тавят у кровати бутылку вина, будут отпивать понемножку и греть друг друга…
Но, конечно, все вышло совсем не так. Сначала он не находил себе места – переживал, что бросил Джамала, потом начал порываться ехать домой. А в конце концов, когда она объяснила ему все так, как объяснил ей Джамал, попросил ее выйти, оставить его на кухне одного:
– Дай домой позвоню. С женой говорить буду, понимаешь? Раз ночевать не пришел – доложу хотя бы, что жив. А то волноваться будет…
Как уж он там со своей Софико переговорил, она не знает, а только ничего у них той ночью в постели не вышло, как она ни старалась.
Она думала: «Не страшно! Ночью не получилось, получится утром». Она знала свою утреннюю силу… Но утром тоже ничего не было, утром он уехал, чтобы встретиться в дороге с этими гадами…
Тогда у нее, конечно, и в мыслях не было кому-то про тот вечер говорить, но чем больше проходило времени, тем сильнее она понимала, что просто обязана рассказать обо всем тому самому следователю, которого видела мельком в «Стройинвесте». Помнится, Шалва тогда сказал, что это именно он расследует покушение на Георгия…
Почему она должна говорить со следователем?
Да потому, что он еще только ищет, кто это сделал, а она уже знает! Они думают – это какие-то специальные киллеры, а это бандиты, черная шелупонь. Выследили их каким-то образом, а потом Георгия встретили, отомстили за драку. Того, которого ударил ногой, он очень сильно приложил, там может и челюсть быть сломана, и что угодно… А уж если потом кого-то еще и прикончили, да если за них там как следует милиция взялась – это точно они!…
Джамал – вот молодец. Хорошо все сразу сообразил… Очень уж он переживал, Джамал, – ну как же, бывший друг, вроде через столько времени встретились, а тут такое… А уж как он ее упрашивал: ну уговори ты его, Настя, пойти в эту «Околицу». Так хочу посидеть с ним с глазу на глаз, так хочу помириться… Она и уговорила… На его, Георгия, голову… Да и помириться-то, похоже, у них все-таки не вышло. Не дело женщине лезть в мужские дела, а все же ужасно хотелось ей узнать – почему поссорились, почему никак не помирятся…
Гордые очень оба, вот что. Кавказские горячие мужики…
Вообще-то она считала Джамала неплохим малым. Говнистый, правда, но это потому, что шибко богатый. Зато к женщинам своим хорошо относится. Был у нее с ним роман, потому и знает Настя, что к чему. Он хотел всерьез с ней закрутить, а потом говорит, честно: «Нет, Настя. Просто так не хочу, а замуж все равно тебя не возьму, русскую». Она засмеялась тогда, чтобы обиду не показать, а потом, вроде как в шутку, и говорит ему: «А ты познакомь меня с другом». Вот он и познакомил. Сначала отдарился -знатное кольцо подарил, знает, дьявол, подходы, а потом познакомил, вернее, сделал так, что они познакомились, показал ей его… А почему она так сказала? Да хотела настоящего мужика. Вот такого, кстати, как Георгий. А то липнет всякое дерьмо… Обычно говорят – мухи на дерьмо летят, а тут наоборот: дерьмо к ней, к мухе, липнуть начало.
Она помнила, что какой-то милицейский генерал так и сказал по телевизору: дело передано в Мосгорпрокуратуру. Конечно, она сроду ни в какой прокуратуре не была, но узнать, где именно находится городская, особого труда не составило. Она, правда, подумала, не стоит ли позвонить Шалве, уточнить про того следователя, но потом махнула рукой. Сказал же генерал – Мосгорпрокуратура, чего еще гадать? Уж кому и верить, как не генералу, а там-то, в прокуратуре, она этого следователя найдет!
Проблема заключалась в другом. Во-первых, в чем идти – чтобы и не слишком вызывающе, не на сцену все-таки собралась, и чтобы понятно было, что она не какая-нибудь… что она артистка, даже, извините, знаменитость… На это у нее ушло часа полтора: то пиджак с юбкой не гармонируют, то блузка не та, а которая та – оказалась почему-то прожжена сигаретой на самом видном месте. Долго пришлось ломать голову и над сапогами. У нее были сапоги на выход – совсем супер, и она их даже надела, и они с ее длинной, в пол, юбкой смотрелись просто классно. Но, едва оценив эту красоту, она вспомнила еще об одном ужасе: у нее теперь ведь не было машины! То есть машина была, ее давнишние «Жигули», но не поведет же она машину сама – по центру города, да еще в самый разгар московской зимы, да еще не садившись за руль целых три года… Нет, увы, придется ехать на метро, ужас какой! Все будут смотреть на нее, узнавать, тыкать пальцами. А потом, в такой длинной юбке, в таких сапогах – да и по московским улицам, чавкающим снежной кашей!
Но, в конце концов переодевшись еще два раза, она решилась и добралась до прокуратуры на удивление быстро. И хотя ей было противно в тесном вагоне метро, где, кстати, никто и не думал на нее смотреть, Настя даже подумала потом, что, если б на машине, получилось бы раза в два медленнее, а вот ехать в холодном, дребезжащем трамвае ей даже понравилось. Правда, трамвай провез ее довольно далеко, так что пришлось возвращаться назад, то и дело глядя на номера домов. Когда же наконец эта чертова прокуратура! У нее начали мерзнуть ноги.
Наконец она увидела аккуратную старинную ограду, а за ней аккуратный усадебный дворик и большое современное здание в несколько этажей. Этакая модерновая сила, использующая беззащитную старину. Настя каким-то чутьем сразу поняла: здесь. Она постояла, поискала глазами вход: вход был рядом с глухими воротами для автомашин – небольшая будочка проходной. Она подошла ближе, прочла вывеску: «Прокуратура города Москвы» – и шагнула внутрь. Тут был турникет, а командовал им находящийся за стеклянной выгородкой молодой милиционер. Посмотрев на посетителя, оказавшегося у окошка этой выгородки на какие-то полминуты раньше нее, Настя вдруг поняла, что ей тоже обязательно понадобится паспорт. В ужасе сунулась она в сумочку – о счастье, паспорт был здесь, совсем недавно она пользовалась им, когда Иван, царство ему небесное, выкупал в кассе ее билет на самолет.
Когда мужчина, опередивший ее, исчез за турникетом, она наклонилась к окошку, улыбнулась одной из самых очаровательных своих улыбок. Но то ли этот милиционеришка никогда не смотрел телевизор, то ли считал, что на службе не может терять угрюмость, даже видя перед собой известную всей стране певицу, а только он спросил довольно сухо и в то же время несколько раздраженно:
– Что вы хотели?
– Как – что? – удивилась Настя. – Я хочу пройти к следователю.
– Вас приглашали? – деловито спросил милиционер, раскрывая большую амбарную книгу. – Как ваша фамилия?
Немного все же обиженная тем, что он ее не узнал, Настя сказала:
– Моя фамилия Величанская.
Милиционер кивнул и принялся искать фамилию в своей книге, ведя по странице желтым, обкуренным пальцем. Наконец, пройдя страницу сначала сверху вниз, а потом снизу вверх, он сказал ей еще, как показалось Насте, суше:
– Вас здесь нет.
– А меня там и не должно быть, понимаете? Меня никто не приглашал, я сама пришла… Я хочу сделать важное заявление насчет покушения на Топуридзе Георгия Андреевича, заместителя председателя московского правительства… – И, видя, что милиционер за стеклом удивленно распахнул глаза, быстро добавила: – Я виделась уже с одним вашим следователем… Симпатичный такой мужчина… Вот мне бы опять к нему, если можно…
Милиционер сначала посмотрел на Настю как на слабоумную, но потом стал еще более серьезен, чем прежде, хотя дальше, кажется, уже и некуда было, и, приложив к уху трубку местного телефона, сделал ей знак: подождите, мол. «Кто у нас дело Топуридзе ведет? – услышала она через некоторое время. – Ну да, стрельба в Клеонтьевском. Якимцев? Ладно, спасибо. За нами не заржавеет». Наконец милиционер из стеклянной коробки, повесив трубку, снова обратился к ней:
– Ваш следователь – Якимцев Евгений Павлович.
– Нет, – перебила она. – Того не так звали… Того звали Александр Борисович…
– Александр Борисович? – удивился милиционер. – Вы ничего не путаете? – спросил он с сомнением и снова взялся за трубку.
– Ничего я не путаю, – рассердилась Настя. – Сама слышала…
Милиционер спорить не стал. Он терпеливо дождался, когда освободится нужный ему номер.
– Извиняй, Федя, опять я. Есть у нас такой следователь в следственной части – Александр Борисович?… Фамилия, говоришь? – Он бросил на Настю быстрый оценивающий взгляд. – Фамилию не знаем… Где, говоришь? В Генпрокуратуре? – Он снова посмотрел на Настю и повесил трубку: – Вы слышали? Нет у нас такого следователя. А Якимцев есть. Пойдете к нему?
Она хотела было повернуться и уйти, но, вспомнив, с какими трудами добиралась сюда, сказала, будто делала одолжение:
– Ладно, пойду.
Она думала, что он наконец откроет перед ней турникет, но он сказал, заставив ее еще раз пожалеть о своем поступке:
– Сейчас выйдете, пройдете метров двадцать и примерно через дом увидите вывеску «Прием граждан», обратитесь туда, скажите, что вам надо к следователю Якимцеву.
«Машина бессердечная!» – ругала его про себя Настя, снова выходя на холодную улицу.
Дом для посетителей оказался много непригляднее, чем дом для прокуроров, да и проход здесь был не в пример проще – она даже подумала, что если бы знала, куда идти, то не стала бы даже обращаться к дежурному милиционеру.
Но зато этот узнал ее сразу. Тут же оформил пропуск, тут же объяснил ей, как найти нужный кабинет в следственной части Мосгорпрокуратуры. И все это улыбаясь какой-то хорошей детской улыбкой.
– Будете уходить – пропуск не забудьте отметить, – напомнил он ей, не переставая улыбаться.
«Ну хоть так, – подумала Настя. – Хоть шерсти клок».
Однако напрасно она решила, что дальше у нее все пойдет складно. В указанной в пропуске комнате почему-то никого не было. Не было никого рядом, кто мог бы объяснить, в чем дело. Она еще раз дернула дверь, уговаривая себя не выходить, как она это называла, из берегов. Мало ли, отошел человек. Но минуты шли за минутами, а в кабинет все никто не возвращался.