Воришка несся шустро, он успел отбежать метров на двадцать. Тяжелая кобура стукнула ему точнехонько в затылок, тут-то и выяснилось, кого пожалел Эдриан. Похититель сумочки рухнул на тротуар.
Масянь подошла, забрала свою собственность, а лежащего мстительно лягнула по щиколотке. Тот только взвизгнул.
— Знай, у кого тырить, дерьмо клопиное! — рявкнула на китайском бандитском жаргоне специалистка по силовым методам работы. У Масянь было трудное детство. Она выросла в трущобах Чайнатауна и к тринадцати годам слыла первоклассной «тырщицей». Но однажды на улице залезла в карман к Мэри Ларр, и после этого поменяла свою жизненную карьеру.
Возница времени не терял. Запрыгнул в коляску, хлестнул лошадь и был таков. Эдриан стоял на тротуаре, обмахивался кепи. Маньчжурское солнце пекло изрядно. Самая жара, середина августа. Сюда, на другой конец света, они добирались десять дней. Авиакомпания «ПанАм» сначала доставила сыщиков трансамериканским рейсом в Сан-Франциско, потом трансокеанским (точно на таком же самолете, как пропавший «Гавайский клипер») на Филиппины, но оттуда пришлось путешествовать по-винтажному, пароходом до маньчжурского порта Далянь, по-японски «Дайрэн», по-русски «Дальний». Оттуда — поездом.
— Какой у тебя план? — спросила Масянь, таща чемоданы по аллее ко входу отеля. — Ты обещал, что расскажешь на месте. Ну вот мы на месте. Пора браться за работу.
— У меня план переодеться в летнее. Не люблю потеть, — ответил руководитель группы. — Выпить замороженный дайкири. Немного отдохнуть.
На рецепции мистера Эдриана Ларра, эсквайра (так и было написано: Esquire) ждал сиреневый конверт с золотой монограммой. Портье вручил его с почтительным поклоном.
— Отлично, — сказал Эдди, прочитав записку (на бумаге тоже сияла монограмма). — Ясудзи выполнил обещание. — Первый пункт моего плана сработал.
Масянь недоверчиво взяла, понюхала (письмо благоухало дорогим одеколоном) и лишь потом прочитала.
«Hi Addy. Yasuji’s friend is my friend too. You can always find me at “Balmoral” after 6 pm. Looking forward, Tom»[4].
— Кто это — Том? И Ясудзи?
— Ясудзи — это Такэда, мой приятель, еще по Харроу. Я известил его, что еду в Синьцзин и спросил, не знает ли он там кого-нибудь полезного. У Такэды всюду есть полезные знакомые. Том — его однокашник по офицерскому училищу. Принц императорской крови Томохито Нисигуни. После выпуска назначен адъютантом главнокомандующего Квантунской армии.
— Хоть какая-то от тебя польза, — проворчала Масянь. — Значит, начинаем работать в восемь? А что мы будем делать до вечера?
— Я выпью дайкири — и спать.
— Ну разумеется.
В отличие от никогда не спящей матери Эдриан, как кошка, немедленно засыпал, когда ему было нечем себя занять — то есть почти всегда. Зато, если понадобится, мог обходиться без сна несколько суток.
Пока бонвиван в баре потягивал свой коктейль, Масянь исследовала номер «люкс», распаковалась и немного походила на руках — отличное упражнение, чтобы кровь прилила к голове и активизировала работу мозга.
— Ты на диване, я на кровати, — заявила она, когда явился Эдди. — Тебя хоть где уложи — сразу задрыхнешь, а я женщина пожилая, у меня бессонница.
— Йес мэм, — кротко согласился Эдриан, улегся на узкое ложе и через минуту уже сладко посапывал. Во сне он был похож на златовласого ангела. Но только во сне.
А Масянь времени не теряла. Она отправила в нью-йоркский офис телеграмму о благополучном прибытии, сходила в книжный магазин за картой города и путеводителем, на всякий случай изучила пути эвакуации (номер был специально забронирован на первом этаже, окнами в парк), привела в порядок свой немалый арсенал (подъюбочным оружием он отнюдь не ограничивался), а потом долго изучала топографию Синьцзина, а также историю этого удивительного города — очень коротенькую, всего лишь четырехлетнюю. До 1934 года, когда было провозглашено государство Маньчжоу-го, это был уездный городишко с другим названием. «Синьцзин» означало «Новая Столица», и в путеводителе гордо сообщалось, что в скором времени здесь будет не только административный центр новой страны Маньчжурии, но и столица великого Китая, а стало быть и всего Древнего Мира. The Old World было написано с заглавных букв. По китайским понятиям, всё старое — истинное, всё новое — иллюзорное. Поэтому западный мир как новый, всего лишь двухтысячелетний, почитался временным и ненастоящим.
Идею, что Китай — главная страна мира и в грядущем займет место, достойное этой блистательной цивилизации, читательница одобрила. Она тоже считала Америку скороспелкой, которая не выдержит испытания временем. Какие-нибудь двести-триста лет — и развалится, а Китай пребудет вечно.
В начале восьмого Масянь, не поднимая головы от книжки, кинула в сторону дивана скомканную салфетку. Та накрыла лицо спящего.
— Вставай. Собирайся, — сказала китаянка вскинувшемуся Эдриану. — Знаю я тебя, будешь битый час вертеться перед зеркалом.
Привычки напарника она изучила во время совместной работы в Сан-Франциско. И время рассчитала точно.
Прихорашиваться красавчик закончил без одной минуты восемь. В качестве последнего штриха сунул в петлицу белого смокинга алую гвоздику, выдернутую из вазы. Провел ладонью по идеальному пробору.
— Я пошел. Не скучай.
— Никуда ты один не пойдешь. Мэри приказала не отходить от тебя ни на шаг.
— Как ты себе это представляешь? «Это моя нянька» — так я скажу принцу Нисигуни? Обходился же я без твоей опеки в притонах Сан-Франциско, не пропаду и в этом «Балморале». Очень вероятно, что это клуб, куда женщин вообще не пускают.
Когда Масянь хотела возразить, он поднял голос:
— Кто тут начальник? Ты — остаешься — в номере! Ясно?
Она уступила с нежданной легкостью:
— Ладно-ладно. Ты начальник. Развлекайся со своим принцем. Мне тоже надо отдохнуть.
— То-то.
Окрыленный победой, Эдриан отправился на рецепцию.
— Что такое «Балморал» и где это?
— Мистер Ларр? Эдриан, если позволите? — послышался сбоку бархатный голос, выговаривавший слова на преувеличенно британский манер. — Я Томохито Нисигуни.
Невысокий стройный офицер в безукоризненно сшитом мундире снимал белую перчатку, готовясь к рукопожатию. Приветливая улыбка под тонкими усиками, идеально выстриженные височки, аристократичный нос с горбинкой. Сразу видно — принц, горошину под перины можно не подкладывать.
— Велел позвонить, когда вы прибудете. Я прямо со службы.
Руку пожал крепко, по-европейски.
— Зовите меня «Эдди», ваше высочество, — поклонился Ларр.
— А вы меня «Томми», старина!
Улыбка стала еще шире. Не выпуская правую руку, принц шлепнул нового знакомого по плечу.
— Ясу мне много про вас рассказывал. Я так рад, что вы приехали! В этой дыре поговорить не с кем! Японцы сплошь солдафоны, китайцы не умеют веселиться. Вам сколько лет?
— Двадцать три. А вам?
— Мне тоже, — обрадовался Том. И перешел на японский. — Давай на «ты», на английском не получится. Ясу говорил, что ты по-нашему чешешь лучше чем он. И что ты обыграл в сёги мастера четвертого дана. Правда?
— Я обыграл в сёги всех, с кем когда-либо играл, — уточнил Эдриан. Скромность не входила в число его добродетелей.
Принц захохотал.
— Сделаю это своим девизом. «Обыгрываю всех с кем играю». Причем во все игры.
— И не игры, — добавил Эдриан. Он уже понял, что они отлично сойдутся. — Две звездочки — это капитан?
Знал, что поручик, но надо было перевести разговор на военное.
— Поручик. С прошлого месяца вторую повесили. Чтобы сделать приятное моему папаше. Служака из меня честно говоря так себе.
Но про армейское принцу Тому говорить было скучно, он стал на ходу составлять программу развлечений.
— Отвести душу тут не с кем, но сам город огого какой — если знать правильные места. На самом деле это целых четыре города. Есть японский Синьцзин, китайский Синьцзин, западный Синьцзин и русский Синьцзин. И в каждом свои заповедные уголки. С какого из Синьцзинов начнем?
Эдриан, улыбаясь, пожал плечами.
— Всё такое аппетитное.
— Тогда, если ты не против, я сам составлю маршрут. Сейчас, пока не стемнело, покатаемся — устрою тебе обзорную экскурсию. Потом заедем в китайский район, поглядишь на крысиные бега. Это такая экзотика! Потом в клуб «Балморал», поужинаем по-английски. Завтра начнем с ипподрома. Погоняем по реке на скоростном катере…
— Разве тебе не нужно на службу?
— У меня такая служба, что можно вообще не появляться, — ухмыльнулся поручик. — Меня причислили к штату адъютантов генерала Уэды, это главнокомандующий. Ужасный тип. Черт одноногий!
— Почему одноногий?
— В него террорист бомбу кинул, ногу оторвало. С тех пор Уэда свихнулся. Он не успокоится, пока не заставит всех китайцев кричать «бандзай». И своим офицерам покоя не дает, гоняет в хвост и в гриву. Я долго не выдержал. Написал папе, и меня перевели в свиту к Генри. Там совсем другое дело. Делаю что хочу, а поскольку я ничего не хочу, то ничего и не делаю.
— Кто это — Генри?
— Маньчжурский император Пу И. Бывший великий богдыхан всего Китая. Когда произошла революция, он был ребенком. Жил на приволье, горя не знал, отплясывал чарльстон, все его звали «Генри». А потом, когда наши заграбастали Маньчжурию и решили превратить ее в монархию, бедного Генри сделали императором. Он нормальный парень. Жутко мне завидует, что я свободная птица. Я тебя с ним обязательно познакомлю.
Улыбка Эдриана стала кислой. К дьяволу императора Генри! Все предварительные расчеты строились на том, чтобы через адъютанта главнокомандующего получить ход в штаб Квантунской армии.
Но унывать Ларр не привык. Экскурсия так экскурсия.
Они сели в сияющий черный лимузин с золотой орхидеей на дверце (Том объяснил, что это герб маньчжурского императора). Шофер был в ливрее, пассажиров от него отгораживала стеклянная стенка.