– Как вас, кстати, называть? – спросил он предательски осипшим голосом. – Что за имя такое – Анаис?
– А это не имя, – снова засмеялась она. – Это такой творческий псевдоним. Для завлекательности. А вообще-то я Анастасия. Настя. – И сказала вдруг безо всякого перехода и без какой-нибудь тени смущения: – Я загадала сегодня: если познакомлюсь с мужчиной, который мне очень понравится, у меня все будет хорошо. А если он еще и пригласит меня на танец – я расшибусь в лепешку, чтобы сделать его счастливым. Понимаете?…
Он понимал только одно: она предлагала ему себя сама, и он был от этого счастлив. Он никогда не имел дел с такими женщинами. Она была сама себе хозяйка. Она была сильная, яркая, необычная. Она была знаменита. И, может, именно от всего этого совершенно бесстрашна, бесстрашнее любого мужчины. Она и не думала скрывать, что страстно хочет физической близости с ним. И все это выглядело как какая-то несказанно громадная награда за достоинства, которых он сам в себе пока не знает, но это и неважно, потому что о них знает она, потому что награда эта – аванс, который ему предоставляется счастье потом отработать.
Забывшись, он повернулся, и, видно, как-то не слишком удачно – тут же все его тело прошила, словно обожгла, боль. Вот черт! Неужели в него стреляли из-за того, о чем предупреждал Джамал? Ерунда какая-то… Он-то тут при чем?… Если бы от него одного все зависело! Впрочем, бандюки такие мелочи – зависит от тебя, не зависит – в расчет не берут, особенно когда убивают твою жену или, того хуже, вовсе ни в чем не повинного ребенка… Слава богу, хоть никого из членов его семьи для устрашения не тронули, решили начинать прямо с него… А может, просто кто-то не хотел, чтобы он попал на то заседание правительства, на которое ехал? Ерунда в общем-то, мало ли их уже было, этих заседаний… Или то, на которое он так и не попал, было чем-то особое?
Он мысленно прокрутил еще раз повестку дня. Ну что вообще, скажите, может быть в повестке дня необычного под Новый год? Подведение итогов по всем отраслям, состояние коммунального хозяйства, наличие топлива на городских ТЭЦ, ну и один-единственный вопрос по новостройкам, который готовился уже очень давно – рассмотрение вариантов строительства Лефортовского туннеля. К этому вопросу Георгий Андреевич был не просто причастен, а очень даже причастен. Именно на этом заседании он должен был доложить о записке туннельщика Баташова. Но и в этом обстоятельстве по размышлении он не увидел ничего такого, что могло бы нести с собой опасность именно для него. Мало ли проектов, связанных с городским строительством, и, кстати, тоже очень денежных, прошло через его руки…
История с туннелем была такая давняя, что многие уже и не помнили толком, когда она началась, – уж во всяком случае, не в тот день, когда Георгия Андреевича подстрелили. Дело в том, что Третье кольцо, новая грандиозная городская магистраль, призванная разгрузить задыхающийся от пробок центр столицы, на две трети должна была пройти по обводу Окружной железной дороги. Построенная в начале прошлого века далеко за городской чертой, Окружная уже в шестидесятые оказалась внутри новой застройки, ну а сейчас, когда мегаполис так разросся, она вообще оказалась чуть ли не в центре города. А поскольку ее значение как пути для доставки грузов давно сошло на нет, сам Бог велел использовать как-то более рационально и ее, и занимаемую ею огромную территорию прилегающей к ней хаотичной промышленной застройкой и всей полосой отчуждения. Вот и решено было построить примерно две трети новой магистрали прямо вдоль Окружной, а еще одну треть проложить через не имеющие особой ценности и не очень плотно застроенные городские кварталы, находящиеся в окружении так называемых промзон. А вот стык этих двух кусков приходился как раз на участок, просто перенасыщенный памятниками архитектуры и культуры, ту самую Немецкую слободу, куда бегал от строгих воспитателей мальчишка царевич, ставший потом Петром I, и где впитывал он представления о том, какой должна быть жизнь во вверенной ему Господом огромной империи. Одним из его учителей в Немецкой слободе был сухопутный моряк-иноземец Франц Лефорт, которого Петр пожаловал адмиралом и по имени которого вся местность впоследствии (именно здесь одна из самых знаменитых в России тюрем) стала именоваться Лефортовом. Трасса новой магистрали неминуемо должна была пройти рядом с дворцом Лефорта, через огромный дворцовый парк, также являющийся культурно-историческим памятником, и отклониться от этого маршрута было просто невозможно: шаг вправо означал разрушение тоже чуть ли не при Петре возведенного комплекса зданий Военного госпиталя, шаг влево – выносил трассу на обрыв крутого и ползучего берега притока Москвы-реки – Яузы, речушки невеликой, но создающей очень непростые гидрологические условия…
Вокруг этого самого Лефортовского парка шла война такая же давняя, как сам проект постройки новой магистрали. Общественность восстала сразу же: не дадим уничтожить памятники! Не дадим загазовать культурно-историческую зону, ну и так далее. И вот когда при новой власти проект строительства Третьего кольца обрел новую жизнь, магистраль в районе Лефортова решено было загнать в туннель длиной в два с лишним километра. Дорого? Да, конечно, не дешево. Но город готов пойти на это, лишь бы остался в целости и сохранности лефортовский комплекс. Сторонников этого нового решения – главным образом из тех, кто желал угодить мэру (ведь Третье кольцо являлось его любимым детищем), – было столько, что решение это тут же и утвердили: строим туннель. Мало того, туннель был включен в принятый с ходу городской думой новый генплан развития города. И как-то мгновенно, как будто горело, была составлена смета и уже определен подрядчик – все тот же «Стройинвест», и уже «Стройинвест» попросил у него, у Топуридзе, валютную ссуду на приобретение проходческого щита в Германии. Почему в Германии? Да потому, что у немцев щит самый большой – 14,5 метра, ответили ему. Всего-то триста миллионов дойчмарок… А во сколько подрядчик оценивает работы по проекту в целом? По смете – полтора миллиарда долларов… Георгий Андреевич уже готов был разрешить своему Универсал-банку выдать этот кредит. И разрешил бы, тем более что на него вовсю давили два влиятельных вице-премьера и особенно – Рождественский. Выдал бы – куда бы он делся… Документы в порядке, правительство – за. Все – за, кроме самого премьера, то бишь мэра.
ТОПУРИДЗЕ
(Продолжение)
Хотя глубокий туннель вроде бы и сохранял памятники старины, но он же – в предложенном проекте по крайней мере – содержал массу деталей, смущавших зоркий на такие вещи глаз мэра. Ну например, эвакуационных выходов было заложено вдвое меньше, чем нужно бы – по правилам их положено делать через сто пятьдесят метров, а в проекте – через шестьсот, и больше сделать нельзя. Ну а если пожар, как недавно в туннеле в Альпах? В Германии, в Гамбурге, проложен похожий туннель под Эльбой – там было уже тридцать шесть пожаров. У немцев в туннеле почти всегда пробка. И это при том, что там количество полос такое же, как наверху. Даже вентиляции и той в проекте толком не было заложено, так что при длине в два с половиной километра он превращался бы в форменную душегубку…
Мэр, естественно, не был специалистом по туннелям, он только все спрашивал у проектировщиков, у строителей, готовых хоть сейчас взяться за строительство, за освоение такого лакомого пирога: «Ну вот вы проектируете туннель на глубине сорок метров, – значит, на выезде будет очень сильный уклон, верно? Вот и по чертежам видно – уклон очень крутой. Ну а если там, на самом верху, что-то случится хотя бы с одной машиной и она покатит назад? Водителю станет плохо или, к примеру, откажут тормоза, что не такая уж и редкость, – и что тогда? А не дай бог авария произойдет серьезная – это значит, что туннель сразу надолго выйдет из стоя, не так ли? Тем более что туннель-то у вас получается узкий, – грубо говоря, всего два ряда вместо четырех наверху. Значит, столкнувшиеся в туннеле машины объехать будет никак нельзя, верно?»
Мэр и так прикидывал, и этак, и проект ему все больше не нравился, хотя лоббисты по-прежнему отстаивали его с пеной у рта. Особенно мэра смущала ширина – на поверхности на подъезде к туннелю восемь рядов в обе стороны, в самой трубе – шесть, да и то зауженных, поскольку в соответствии с диаметром того щита, который строители намерились по дешевке купить в Германии, это всего два полноценных ряда в каждом направлении.
Незадолго до того как случилась вся эта история в Клеонтьевском, мэр позвонил ему:
– Георгий, я насчет туннеля. Поди, уж в печенках у тебя, да? Давай приезжай, а то у меня тут большая драка опять, я один отмахиваюсь.
– Жертв нету? – засмеялся Георгий Андреевич.
– Пока нету. Но у меня тут целая делегация со сметой на строительство, так что жертвы вот-вот появятся. Знаешь, сколько они запросили? Два миллиарда «зеленых»… Это значит, реально будет еще больше. Представляешь?
– Ничего себе! – удивился Георгий Андреевич. – Ведь вроде раньше речь шла о полутора. Это, выходит, один километр обойдется в пятьсот миллионов? Это ж какой-то тихий ужас!
– Вот и я говорю им – ужас. Давай приезжай, решим вместе, что нам лучше сделать.
Он, конечно, приехал и застал у мэра разгоряченных схваткой Рождественского, и главного заместителя мэра по строительству, и главного архитектора города, и еще каких-то людей, в основном представителей будущих подрядчиков. Схватка, как он понял, была нешуточная, и Рождественский, и те, кто его поддерживал, костьми ложились за туннель глубокого заложения и за приобретение германского щита.
– Все, – сказал вскоре мэр, решительно подводя итог совещания. – Будем думать, будем рассматривать другие проекты – посмотрим, что там прорежется в честной конкурентной борьбе. А то ишь – два миллиарда! Это ж надо – четверть годового бюджета города, три дорожных фонда! Нет, ребята, я на такое безумство так вот, с кондачка, пойти не могу.