Катерина не торопясь доехала до центра, прошлась по улице Горького. Большинство магазинов были закрыты. Она прикинула, что, пока доберется до общежития, надо будет снова собираться и ехать к Людмиле. Тогда она решила приехать к Людмиле раньше – все равно Гурина нет, а Людмила даже обрадуется, потому что никогда не любила оставаться одна.
Катерина замерзла, пока шла от метро, и сейчас с удовольствием думала, как выпьет горячего чаю. Она нажала на кнопку звонка, но дверь не открывали. Она позвонила еще несколько раз и села на подоконник на лестничной площадке. Вышедшая из лифта женщина подозрительно ее осмотрела. Еще примет за воровку, подумала Катерина, и позвонит в милицию. Дом был ведомственный, Министерства обороны. Когда однажды Катерина заночевала у Людмилы и утром вышла из подъезда, ее поразило количество генералов – генералы с голубыми, зелеными, красными, черными околышками на фуражках, в брюках с красными лампасами, с золотым шитьем на погонах, садились в подъезжающие ЗИМы. Если эта женщина из генеральской квартиры, то милиция приедет быстро, подумала Катерина. Она решила позвонить еще раз и, если не откроют, ехать в общежитие. Но Людмила открыла дверь.
– Ты чего раньше времени? – спросила она.
– Так получилось, – начала объяснять Катерина. – Я в Третьяковке с утра была.
– Могла хотя бы позвонить, предупредить, – недовольно пробурчала Людмила.
И тут Катерина кое-что сообразила. Она почувствовала, что краснеет.
– Извини. – Катерина начала снова повязывать платок. – Я пойду, пожалуй.
– Да ладно, – усмехнулась Людмила. – Проходи!
Катерина разделась, надела тапочки и увидела пожилого седого мужчину. Он курил длинную сигарету с фильтром. Мужчина встал и улыбнулся:
– Здравствуйте, Катерина.
– Здравствуйте. Вы меня знаете?
– Конечно, – подтвердил мужчина. – А вы меня не знаете?
– Не знаю.
– Я Петр Петрович. Разве Людмила вам обо мне не рассказывала?
– Не рассказывала. – Катерина растерялась, пытаясь вспомнить, что ей могла рассказывать Людмила.
– Не рассказывала, не рассказывала, – рассмеялась Людмила. – Ты знаешь, что я не болтливая и государственных тайн не разглашаю.
– Молодец. – Еровшин подвинул Катерине стул. – Садитесь, Катя!
– Проголодалась? – спросила Людмила.
– Не очень, – ответила Катерина.
– Значит, очень. Сейчас разогрею мясо. Развлекай подругу! – И Людмила ушла на кухню.
Катерину поразило, что Людмила такого пожилого мужчину называет на «ты» и что одета она в легкий нейлоновый халат, под которым не было ни лифчика, ни трусиков.
Теперь Катерина рассмотрела сидящего перед ней мужчину. С такими она еще не встречалась. Ее поразил его костюм: темно-серый, в едва заметную коричневую полоску, темно-коричневый галстук, такого же цвета носки и светло-коричневые кожаные ботинки без шнурков на тонкой кожаной подошве. Как же он сейчас ходит в таких, подумала Катерина. Уже подтаивало, и по снегу, перемешанному с грязью, трудно было ходить, к тому же тротуары посыпа́ли солью, и Катерина после каждого выхода из общежития вечером протирала и чистила зимние ботинки, на которых проступали соляные разводы.
– Я на машине, – сказал вдруг Еровшин. – Вы ведь подумали, как я хожу по такой слякоти?
И Катерина испугалась. Неужели он угадывает мысли?
Людмила принесла тушеное мясо, маслины, шпроты, зеленый горошек, мандарины и свежий огурец.
– Для тебя оставила, – сообщила она. – Тебе нужны свежие овощи.
Она достала початую бутылку вина.
– Тебе наливать?
– Не надо, – отказалась Катерина.
– Правильно, – сказал Еровшин. – Не надо. Сколько осталось, недели три?
– Четыре, – сказала Катерина.
– Замечательно! – обрадовался Еровшин. – Значит, маяться не будет.
– Почему? – не поняла Катерина.
– Родится в апреле. Говорят, что майские обычно маются. А я вас поздравляю с поступлением в институт.
– Это еще осенью было. Я уже зимнюю сессию сдаю.
– А вот Людмилу я не могу убедить, чтобы она пошла учиться. Она ведь очень способная.
– Я тоже так думаю, – призналась Катерина. – Она смогла бы стать и учителем, и врачом. Она умеет убеждать.
– Абсолютно с вами согласен. У нее просто дьявольская убедительность.
– Это когда? – посмеиваясь, спросила Людмила. – Когда я одетая или когда раздетая?
– Всегда, – заверил ее Еровшин и поднялся. – Девочки, с вами замечательно, но у меня дела. – Он подошел к Катерине. – Катя, все будет хорошо. Ни о чем не беспокойся. Вокруг тебя так много друзей.
– Не так и много, – вздохнула Катерина.
– Много, – не согласился Еровшин. – Людмила, Антонина, Николай, Леднев, твой директор, я – это совсем не мало, я уж не говорю об академике и Изабелле. До свидания!
Людмила поцеловала его в щеку, Катерина протянула руку. В передней он надел длинное пальто с кушаком, серую кепку, улыбнулся им и вышел.
– Кто это? – не утерпела Катерина, как только за Еровшиным закрылась дверь.
– Любовник, – ответила Людмила.
– Как ты не боишься? – ужаснулась Катерина. – А если бы приехал Гурин?
– А почему он должен приехать? Он в Новосибирске. Они завтра прилетают.
– А если он взял билет на другой рейс?
– Им билеты берут сразу на всю команду.
– Ну а вдруг? Получил травму. Или отменили рейс. Все может ведь случиться.
– Может, – согласилась Людмила, – но сегодня воскресенье. Даже если бы прилетела вся команда, этот козел не домой бы поехал, а на ипподром.
– У вас что-то случилось?
– Случилось, – ответила Людмила. – В прошлый понедельник мы должны были вносить первый взнос за квартиру – уже дом застраивают, я ездила смотреть. В конце Ленинского проспекта, тридцать восьмой квартал, по дороге во Внуково. В субботу сняли деньги со сберкнижки, а в воскресенье на ипподроме заезды. У него там поклонник работает. Гурин несколько раз выигрывал, не крупно, но и не по-мелкому. Шубу мне купил из цигейки. А здесь поставил немного, еще раз поставил остальные деньги – и все спустил. Я думаю, этого челябинского дурачка просто подставили. Я полгода откладывала каждый рубль. А вчера позвонили: или мы вносим две тысячи, или выбываем из числа пайщиков.
– И что же теперь делать? – ужаснулась Катерина. – У меня есть триста рублей.
– Да ничего не надо делать. Позвонила, объяснила ситуацию, и он привез деньги. – Людмила достала стопку сотенных.
– А когда отдавать надо?
– Никогда, – ответила Людмила. – Это подарок. Но Гурину я, конечно, скажу, что заняла, пусть погорбатится.
– Надо отдать, – забеспокоилась Катерина. – Иначе ты попадешь от него в зависимость.
– В какую зависимость? – усмехнулась Людмила. – Я в этой зависимости уже больше двух лет. И эта зависимость мне нравится. Приятная зависимость, когда в тебе ценят женщину, когда тебя любят, когда исполняют все твои желания. Ты думаешь, откуда у меня все эти дорогие шмотки?
– Ты говорила – из комиссионных магазинов.
– А ты хоть раз смотрела на цены в комиссионках?
– Я только один раз была в таком магазине, – призналась Катерина.
– И что купила?
– Ничего.
– Вот именно! На деньги, которые мы с тобой зарабатываем, можно купить разве что платье фабрики «Большевичка». Чтобы купить хорошие туфли, я должна откладывать деньги полгода.
– Но так живут все, – возразила Катерина.
– Как видишь, не все.
– А кто он?
– А ты думаешь кто?
– Не знаю, – призналась Катерина. – Одет очень хорошо, со вкусом. Дипломат.
– Вроде этого, – неопределенно ответила Людмила.
– Но у тебя же семья! Молодой муж! А он старик.
– Не старик. Не старик, – повторила Людмила. – Если бы молодой Гурин был как этот старик. Гурин на своих тренировках так намудохается, что домой возвращается на полусогнутых. Поест и тут же засыпает.
– Вы же с ним в театры ходите!
– Он и в театре засыпает. Конечно, он хороший парень. Добрый, честный. Он же почти как киноартист. Все его узнают, автографы просят. Он доверчивый челябинский паренек. А Москва бьет с носка. Я ему говорила – не верь! Вот его и подсадили на ипподроме. Ладно! Все нормально. – Людмила налила себе вина, выпила, закурила. – В компаниях выпивать стал. Все предлагают – как же, знаменитость! А ему надо форму держать.
– Ты ему помогай.
– Кто бы мне помог! Ладно! Давай думать, где рожать будешь?
– Как где? – не поняла Катерина. – В больнице. Куда направят, там и рожу.
– Надо в хорошую больницу попасть. К хорошему врачу. Ты с Изабеллой не говорила?
– Она же не рожала.
– Как говорит только что вышедший товарищ, не обязательно быть курицей, чтобы определить вкус яичницы.
– А как ты его зовешь? – поинтересовалась Катерина. – По имени и отчеству?
– А никак, – рассмеялась Людмила. – Просто: пойди сюда, принеси то, отнеси се. Если бы все мужики были на него похожи!
– А замуж за него вышла бы?
– Конечно вышла бы. Но он никогда не бросит свою жену. Он говорит, что бросать женщин, когда они уже никому не нужны, – самое большое предательство, надо от них уходить, пока они молодые, или жить до конца дней своих.
– И ты с ним и дальше будешь встречаться?
– Наверное, буду, – ответила Людмила.
Катерина потом много раз вспоминала этот разговор. Она никак не могла поверить, что у Людмилы взрослый, даже старый любовник, об этом она читала только в книгах. И вообще, Людмила и Антонина жили взрослой жизнью, а она, уже беременная, и не ощущала, и не видела себя взрослой. И когда ей уступали место в автобусе, смущалась и удивлялась.
В последние дни марта два раза начинались боли, она спускалась к телефону, чтобы позвонить в «скорую помощь», но боли прекращались.
В воскресенье к ней приехали Людмила и Антонина. Схватки начались при них. Антонина побежала к телефону у вахтера. От волнения забыла свой номер – телефон им поставили всего месяц назад. Потом вспомнила. Трубку снял Николай.
– Катерина рожает. Срочно приезжай, надо в больницу везти! – скороговоркой прокричала Антонина.