– Я врубился: это ж можно без кожи и без хаера! Это ж можно в цивильном!
Мы сидели вдвоём где-то часов до пяти, уже на улице стало светло, открылось метро, и стало ясно, что пора разговор заканчивать…»
Солянка – это была знаковая точка, где создавалась музыка. Когда Майкл Светлов или Алексис приезжали к Крупнову, они постоянно наигрывали какие-то риффы и напевали слова. Толик в то время ещё не писал «целиковых» песен, обычно он приносил текст и базовый рифф, работу над которым продолжали Алексис и Майкл, – это была в высшей степени коллективная работа.
«Крупнов заставлял меня редактировать тексты песен, – рассказывает Маша. – Он интересовался моим восприятием на чувственном уровне: „Вкусное слово или не вкусное? Сочетаются слова или не сочетаются?” Я помогала ему как могла. Но для меня главным было, конечно, другое: любовь-морковь, отношения, дети, семья. А творчество? Это было его дело. Но музычка мне нравилась, она создавала определённое состояние: мрачное и совсем не весёлое. Этим она и цепляла…»
В то время группа репетировала в ДК «Коммуна», что на Серпуховке. Но на одном из концертов, которые регулярно стали проходить в этом Доме культуры с появлением там «Обелиска», загорелся динамик! Огонь хлестал до потолка, а народ визжал от души, воспринимая пожар как часть шоу! Женя с Батюшкой с огнетушителями наперевес кинулись тушить злополучный динамик. Огонь в конце концов был побеждён, но зал после той битвы стал совершенно непригоден для проведения массовых мероприятий. Директор ДК, до этого нежно любивший рокеров, указал «Обелиску» на дверь. С тех пор рок-концерты в ДК «Коммуна» больше не проходили никогда. А «Чёрный Обелиск» нашёл новое пристанище – в «Горбушке», чему были рады все – и музыканты, получившие кров, и администрация Дворца культуры, у которой теперь не болела голова, как доставать звуковую аппаратуру для сейшенов…
Весь 1987 год группа провела в постоянных выступлениях. Концерт открывался композицией «Апокалипсис», за ней следовали «Абадонна», «Сплин», «Фантастическая гравюра». На «Литании Сатане» Крупнов демонстрировал, в каком быстром темпе он может проговаривать слова песни. Затем исполнялась инструментальная композиция «Цветы зла». А в кульминации звучала «Полночь», и когда группа вышла на пик своей популярности, то фаны в припеве вместо «Это – полночь!» стали подпевать: «Это – Толик!» И уже в самом конце выступления звучала концептуальная песня «Чёрный обелиск», имевшая, по мнению Крупнова, хороший темп для завершения концерта.
После создания цикла песен на стихи Бодлера Толик обратил внимание на творчество ещё одного поэта начала ХХ века, а именно – Эмиля Верхарна.
Как-то декабрьским вечером Андрей Игнатьев сидел в гостях у Маши и Толика в квартире на Солянке и читал новые тексты «Обелиска». Толик пожаловался, что он не в состоянии обеспечить группу необходимым объёмом текстов. Тогда-то Андрей и сказал, что настроение текстов «Обелиска» похоже на настроение стихов Верхарна. Маша сразу оживилась:
– А это кто таков?
– Это бельгийский поэт начала века. Его очень любили наши символисты, Брюсов его переводил…
Перелопатив библиотеки знакомых, Маша нашла томик Верхарна и принесла его Крупнову. Толик сразу же воодушевился его стихами и решил написать целый цикл металлических гимнов. Он так и говорил, что на тексты Верхарна можно сочинить не просто песни, а настоящие металлические гимны. Но в итоге появилась только песня «Меч», поскольку весной 1988 года у Крупнова началась волна житейских передряг, в результате чего программа так и не была доделана до конца, а потом он начал писать песни уже совсем на другие темы.
Кроме «Меча» для новой программы были подготовлены ещё три песни – «Серый святой», «Женщина в чёрном», тексты к которым написал сам Крупнов, а также композиция «Цезарь», созданная на слова барда А. Симакова. Музыканты вспомнили свою старую песню «Троянский конь» и, слегка переаранжировав её, снова стали исполнять на концертах. В связке с «Цезарем» и «Мечом» «Троянский конь» получил новое, более выигрышное звучание. Бывало, на концертах исполнялся инструментал, в котором переплетались несколько риффов, ещё не ставших песнями. Но в августе 1988 года Толик объявил, что из «Чёрного Обелиска» он уходит в «Шах»…
У Крупнова были серьёзные причины радикально изменить свою судьбу. Отчасти этому способствовали неудачи с записью альбомов «Апокалипсис» и «Цветы зла». Всю весну на базе в «Горбушке» музыканты старательно писали треки, но тогда никто толком не знал, как это надо делать. Впрочем, та запись не получилась не только по техническим причинам, просто её качество перестало удовлетворять Крупнова, а оправдание, что абсолютно все наши команды писались в таких же и даже в ещё более худших условиях, его абсолютно не устраивало. Запись альбома – это шаг от тусовочного образа жизни к профессиональному, а Толик всегда был профессионалом и всегда хотел быть лучшим из лучших.
На Крупнова очень болезненно действовали отмены выступлений. Несмотря на то что концерты весной 1988 года шли сплошным потоком, ещё больше было нереализованных приглашений. Крупнову часто звонили разные люди, договаривались о выступлении, а потом бесследно исчезали. Когда череда неурядиц, абсолютно типичная для любой рок-группы тех лет, слилась в одну чёрную полосу, у Толика возникло ощущение полного провала. К тому же, бывало, «Обелиск» выступал совсем не там, где должен был бы выступать. Очень долго музыканты «Обелиска» с омерзением вспоминали, как в июне 1988 года им пришлось играть на выпускном вечере в МГИМО, веселя гуляющих «пиджаков». Возможно, этот концерт и стал последней каплей, переполнившей терпение Толика, и он пошёл в «Шах», чтобы с наслаждением пропеть со сцены «шаховский» хит «Пиджак должен умереть» – «Masdon must die» (слово «masdon» в переводе с цыганского как раз и обозначает «плохого человека», «редиску», «пиджака»).
Презентация Крупнова в «Шахе» состоялась уже в конце лета, в «Горбушке». Металлические фаны, конечно, собрались, чтобы посмотреть на новый «Шах», который после прихода Крупнова автоматически получил статус супергруппы. Лидер-гитарист «Шаха» Антон Гарсия и барабанщик Андрей Сазонов выглядели совершенно счастливыми, Толик весело пританцовывал в пространстве между гитаристом и барабанщиком, но публика встретила «Шах» весьма отчужденно. И даже когда Крупнов залихватски исполнил «шаховский» хит «Metal fight», возбуждённо орали лишь человек тридцать старых поклонников группы, прорвавшихся вплотную к сцене. Остальной зал молчал.
К тому же звук был не очень хороший. Крупнову, привыкшему к тепличным условиям «Чёрного Обелиска», пришлось выступать на таком звуке, где барабанщик ориентировался лишь по жестикуляции музыкантов. Промучившись пять концертов в Москве, «Шах» уехал на фестиваль в Венгрию. Потом группа ненадолго вернулась домой, а в конце осени вновь отправилась за рубеж, в Германию, записывать пластинку.
«Когда началась коллизия с „Шахом”, – говорит Маша, – я поддержала Анатолия Германовича, потому что мастерство-то своё он, скромно говоря, повысил. Перед поездкой в Германию он засел дома и играл, играл и играл, ведь в Германии они должны были записывать пластинку, поэтому он считал, что ему надо повысить технику игры…»
Накануне поездки в «Бундес» Толик и Маша отправились в Бибирево в гости к лидеру «Э. С. Т.»[5] Жану Сагадееву, где Крупнов попытался на спор проломить кулаком стену и сломал себе руку. В итоге он поехал в Германию с загипсованной рукой. Тем не менее все басовые партии на диске Толик записал сам.
Запись диска была завершена 29 ноября 1988 года, а в начале следующего года пластинка вышла в свет на Atomic Age Records (дочерней фирме Worner Bros.). Диск назывался «Bewere!» («Берегись!») и представлял весьма оригинальный современный сгусток треша. В то время на Западе наблюдался большой интерес к нашим рок-группам, поэтому концерты «Шаха» в Европе всегда проходили с аншлагами, а диск неплохо продавался.
А чем же в это время занимались другие участники «Обелиска»?
Майкл Светлов тогда гордо заявил Крупнову: «Я буду у вас Мастейном! Ты, Толя, значит, в Германию поехал? А я тоже сделаю команду и тоже поеду в Германию!» Известно, что после того, как Мастейна изгнали из «Металлики», он сделал собственную группу и добился с ней популярности. И Майкл тоже сдержал слово. Он собрал группу «Полтергейст», с которой под новый 1990 год тоже поехал в Германию. «Полтергейст» дал несколько концертов в пивных барах города Кёльна.
«Меня тогда удивил Алексис, открывшийся с совершенно новой стороны, – вспоминает Маша. – Он страшно переживал, что закончился важный отрезок жизни: „Как же так?! Неужели всё?! Неужели "Обелиска" больше не будет?” С Алексисом у нас был какой-то контакт, более-менее откровенный, он делился со мной, как ему хреново! Он тогда очень сильно обиделся: „Ну как же так?! Мы же все верили ему! А тут такая подстава!..” Распад „Обелиска” стал для него настоящей трагедией…»
Так как концертная аппаратура фактически принадлежала Жене Чайко, Андрею Денешкину и Коле Агафошкину, то они решили приступить к созданию нового ансамбля. Алексис написал для него музыку, которая была ритмически изощрённее и намного тяжелее, чем в «Обелиске». (Коля Агафошкин постоянно жаловался, что играть её намного сложнее, чем ту, что делалась с Крупновым.) Дело осталось за малым – придумать название. Женя Чайко предложил использовать бесхозное на тот момент название «Чёрный Обелиск». Но осторожный Алексис решил сначала позвонить Крупнову и узнать его мнение.
– Алексис, ты же знаешь, что «Обелиск» не может без меня существовать! – услышал он в ответ.
Спустя два дня Крупнов сам перезвонил Алексису и сказал, что придумал отличное название:
– Назовитесь-ка вы «Триумфальной Аркой» – это тоже название романа Ремарка.
– И там, и тут – Ремарк? Не слишком ли это банально?
– Наоборот! Это отлично! Если «Чёрный Обелиск» добился известности, то и «Триумфальная Арка» будет популярна!