Салтыков-Щедрин в повести «Пошехонская старина» писал, как его семья вывозила старшую дочь Надежду на московский бал. Девушка не имела хорошего приданого и в родном городе шансы на ее замужество были не велики. Поэтому на время балов семья снимала крохотный домик в Москве, где все спали вповалку и экономили на всем, потому что деньги были нужны на наряды для дочери.
Московские балы – ярмарки невест устраивали в Университетском пансионе и в частных домах, например, у Прасковьи Кологривовой, о которой писал Грибоедов: «Балы дает нельзя богаче от Рождества и до поста» или у московского военного губернатора Ивана Петровича Архарова на Пречистенке. Благодаря которому И.П. Архарову в нашем языке появилось слово «архаровцы»: так назывались его полицейские. По словам очевидцев, гостей, бывало, столько, что кареты не помещались во дворе и загромождали все переулки. Молодые люди успевали посетить за вечер несколько балов, присматриваясь к девицам.
Светский раут
Но самая знаменитая «ярмарка невест» проходила в здании Благородного собрания, куда зимой со всех концов России съезжались помещики, чтобы пристроить своих незамужних дочерей. Н. В. Гоголь в «Петербургских записках 1836 года» писал: «Москва женского рода, Петербург – мужеского. В Москве всё невесты, в Петербурге всё женихи». «Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками», – вторил ему Пушкин.
На ярмарках невест был свой этикет. Девушки приезжали туда в сопровождении матушек и тетушек, которые воспринимали каждого танцовщика как потенциального жениха. Они строго оценивали его: не тянется ли за молодым человеком шлейф скандалов, из какой он семьи, можно ли рассчитывать на хорошую партию. Согласно этикету, кавалер не мог свободно пригласить понравившуюся ему барышню на танец, сначала он должен быть представлен ее родителям. Это мог сделать, например, общий знакомый или хозяин бала. И только после этого молодой человек получал право ангажировать девушку на танец.
Итак, на балу можно было «вытанцевать» себе хорошую партию. Поэтому обучению танцам уделялось большое внимание. Во всех высших и средних учебных заведениях, пансионах танец был обязательным предметом. Промах в танцах на балу мог стоить карьеры. Чтобы подготовить маленьких аристократов к участию в настоящих, взрослых балах, для них часто устраивались детские балы, которые позволяли дворянским детям усваивать азы хороших манер и светских приличий.
Самым знаменитым московским танцмейстером был Пётр Андреевич Йогель, у которого учились танцевать дворянские дети, в том числе и Пушкин, и будущие декабристы. Йогель регулярно устраивал детские балы, для которых снимал залы в Российском благородном собрании, университетском пансионе, в просторных домах вельмож и богатых владельцев. П. А. Йогель жил на Бронной и часто устраивал балы в доме Кологривовых на Тверском бульваре, 22 (ныне на этом месте находится здание МХАТ им. Горького).
Дворянских детей обучали танцам с детства
На так называемые детские балы Йогеля, где танцевали молодежь, учитель всегда приглашал бывших воспитанников. Юные ученики могли показать свои успехи, потанцевать с «настоящими» партнерами, научиться поведению в обществе, умению поддержать разговор, а зрелые мужчины приглядывали для себя будущих невест.
Детский бал Йогеля описан у Льва Толстого в романе «Война и мир»: «У Йогеля были самые веселые балы в Москве», и собирались на них не только юноши и девушки, «танцевавшие до упаду», но и люди постарше. На одном из этих балов Наташа Ростова танцевала польскую мазурку.
Именно на балу у Йогеля в доме княгини Прасковьи Юрьевны Кологривовой (Гагариной) Пушкин впервые увидел Наталью Гончарову. Натали недавно исполнилось шестнадцать лет, и она только-только начала выходить в свет. На ней было белое платье, а на голове – золотой обруч. Пушкин вспоминал: «…какая-то сила заставила меня обернуться. Я увидел ее – в прозрачном облаке воланов и кружев, в толпе молодых поклонников, в окружении многочисленной родни и знакомых… Я шагнул на встречу своей судьбе». Под впечатлением от встречи поэт написал изящный экспромт: «Я пленен, я очарован, словом – я огончарован!»
Надежда Рушева. Пушкин и Натали
Княгиня Прасковья Юрьевна Гагарина (Кологривова), в чьем доме Пушкин впервые увидел юную Натали, была одной из самых известных и блистательных дам первопрестольной. Она прославилась своей красотой, гордым нравом и неустрашимостью, а еще тем, что дала пощёчину светлейшему князю Г. А. Потёмкину в ответ на его вольность.
Первого мужа князя Ф. С. Гагарина она потеряла в ранней молодости; он погиб при штурме Варшавы, а сама она, неутешная молодая вдова, мать малолетних детей, попала к полякам в плен и в темнице родила дочь Софью. А.В. Суворов освободил ее вместе с другими пленными. По словам современников, она долго не выходила замуж вновь, скорбела по мужу, но потом понемногу начала вести светскую жизнь.
Княгиня Прасковья Юрьевна Гагарина (Кологривова)
Овдовев, Прасковья Гагарина поселилась в Москве. По свидетельству Вигеля: «Долго отвергала она всякие утешения, в серьге носила землю с могилы мужа своего; но вместе с твердостью имела она необычайные, можно сказать, невиданные живость и веселость характера; раз предавшись удовольствиям света, она не переставала им следовать». Среди её поклонников были И. M.Долгоруков и знаменитый историк Н. М. Карамзин.
Карамзин адресовал возлюбленной два больших стихотворения, «К неверной» и «К верной», отражающих перемены его настроения в этой любовной истории. «Любовь Карамзина к княгине Гагариной была глубоким и серьёзным чувством, более того, он сделал ей предложение и уже мечтал о семейном счастье, но П.Ю. Гагарина неожиданно закрутила новый роман».
И. M. Долгоруков в своих мемуарах рассказывал, что княгиня Гагарина «смолоду была женщина взбалмошная и на всякую проказу готовая». 8 мая 1804 года княгиня Прасковья Гагарина совершила необычайный по смелости полет на первом в России воздушном шаре, построенном в Москве воздухоплавателем французом Андре Жак Гарнереном, который за шесть лет до этого стал первым в мире человеком, который совершил прыжок с парашютом.
Полет прошел удачно. Преодолев дистанцию в 30 км, шар приземлился в усадьбе Остафьево. Символично, что княгиня приземлилась не где-нибудь, а в усадьбе, прозванной «Русским Парнасом». Московские острословы шутили: «Кто-то на Парнас возносится, а Гагарина – спустилась». И что называется, на голову будущему зятю и поэту Петру Андреевичу Вяземскому. Воздушный шар долгое время хранился в имении, и Вяземский нередко шутил, что он стал знаменит благодаря тому, что Гагарина совершила посадку в его владениях.
Свадьбе князя Вяземского с дочерью отчаянной княгини Верочкой предшествовали романтические события. Об их женитьбе сохранилось семейное предание, записанное П. И. Бартеневым:
«В августе 1811 года у Прасковьи Юрьевны Кологривовой… собиралось молодое общество, и однажды одна из девиц бросила в пруд башмачок, а молодые люди, и в числе их князь Петр Андреевич, кинулись вылавливать из пруда кинутый башмачок. Князь Вяземский захлебнулся в пруду, а когда его вытащили, уже не в силах был возвратиться к себе домой… а должен был лечь в постель в доме Кологривова. За ним, разумеется, ухаживали, и всех усерднее княжна Вера».
Это продолжалось довольно продолжительное время. По Москве поползли грязные слухи и насмешки. Вот тут-то и вмешалась будущая теща, настойчиво объявив, что для прекращения сплетен их невольный гость должен жениться на княжне Вере. Так энергичная княгиня устроила помолвку своей дочери с богатым и знатным женихом. По словам очевидцев, супруги жили дружно, несмотря на многочисленные увлечения Петра Андреевича. Поэт посвятил жене несколько стихотворений, самое известное из которых – «К подруге».
Третьим мужем Прасковьи Юрьевны стал богатый помещик П. А. Кологривов. Вигель, рассказывая историю их женитьбы, замечал: «Он был в неё без памяти влюблен… Надобно было иметь необыкновенную привлекательность, чтобы в утробе этого человека расшевелить нечто нежное, пламенное… Любовь таких людей бывает обыкновенно настойчива, докучлива, неотвязчива. Кологривов был так горд оказанным ему предпочтением, что как-то на балу одному из великих князей, спросившему его, кто он, Кологривов, растерявшись, ответил, что он муж Прасковьи Юрьевны, полагая, вероятно, это звание важнее всех чинов и титулов».
По словам современников, свой дом Кологривовы держали открытым, давали званые обеды и вечера, а гостеприимная хозяйка «со своим вечным смехом» умело веселила гостей. В феврале 1818 года в своем доме Кологривовы принимали императора Александра I.
Прасковья Юрьевна умела развлечь себя и домашних. «Смолоду взбалмошная», несмотря на свои 60 лет, она сохранила любовь к забавам и увеселениям. Ее балы славились в Москве пышностью и многолюдством. В «Горе от ума» Чацкий говорит о Татьяне Юрьевне, чьим явным прототипом была Гагарина: «Слыхал, что вздорная», а вот Молчалин отзывался с почтением:
Как обходительна, добра, мила, проста!
Балы дает, нельзя богаче.
От Рождества и до поста,
И летом праздники на даче.
Мария Ивановна Римская-Корсакова
Пышные балы, веселые маскарады и увеселения давала Мария Ивановна Римская-Корсакова, которая прославилась среди горожан, как самая гостеприимная хозяйка Москвы. Её открытый и хлебосольный дом был знаком всем москвичам (Пушкинская пл., 3; дом не сохранился). По словам современников, М. И. Римская-Корсакова была хороша собой, умна, ласкова, приветлива, и очень богомольна. Каждый день (прямо после бала, в перьях, бриллиантах и декольте) она выстаивала утреню в Страстном монастыре, и только тогда возвращалась домой отдыхать.
Мария Ивановна подарила мужу девять детей, из них пять прелестных дочек, которых любящая матушка очень хотела выгодно выдать замуж. Она была дамой энергичной, видела цель и любыми способами пыталась добиться желаемого, поэтому и давала самые пышные и многолюдные балы, приемы, обеды и ужины. Жила она, однако, не по средствам и вечно была в долгах. В Москве про нее говорили: «Должна целому городу, никому не платит, а балы дает да дает». Для себя и для детей своих Корсакова стремилась превратить жизнь в один сплошной увеселительный праздник – в этом были цель и смысл всего ее существования.