Рачков выкатывал камеру из кабинета, звукорежиссер зачехлял магнитофон. Катерина подождала, пока они вышли, редактор двинулся за ними, посчитав, вероятно, что разговор закончен.
– У меня к вам еще есть вопросы, – остановила его Катерина и продолжила: – Во всей передаче меня интересует только концовка с фамилиями людей, которые мешают реконструкции комбината. Если ее вырежут, с вашего согласия или без вашего согласия, я устрою грандиозный скандал. В таких ситуациях всегда ищут крайнего, чтобы наказать его. Естественно, крайним будете вы.
– Конечно, – согласился редактор.
– Вам вынесут выговор по партийной линии или просто уволят. Поэтому оставляйте эту передачу. А вашему начальнику… как он у вас называется?
– Главный редактор.
– А главному редактору скажите, что Тихомирова – большая сука, которая способна на любой скандал. Поговорите с бывшим директором комбината, с бывшим главным механиком Самсоновым, они подтвердят. Запишите их фамилии. Я бы хотела расстаться с вами по-дружески, потому что противник я очень неудобный – коварный и мстительный.
Катерина подумала, что она почти слово в слово повторила Петрова.
– Да, да, конечно, – подтвердил редактор. Катерина его явно напугала. Он привык, что телевидение любили, перед ним заискивали, оказывали услуги.
Пока редактор и Катерина разговаривали в кабинете, Рачков задержался в приемной.
– Да, – сказал он Аделаиде, будто только что вспомнил, – передачу в эфир могут поставить в любой момент, и вдруг мы не сможем застать вас на работе. На всякий случай дайте мне домашний телефон директора, я ей обязательно позвоню.
– Ради бога, не забудьте, – попросила Аделаида и написала на листке домашний телефон Катерины.
– Непременно, непременно, – заверил ее Рачков. – Очень интересная женщина, очень.
– Она у нас умница, – поддалась на лесть Аделаида. – У нас шутят, что ее улыбка стоит полмиллиона в валюте. Однажды вели переговоры о закупке оборудования, поставщик оказался упрямым, но, когда подключилась Катерина Александровна, он сбросил полмиллиона.
– Удивительная женщина! На такую женщину невозможно не обратить внимания. Улыбается – глаз не оторвать.
– Не влюбились ли вы? – кокетливо спросила Аделаида.
– Не решусь, – развел руки Рачков. – Замечательные дети, замечательный муж.
– Не дети, а только дочь, – поправила Аделаида. – И никакого мужа. Я думаю, у вас есть шансы.
– Вы вселили в меня надежду, – Рачков улыбнулся самой своей очаровательной улыбкой.
Когда Катерина вышла в приемную, Аделаида ей радостно сообщила:
– Мне кажется, оператор в вас влюбился.
– Так, – Катерина все поняла, – домашний телефон спрашивал?
– Да, – сдалась Аделаида. – Он сообщит, когда передача будет в эфире.
– Что еще спрашивал?
– Он почему-то решил, что у вас муж и дети.
– И вы ему сказали, что у меня только дочь и я не замужем?
– Да, – подтвердила Аделаида. – Вы так ему понравились. А на руке у него нет обручального кольца. Он явно не женат и очень симпатичный.
– Он симпатичный сукин сын. – И Катерина ушла к себе в кабинет. Успокойся, приказала она себе. Пусть только попробует сунуться! Получит сполна.
Зазвонил телефон. Катерине не хотелось ни с кем разговаривать, но Аделаида трубку не снимала. Катерина выглянула в приемную – Аделаиды не было. Пошла поплакать в туалете, поняла Катерина. Надо бы ее заменить, подумала она, но, пока воспитаешь и научишь работать нового секретаря, уйдут годы. Да и просчет Аделаиды только в одном: она очень хочет, чтобы я была счастливой, а счастье видит в замужестве, потому что сама никогда не была замужем.
Телефон надрывался. Катерина сняла трубку:
– Тихомирова.
– Катерина, ты пропустила два заседания комиссии.
Это звонил председатель комиссии по материнству и детству из Моссовета. Катерина работала в ней.
– Прости. Я отслужу.
– Есть срочное поручение от председателя.
– Лично мне?
– Комиссии. Но на вчерашнем заседании решено поручить тебе.
– Я на той неделе заеду, – пообещала Катерина.
– В понедельник выводы нашей комиссии должны лежать у председателя на столе. Приезжай сегодня же.
– А по телефону ты объяснить не можешь?
– Это не телефонный разговор.
– Что, государственная тайна?
– Да, – подтвердил председатель.
– Хорошо, – согласилась Катерина. – Завтра заеду.
– С утра, – поставил условие председатель.
– После обеда, – ответила Катерина.
Председатель знал, что спорить с ней бессмысленно, она всегда делала так, как считала нужным.
– Ладно, – согласился председатель. – Это дело, по всей вероятности, криминальное, может быть, придется подключить милицию.
– Подключу. – Катерина положила трубку.
Как депутат Моссовета, она принимала посетителей на своем участке раз в неделю. Жалобы были привычные. Текли крыши, а жилищно-эксплуатационные конторы их не ремонтировали; пили мужья, и жены просили места в лечебно-трудовых профилакториях; жаловались на автовладельцев, которые ставили машины на тротуары. На заседания комиссии Моссовета Катерина ходила редко, их комиссия была бестолковой и крикливой, потому что в ней работали в основном депутаты-женщины.
Катерина прошла в комнату отдыха за кабинетом, включила кофеварку и закурила. Рачков, которого она так любила когда-то, показался ей сегодня амбициозным и стандартным, таких за эти годы она встречала часто. Она заранее знала, с чего они начинают разговор, что просят, что предложат. Но зачем он взял домашний телефон? Что он попытается сделать? Сейчас, когда у нее был Гога, она не хотела никого впускать в свою жизнь. А вдруг Александре захочется познакомиться со своим отцом? Она имеет на это право. Девочкой она часто спрашивала об отце, но уже несколько лет эта тема исчезла из их разговоров. Хорошо бы посоветоваться с Гогой, подумала она. И решила, что сегодня же ему все расскажет. Но вечером Гога позвонил и предупредил, что его не будет десять дней – он уезжает в командировку на Рижский радиозавод.
Может, и к лучшему, подумала Катерина. За десять дней я решу все проблемы: и на комбинате, и с Рачковым, за это время он обязательно проявится.
Утром она встретилась с директором Новосибирского завода в бюро пропусков ЦК КПСС на Старой площади.
– Как вы все успели так быстро устроить? – спросила Катерина.
– Через свой обком партии. Нам повезло. Сработаем на конъюнктуре. В понедельник в ЦК совещание по научно-технической революции в промышленности. Им нужны факты: где тормозят эту революцию. Очередная кампания. Но эта кампания нам поможет.
Директор, сорокалетний, спортивный, как и она, из нового поколения директоров, все делал быстро. Быстро шел по коридорам, быстро выкурил сигарету перед приемной секретаря.
Секретарь, большой, спокойный, с грустным, почти лошадиным лицом, выслушал аргументы директора Новосибирского завода, перевел взгляд на Катерину.
– Все точно. Добавить нечего, – подтвердила Катерина. – Меня вчера снимало телевидение, я все это сказала, но боюсь – вырежут.
Секретарь снял трубку белого телефона с золотым гербом на диске – это была высокочастотная связь, ее еще называли кремлевской вертушкой, – набрал номер, поздоровался, назвался и сказал:
– Вчера телевидение снимало директора Новомосковского химкомбината Тихомирову. В понедельник у нас совещание по научно-технической революции, ты покажи этот материал в ближайшие дни. Нам нужно поострее. Если надо, подснимите еще, чтобы были конкретные фамилии. А мы сделаем оргвыводы.
Катерина поняла, что секретарь разговаривал с председателем комитета по радио и телевидению. И что сейчас решилась судьба и Петрова, и инструктора ЦК. В интересах большой политики через несколько дней инструктора устроят в научно-исследовательский институт заместителем директора, и на этом его карьера закончится. Что станет с Петровым, она предположить не могла; наверное, отделается выговором, он ведь выкручивался и не из таких ситуаций.
– Спасибо тебе, – попрощался сибиряк. – Ты теперь в нашей команде.
– В какой? – уточнила Катерина.
– В нашей, – улыбнулся директор, – сибирской и уральской. Здесь днепропетровские, вообще украинские, молдавские пока держат верх, но прорываются все больше сибирские и уральские, возьмем и одну псковскую.
– Ладно, я согласна. Вы ребята шустрые, судя по тому, как быстро и точно сработали.
– И меткие, – улыбнулся директор. – Белке в глаз попадаем.
Директор достал сверток и протянул Катерине.
– Тебе сувенир.
– Что это?
– Дома посмотришь. Извини, у меня дела еще в Госплане, а вечером я вылетаю. Встретимся теперь у нас, когда будем подписывать контракт.
Катерина развернула в машине сверток. В бархатном футляре лежало ожерелье из ярко-зеленого малахита. Верну, решила Катерина, слишком дорогой сувенир. Но не вернула. Вечером показала Александре. Та вертелась перед зеркалом, примеряя украшение к блузкам, кофточкам.
– Не отдавай, – умоляла Александра. – Будем носить по очереди. Это же самая дорогая драгоценность в нашем доме.
Александра была права. Драгоценностей в доме не было. Серебряные цепочки со знаком зодиака не в счет, такие носили все женщины. Драгоценностей Катерине никто не дарил, а сама купить не могла. И холодильник, и телевизор, и мебель покупала в кредит. На машину одолжила у пятерых и только недавно расплатилась.
– Ладно, оставлю, – успокоила дочь Катерина. – В первый и последний раз.
Вечером позвонил редактор и сообщил, что очерк пойдет завтра после программы «Время», в самое смотрибельное время.
Катерина включила телевизор заранее, поглядывая на часы. Она впервые видела себя на экране. Первая съемка на галантерейной фабрике не в счет, передача шла в прямой эфир и никогда не повторялась. Катерина себе понравилась. Александра была более критичной.
– Надо менять прическу, – заявила она. – Ты как будто дама из шестидесятых годов. Не прическа, а домик из начеса, да еще покрытый лаком. Сегодня в моде естественность.