, но весьма предприимчивый и энергичный.[23] Свои четыре пожарных насоса он вывезти не дал – припрятал. А теперь, с началом пожаров Тутолмин заставил всех постоянно быть наготове и не мешкая тушить возникавшие то тут, то там очаги возгорания. Благо детский приют стоял на берегу Москвы-реки. Примыкавшие к Воспитательному дому деревянные заборы и строения были разобраны. Здание удалось отстоять.
Когда пожары стихли, сам Наполеон взял Воспитательный дом под опеку, но при этом половину помещений забрал под госпиталь. Таким образом на попечении Тутолмина помимо воспитанников оказались еще более тысячи немощных французов, которых Наполеон при отступлении бросил. Тутолмину стоило немало усилий спасти их от самосуда.
Да к тому же в Воспитательный дом сами французы приводили сирот, подобранных ими на улицах уничтоженного города. Им давали фамилии Наполеоновы, Тревизские и Мюратовы… Впрочем, впоследствии личным распоряжением императрицы Марии Федоровны этими «прозвищами» велено было воспитанников не именовать.
Когда пожар стал стихать, французский император решил возвратиться в Москву. В тот же день он объехал большую часть города, пытаясь оценить последствия пожара. Навести должный порядок французам не удалось и оставаться в разоренном, сожженном городе войску стало невозможно. Они вынуждены были отступить по уже разоренным войной местностям – по Старой Смоленской дороге (современное Можайское шоссе). При отходе из Москвы французы заминировали многие здания в Кремле и частично успели подорвать заряды. Но это была бессильная месть: ловушка сработала и сожженная Москва погубила Наполеона. Наступила зима с довольно сильными морозами, к которым французское войско было не готово. Возникли трудности с провиантом. К тому же французов нещадно атаковали партизанские отряды. Россия стала могилой для огромного, считавшегося непобедимым, войска.
Под Москвой недалеко от города Железнодорожный, ранее известного как Обираловка, есть курганы, оставшиеся как раз с тех времен: это братские могилы умерших от голода и от холода французских гвардейцев. Станция Обираловка знаменита еще и тем, что именно здесь бросилась под поезд героиня Льва Толстого Анна Каренина.
В 1850-м году в московском альманахе «Поэтические эскизы» было опубликовано стихотворение «Он» поэта Николая Соколова, посвященное пожару Москвы. Начиналось оно так:
Кипел, горел пожар московский,
Дым расстилался по реке.
На высоте стены кремлевской
Стоял Он в сером сюртуке.
Он видел огненное море.
Впервые полный мрачных дум,
Он в первый раз постигнул горе,
И содрогнулся гордый ум!
Стихотворение читателям полюбилось, неизвестный композитор[24] положил его на музыку, и оно, в несколько сокращенном виде, стало народной песней.
«Пожар способствовал ей много к украшенью…»[25]
Чудовищный пожар уничтожил две трети Москвы. На Тверской уцелели только 12 домов, а в Китай-городе всего два. Уцелели Воспитательный дом, Хирургическая академия, Почтамт, Сенат, Голицынская и Шереметевская больницы, Екатерининский и Александровский институты… В этих богатых дворцах селились наполеоновские генералы, и они принимали все меры, дабы защитить здания от огня. В пожаре погибло здание Университета, и самое печальное – его ценнейшая библиотека. В усадьбе Мусиных-Пушкиных на площади Разгуляй сгорел подлинник древнерусской поэмы «Слово о полку Игореве». Общий ущерб оценили в 320 миллионов рублей.
Губернатор Москвы Ростопчин написал царю: «Москва должна быть отстроена заново; нужно, чтобы она возродилась из своего памятного пепла и чтобы картина ее разрушения осталась лишь в памяти очевидцев ее бедствия».
Александр I учредил Комиссию для строения Москвы. Эта комиссия проработала тридцать лет. Материалы для строительства производили пять кирпичных заводов, а здания возводили несколько солдатских батальонов.
Архитектурный отдел Комиссии под руководством Осипа Бове разработал «образцовые проекты» в стиле классицизм, согласно которым должны были возводиться новые здания. В проектах было прописано всё: размеры домов, их этажность, окраска. Сразу надо признать, что одобрили такое единообразие далеко не все. Однако наличие плана значительно ускорило строительство, и к 1816 году практически все жилые дома были восстановлены.
В 1817 году Александр I утвердил Генеральный план города – его также составил архитектурный отдел Бове. Строить деревянные дома в центре Москвы теперь запрещалось, улицы нужно было проектировать прямыми и широкими.
Особое внимание уделили Земляному Валу – кольцу улиц, образовавшемуся на месте древнего оборонительного сооружения. Остатки вала снесли, ров – засыпали, создав широкую улицу, которую замостили булыжником. По обе стороны мостовой домовладельцы были обязаны обустроить перед домами красивые палисадники, так возникло новое название – Садовое кольцо. Проект этот был реализован по всему левому берегу Москвы-реки, а в Замоскворечье – нет: купцы решили, что дешевле выйдет откупиться от новой правительственной затеи. Поэтому тамошняя часть кольца называется по-старому – Земляной вал.
На Красной площади снесли старые торговые постройки, а вместо них возвели Верхние торговые ряды в классицистическом стиле. Тогда же в центре Красной площади установили первый скульптурный памятник в городе – Минину и Пожарскому, а у кремлевских стен разбили Александровский сад.
Карта Москвы, показывающая ущерб от пожара Москвы 1812 года. 1813 год
Осип Бове. Окончательный план Театральной площади, утвержденный в 1821 году
В Москве появились новые площади. В их числе была просторная Театральная площадь, единый проект которой, включавший здание Большого театра, большие каменные дома и водоразборный фонтан, тоже разработал Осип Бове. Скульптуры для фонтана изваял Иван Витали.
Новое здание Университета было выстроено по проекту Доменико Жилярди, который также восстановил здание Вдовьего дома, возвел Екатерининский институт, работал над восстановлением дворянских усадеб. Его помощник Афанасий Григорьев строил более скромные жилые дома.
Московское училище живописи, ваяния и зодчества
Новопостроенные дома нужно было обставлять и украшать. Богатели купцы – производители мебели, но и для людей творческих профессий представлялось немало возможностей. В то время картины были обязательной частью обстановки богатого дома.
В 1830-м году живописцы образовали в Москве творческий кружок – «натурный класс», который в 1843 году был преобразован в Училище живописи и ваяния. Оно расположилось на углу Мясницкой улицы и Боброва переулка в красивом доме с круглой ротондой (приметой того, что дом некогда служил местом масонских собраний).
Училище быстро стало гордостью Москвы. «Из профессоров следует отметить основателя училища Маковского, отца теперешних Маковских, Пукирева, Перова, братьев Маковских, братьев Сорокиных, из которых один отлично знает анатомию, а другой пахнет ладаном и смирной, Прянишникова, съедающего ежедневно по огромнейшему куску кровавого мяса, спартанца в искусстве и в общем милого человека. Инспекторов, вся инспекторская функция которых состояла из одного только подписывания расписания экзаменов, было много, но из них особенно интересны: покойный Зарянко, писавший очень хорошенькие головки, хохлописец Трутовский, который от малых ушел и до великих не дошел, и целомудренный Виппер. Этот Виппер, негодуя на олимпийских богов за то, что те не носили брюк и фраков, произвел всем училищным статуям возмутительную операцию, до которой не додумался бы даже сам Савонарола. Фидий побил бы его, разумеется, если бы был жив. Из натурщиков особенно знаменит Петр Егоров, вбивавший в землю тумбу одним ударом кулака, и Иван, вынимавший обратно из земли эту тумбу», – писал о нем Антон Павлович Чехов, всем сердцем любивший Москву.
Выпускниками училища стали Алексей Саврасов, Михаил Нестеров, Леонид Пастернак, Кузьма Петров-Водкин, Александр Померанцев, Сергей Шервуд, Вячеслав Олтаржевский и многие другие замечательные художники.
Холера в Москве
В 1830-м году в России вспыхнула эпидемия холеры, которую также называли «собачья смерть». Считается, что болезнь проникла из Персии через Астрахань.
Император Николай Первый немедленно переехал из Петербурга в Первопрестольную. Государь не бежал от опасности, а оставался со своим народом, помня о страшном «чумном бунте» екатерининского царствования. Этим он предотвратил распространение панических настроений. С этой же целью в городе стала выходить «холерная газета», содержавшая реальные цифры заболевших и умерших. Тогда в городе проживали менее четырехсот тысяч человек. Из них к началу зимы 1830-го холерой заразились четыре с половиной тысячи, из которых умерла примерно половина. За зиму число пострадавших от болезни удвоилось.
Записки с описанием эпидемии оставил молодой этнограф Вадим Пассек, только что окончивший Московский Университет. «Все изменилось, все затихло; Москва кажется мертвою… Тишина страшная, дома как бы опустели, улицы обезлюдели, торговые площади, гостиный двор, все закрыто; самый город уже давно оцеплен и окрестные жители не появляются на местах торжищ, некогда шумных и многолюдных», – писал он. Соблюдая меры предосторожности,