Гога сухой палкой показывал Александре, где может быть гриб, и почти никогда не ошибался. Александра время от времени заглядывала: кто сколько собрал. У Катерины всегда оказывалось больше.
– Ну почему у тебя больше? – возмущалась Александра.
– Я все-таки деревенская, – Катерина посмеивалась. – Я свой первый гриб нашла в пять лет.
Катерина шла в стороне от Александры и Гоги. И Александра завела разговор.
– А Николай Ильич талантливый ученый?
– Тот, что с бородой? – уточнил Гога.
– С бородкой.
– Не очень.
– А как вы определяете? Он же защитил кандидатскую диссертацию и готовит докторскую.
– Кандидатские все защищают…
– И все-таки, – настаивала Александра, – какими критериями вы пользуетесь?
– Ну вот ты берешь книгу, – начал объяснять Гога, – читаешь несколько страниц и понимаешь, что это, ну пусть не талантливый писатель, но способный хотя бы. Берешь другую книгу, читаешь несколько страниц и видишь, что графоман. И в кино так же, и в живописи, и в науке. Это почти всегда видно.
– А если человек упорный, он же может добиться иногда больше, чем талантливый, но неорганизованный.
– Не может, – ответил Гога. – Я когда-то занимался боксом. Подлезаешь под канаты, обменяешься первыми ударами и через минуту понимаешь, он лучше тебя, даже не сильнее, весовые категории одинаковые, он моторнее, у него реакция лучше, у него лучше развито звериное начало. Я думаю, планирую, рассчитываю, а он в это время меня бьет, у него такая реактивная автоматика. Я только не понимаю, зачем тебе знать – талантливый он ученый или нет. Главное – нравится он тебе или не нравится, хочешь ты с ним спать или не хочешь?
– Гога, – предостерегающе сказала Катерина; они не заметили, что она шла почти рядом с ними, – ты не забывай, что говоришь с ребенком.
– Ну мама, – рассмеялась Александра, – ну какой я ребенок, в моем возрасте у тебя уже была я.
– Я поторопилась. Учись на моих ошибках.
– Слушай маму, – поддержал Катерину Гога, – и советуйся с ней. Она тебе лучше объяснит. Я, честно признаюсь, не всегда понимаю женскую логику: вроде бы мужик всем хорош, а женщина выбирает другого, какого-то замухрышку, и счастлива с ним.
– А какая мужская логика? Вот почему вам понравилась мама? Ведь в электричке были и другие женщины.
– Интересный вопрос, – посмеиваясь, заметила Катерина.
– Это трудно объяснить…
– А вы попробуйте, – настаивала Александра.
– Ладно, – согласился Гога. – Попробую. Она красивая.
– Красота – понятие относительное, – не согласилась Александра.
– Красота в моем понимании – функциональное совершенство.
– Не понимаю, – сказала Александра.
– Я посмотрел на нее и понял: твоя мать – совершенство. В ней есть все, что необходимо женщине, и ничего лишнего. Она – как красивый самолет.
– Первый раз меня сравнивают с самолетом, – заметила Катерина.
– Извините, девочки. Я не теоретик. Не могу я объяснить. Понравилась, и все. И как посмотрела на меня с головы до ботинок. Ботинки были грязные – ей это не глянулось, и отразилось на лице. И как она мне ответила. Голос у нее замечательный. Из груди идет. Не кокетничала, отвечала на равных: ты ей пас, она тут же отбивает. Мне всегда нравились такие.
– Понятно, – сказала Александра, – вам всегда нравились стройные, русые, светлоглазые. У вас в школе, наверное, был с такой роман, но она вас отвергла.
– Нет, она меня не отвергла. Я на ней женился.
– Значит, у мужчин существует стойкий стереотип? – не отставала Александра.
– Конечно, – подтвердил Гога.
– Это я поняла, – сказала Александра. – Вы меня спросили: зачем тебе знать, талантливый он ученый или не талантливый, главное – нравится или не нравится, хочешь ты с ним спать или не хочешь. Насчет нравится я поняла, а вот насчет спать? Мужчина сразу об этом думает или потом, когда узнает поближе?
– Конечно сразу, – сказал Гога. – Как только видишь женщину, так сразу об этом думаешь, а все остальное уже потом.
– Неужели мужчины такие примитивные? – поразилась Александра.
– В общем – да, – согласился Гога.
– Значит, когда мужчина смотрит на меня, он смотрит снизу?
– Такая последовательность не обязательна, – возразил Гога. – Можно смотреть и сверху, но без низа никогда не обходится.
– И какие же критерии низа у мужчин? – спросила Александра.
– Все! – сказала Катерина. – Для первого урока достаточно.
Они вышли на поляну. Все уже собрались. Закипал грибной суп, на большом противне жарились грибы. И снова все расселись возле скатерти. Суп оказался вкусным, наваристым, грибы приятно таяли во рту. К ним подсел Васек. Александра налила ему вина.
– Пас, – Васек развел руками. – Я пил в прошлый раз, а вез Гога, сегодня пьет Гога, а везу я.
Один из ученых решил продолжить отмечание дня рождения и начал тост, но Гога его попросил:
– Я ей сказал, что это были показательные выступления. Больше не надо.
– Ты ей сказал только правду, всю правду и ничего, кроме правды? – потребовали ответа от Гоги.
– Клянусь! Я сказал ей только правду, всю правду и ничего, кроме правды.
Ему поаплодировали, выпили за присутствующих здесь прекрасных дам, за детей, за родителей.
Уже темнело. В костер подбросили сучьев. И пели под гитару. Пели о горах, о любви – обычный бардовский репертуар, вспомнили студенческие песни, армейские.
Катерина задремала, Гога укрыл ее пледом. Когда она проснулась, костер уже тушили, в большой пакет собирали пустые консервные банки, бутылки.
Выехали на Ленинградское шоссе уже в темноте. Васек обошел всех и вырвался вперед. Александра сидела на переднем сиденье, Катерина и Гога – на заднем.
– Насчет таланта, – напомнил Гога. – Смотри, как ведет машину Васек. Великолепно ведет. Он талант в вождении. Я так не могу. Но я понимаю в моторах, как очень немногие. Я тоже талант.
– Ты сколько сегодня принял? – спросила Катерина.
– А разве заметно? – удивился Гога.
– Совсем не заметно, – подтвердил Васек. – Он сегодня был очень сдержан. Сказывалось ваше благотворное влияние. Обычно он берет в два раза больше.
– Васек, – произнес Гога, – ты забыл один из главных принципов советских чекистов.
– Это какой?
– Болтун – находка для шпиона.
– А вы чекист? – удивилась Александра.
– Нет, – ответил за него Гота, – он хотел, но его не взяли.
– Почему?
– Чекист должен быть незаметным. Как все. А в нем сто тридцать килограммов веса. На таких обращают внимание. Сказали: если похудеешь, возьмем. Но он не похудел.
– Это правда?
– Правда, – подтвердил Васек. – Но это было сразу после школы.
– И кем же вы стали?
– Военным.
– И в каком звании?
– Александра, – прервал ее Гога, – не задавай непродуманных вопросов. Такой большой, импозантный мужчина может быть только полковником.
– Почему же? – возразила Александра. – Может и генералом.
– Вообще-то, я на генеральской должности, – заявил Васек.
– Пожалуйста, – попросила Александра, – становитесь побыстрее генералом. Тогда у меня будет хоть один знакомый генерал.
– Я постараюсь, – пообещал Васек.
Катерину и Александру подвезли прямо к подъезду. Прощаясь, Гога поцеловал Катерине руку. Александра обняла Гогу, поцеловала его и сказала шепотом:
– Гога, вы нам очень нужны. Не исчезайте.
– Понял, – заверил Гога.
Боже, подумала Катерина, сделай так, чтобы у меня с ним все было хорошо.
На следующее утро она встала, легко разбудила Александру, быстро позавтракала, с полоборота завела машину. Вахтер, увидев ее, приложил, как всегда, ладонь к фуражке и поднял шлагбаум. Все главные специалисты: механик, технолог, инженер, экономист – не опоздали. Совещание начали вовремя.
Решали вопрос об установках, которые поставляли чехи. Они явно устарели. В Новосибирске делали уже и более современные, и более производительные. Но с чехами заключили контракты. Катерина позвонила Петрову – через его управление шли все соглашения и контракты. Он, в свою очередь, выходил на Министерство внешней торговли, а в случае необходимости – на Министерство иностранных дел или международный отдел ЦК КПСС.
Катерина понимала, что никто не обрадуется такой постановке вопроса, хотя отечественные установки обошлись бы и комбинату, и министерству в несколько раз дешевле. Работники управления любили ездить в Чехословакию, командировки выпадали и работникам комбината. Катерина знала, что демагогические возражения будут на всех уровнях: и что надо крепить дружбу с братскими народами стран социалистического лагеря, и что надо выполнять контракты, и что эта проблема не только техническая, но и политическая. Чехи этим пользовались. Более современные установки они продавали на Запад, устаревшие – на Восток. Так было почти со всеми чешскими товарами. Как-то в Праге Катерина спросила своего старого приятеля:
– А что будет, если однажды мы перестанем покупать ваше оборудование, вашу обувь, вашу одежду?
– Такого не будет, – рассмеялся он.
– Вот итальянцы нам предлагают самое современное оборудование, и по стоимости оно дешевле, чем ваше.
– Вам же придется платить в долларах. А нам вы платите в основном бартером. Вы нам нефть, мы вам оборудование.
– Но представь, что мы перейдем на мировые цены в конвертируемой валюте? – настаивала Катерина.
– Тогда и у вас, и у нас разразится катастрофа. Мы ничего не сможем поделать, потому что с каждым годом становимся все менее конкурентоспособными. А вы ничего не сможете купить, потому что всю валюту вы проедаете, покупая зерно, мясо. Вы покупаете практически всю еду. Значит, у вас станет падать производство, начнется безработица. Так что лучше ничего не трогать.
Катерина позвонила Петрову по прямому телефону, не через секретаря. Этот номер телефона знали немногие. Услышав голос Катерины, Петров суховато ответил:
– Слушаю вас.
– У меня проблемы с установками из Праги. Надо бы обсудить.