— Что я желаю ему скорейшего выздоровления и прошу связать меня с Gleb Ivanovich. Может быть, вы тоже с ним знакомы, с Gleb Ivanovich?
— Нет. Папа никогда не рассказывает свои дела. Он очень любит таинство…таинственность? Хорошо, видеть вас завтра.
Под звуконепроницаемым чехлом Мэри сказала:
— И Бокия, и Барченко в живых уже нет. Иначе эти знали бы, что я говорю по-русски. НКВД понятия не имеет, какого рода отношения связывают меня с «двумя Б». И очень хотят это выяснить. Что касается наших с тобой действий, работаем по плану «С».
— Может, все-таки по плану «B»? — расстроилась Пруденс. — Ну что я там буду сидеть одна, как дура, и психовать?
— План «В» разработан на случай, если Бокий нам не пригодился, но я осталась на легальном положении. Судя по тому, что встреча назначена на квартире, они намерены меня зацапать. Не хотят делать это с шумом, в гостинице.
— Ты ведь не дашь себя зацапать?
— Не думаю. Но перейду в нелегальный режим, а ты тут как жираф в Сибири. Нет-нет, будет план «С».
Переночевали. Пруденс сладко спала на мягкой кровати кинг-сайз, Мэри же провела время с куда большей пользой. Сделала комплекс упражнений «Тигр на охоте». Подышала по системе «Ветер над Гангом». Полежала в горячей ванне, отключив сознание. Покрутила «кино», вызвав из памяти несколько приятных эпизодов прошлого. И, конечно, обдумала в деталях все возможные повороты завтрашних событий.
Утром они завтракали на открытой террасе, в гостиничном кафе «Московские огни». Мэри попробовала кофе (жуткий) и попросила чаю. Ела черный хлеб (очень вкусный) с медом. Любознательная Пруденс заказала локальную экзотику: tvorog, ryazhenka, маленькие толстые панкейки со сметаной, селедочное масло, сосиски «микояновские» с гречневой кашей. У Пруденс была теория, довольно сомнительная, что по местной кухне можно судить о нации.
Кафе «Огни Москвы»
— Русские — нация кислая, тяжелокровная, со склонностью к мазохизму, — объявила она. — Были такими и раньше, до революции. Это видно по их литературе. Бoльшевики тут ни при чем.
К столику подошла напряженно улыбающаяся Роза. Поздоровалась, с фальшивой бодростью спросила: «На какую хотите экскурсию?» Столь же неправдоподобно изумилась, что намечается поездка на квартиру к мистеру Барченко. Бедняжка совсем не умела притворяться.
— Но сейчас мы должны сходить в американское посольство, отметиться в консульском отделе, — сказала Мэри. — Нет, сопровождать нас не нужно. Вы ведь вчера показали — оно совсем рядом. Во сколько нужно выехать, чтобы в двенадцать мы оказались на улице с непроизносимым названием. Как это читается — Plyustchikha?
Без четверти двенадцать Мэри спустилась из номера в лобби.
— А где миссис Линкольн?
Взгляд у Розы был встревоженный.
— Она не поедет, решила отдохнуть.
Замигала. Знает, что Пруденс из посольства в гостиницу не вернулась. Но ничего не сказала — видимо, не получила на этот счет инструкций.
Сели в черную машину советского производства — точно такую же, как в Ленинграде. Очень похожа на «Форд-B». Мэри и на улицах видела только одну эту модель. Очевидно других легковых автомобилей в СССР не производили.
Настроение у Мэри, как всегда перед интересным поворотом, было приподнятое. Переводчица сидела молча, кусала губы. Нервничала. Скорее всего ее используют втемную и она сама не знает, чего ждать.
Перед подъездом дома 11 сегодня сидели три бабки, причем две вчерашние. Уставились на машину, на вышедших из нее женщин, старую и молодую, с любопытством. Узнать давешнюю «домработницу» в очкастой голубовласой американке было невозможно.
— Ишь, чё деется, — покачала головой Гертруда Стайн. — Целый день ездеют, ездеют.
По этой фразе Мэри догадалась, что к ее появлению тут готовились. Потому «дочь Барченко» и назначила встречу на следующий день. Надо было переселить куда-то хозяев квартиры и прочее.
Она приготовилась подниматься по лестнице на пятый этаж. Не забыть позадыхаться от подъема, пожилая ведь женщина. Но лифт работал — починили. А еще в подъезде, очень чистом, пахло свежей краской.
Значит, еще не решили, арестовывать или нет. Срочный ремонт устроили на случай, если игра продолжится. По советскому обыкновению пускают иностранке пыль в глаза, демонстрируют, как хорошо живут советские люди. Что ж, хоть какая-то польза жильцам от НКВД.
Открыла дверь красивая женщина лет тридцати пяти. Одета со вкусом, не по-туземному. Косметика качественная. Парфюм — «L’Origan».
— Хау-ду-ю-ду, миссис Ларр, вери плезент, — сказала чекистка, очень неплохо изображая смущенную приветливость. — У меня плохой английский. — И Розе: — Вы, товарищ, переводите, пожалуйста.
Протянула руку. Кисть холодная, чувствуется хищная энергетика. Взгляд многослойный.
Фальшивая Лариса болтала что-то про папу и его стенокардию, передавала приветы и прочее, а Роза переводила. Мэри продолжала составлять психологический портрет интересной дамы, не забывая осматривать площадку.
В комнате наскоро сделали редекорацию. На стене заменили фотографии в рамочках. Некоторые не точно совпадают с пятнами на обоях. На снимках Барченко в разном возрасте. Юный студент; на верблюде в горах; уже седой с каким-то стариком в круглой шапочке, судя по мольберту на заднем плане — художником. Это всё неважно. А важно, что дверь справа, очевидно ведущая в соседнюю комнату, плотно прикрыта, и за нею кто-то прячется. У Мэри на такие вещи был встроенный локатор — на то существовала специальная практика «Летучая мышь».
Сели к столу втроем. Там накрыт чай. Шоколадные конфеты с медведями на обертках, печенье, самовар. И металлическая коробочка, медицинского вида.
— Она говорит: «Это уколы для папы. Только что привезли из Кремлевской клиники. Новое лекарство для сердечников, разработано советскими учеными. Завтра отвезу в папину больницу».
Гибкие пальцы с превосходным маникюром достали шприц, будто ненароком оставили его на скатерти. Это приготовлено для меня, подумала Мэри и внутренне улыбнулась. Ну-ну.
— Она говорит: «А когда вы познакомились с папой?», — продолжала переводить Роза. — Говорит: «Я у него спросила, а он засмеялся. Это, говорит, ты у миссис Ларр спроси. Пусть она тебе сама расскажет».
«Лариса» выжидательно смотрела своими лисьими глазами. Потрет Мэри уже составила. Тратить время на ерунду больше незачем.
Очень умна, очень опасна, уверена, что полностью контролирует ситуацию. Самое главное — это не исполнительница. Функционер очень высокого уровня. Ход к генералу Фриновскому через Бокия закрылся, но тут, кажется, открывается новый.
Надо перехватить инициативу. Сломать заготовленный сценарий. Это всегда денервирует сверхконтролирующих субъектов, и они совершают ошибки.
— Я одного не пойму, — ровным голосом, со светской улыбкой сказала Мэри. — Лариса или как вас на самом деле. Вы отлично знаете английский. Ошибки, которые вы делаете в грамматике, слишком нарочиты. Мы бы с вами превосходно пообщались напрямую. Задали бы друг другу вопросы и получили бы ответы. Зачем вам понадобилась эта девочка?
Психологический портрет оказался дефектным. Чекистка нисколько не денервировалась. Лишь чуть-чуть дрогнули веки, и улыбка из любезной стала насмешливой. Не изменился и голос.
— Не для перевода, конечно. Вы ведь по-русски говорите не хуже меня. Девочка мне понадобилась вот зачем.
Она за локоть, рванула Розу к себе. Другой рукой схватила со стола шприц и воткнула его переводчице сбоку в шею, вдавила поршень до отказа.
Девушка вскрикнула, забилась. «Лариса» крепко обняла ее за плечи, прижала, успокоительно зацокала. Взгляд уколотой подернулся пленкой, голова опустилась книзу. Тогда чекистка отодвинулась. Тело сползло со стула, затылок ударился о паркет.
Мэри была готова к чему угодно, но не к такому. Она вскочила, и в ту же секунду в комнату ворвались двое крепких парней. Вцепились ей в запястья, насильно усадили и держали крепко, профессионально, с вывертом — не шелохнешься.
Был и третий, выглядывал из коридора. Этого Мэри узнала: бритый — тот что следил.
— Зови милицию, Михалыч. Наряд на месте?
— Ждут за углом. Я мигом.
Бритый исчез.
— Глядите, ребята, не расслабляйтесь. Мисс Ларр — дама серьезная. Это только кажется, что она мухи не обидит. Прицепите-ка ее к стулу. Так будет спокойней, — велела начальница, не сводя взгляда с Мэри. Глаза светились торжеством.
— Не удивляйтесь. Я вами сильно заинтересована. А когда я кем-то или чем-то сильно заинтересована, я копаю на шесть футов под землю, как у вас говорится. Давайте что ли знакомиться по-настоящему. Я не Лариса Барченко, а Вера Жильцова, капитан госбезопасности, это по-вашему полковник. Руковожу Особой группой Наркомвнудела. Да и вы ведь на самом деле не Мэри Ларр, а Мария Адриановна Ларцева. Родились в Ставропольской губернии. У нас в архиве на вас досье еще из дореволюционного Департамента полиции. Читается как роман «Граф Монте-Кристо». Сначала-то телеграмма из Америки врагу народа Барченко попала в отдел… Неважно в какой отдел. Зачем вам знать нашу кухню? Важно, что дело оказалось у меня на контроле.
— Почему? — спросила Мэри. Она была сердита на себя. Недооценила оппонента.
Теперь запястья с двух сторон были пристегнуты к стулу наручниками. Активное сопротивление исключалось. Да и двое агентов, один брюнет, другой с косой прядью, как у Клайда Барроу, свое дело, кажется, знали. Отчего же было не поговорить? Чем больше ясности, тем лучше.
— Потому что у нас тут не африканские джунгли. Про Мэри Ларр и агентство «Ларр инвестигейшнз» мы как-нибудь слыхали, знаем. Враг народа Барченко был тесно связан с другим врагом народа, Бокием, а это субъект специфический. Всё, касающееся Бокия, автоматически попадает на особый контроль. Вы выдали свой интерес к Бокию, когда вчера позвонили в нашу приемную. Ловкий был трюк. Бедная миссис Шустер сидит в спеприемнике, ничего не понимает. Ее мужа, инженера Шустера, тоже пришлось взять. Это на вашей совести.