Отрадным было, что командный состав корпуса был подобран на редкость удачно, 42-й танковой дивизией командовал полковник Н. И. Воейков, 46-й - полковник В. А. Копцов6
, 185-ю моторизованную дивизию возглавлял генерал-майор П. Л. Рудчук.
Николай Иванович Воейков - командир, отличавшийся большой теоретической подготовкой и богатым практическим опытом.
Самый молодой из комдивов - Василий Алексеевич Копцов - выделялся выдержкой, храбростью. Уже в то время его грудь украшала "Золотая Звезда" Героя Советского Союза за выдающиеся боевые подвиги на Халхин-Голе.
Незаурядным человеком был и Петр Лукич Рудчук. Во время гражданской войны мне довелось служить у комбрига Рудчука в 1-й Конной армии старшиной эскадрона. У нас сложились самые хорошие отношения, в основе которых лежали взаимное уважение и боевая дружба.
Стремясь быстрее закончить формирование корпуса, мы просили командование: "Скорее шлите технику и оружие", но получили ответ: "Не торопитесь, не только у вас такое положение".
Запомнился один разговор. Примерно за месяц до начала войны, будучи в Главном автобронетанковом управлении Красной Армии, я спросил начальника: "Когда прибудут к нам танки? Ведь чувствуем, гитлеровцы готовятся..." - "Не волнуйтесь, - сказал генерал-лейтенант Яков Николаевич Федоренко. - По плану ваш корпус должен быть укомплектован полностью в 1942 году".
И все же среди командиров и политработников корпуса росло беспокойство. Поговаривали о неизбежности войны с фашистами, несмотря на успокаивающее сообщение ТАСС от 14 июня 1941 г.7
Многие из нас понимали, что это сообщение не для нас, так как каждый командир части имел план боевой готовности по тревоге, и этим сообщением ни с кого не снималась ответственность через час-два выступить для выполнения боевой задачи. Паше руководство предвидело возможность нападения на Советский Союз со стороны фашистской Германии, но стремилось дипломатическим путем оттянуть войну хотя бы на 3 - 4 месяца, а там зима. К весне 1942 г. Красная Армия будет уже перевооружена новой техникой, реорганизация ее в основном будет закончена, все будет готово к надежному отпору агрессору.
В корпусе шла напряженная работа по его организации, непрерывно шли занятия по повышению боеспособности войск. Красноармейцы и младший командный состав частей овладевали новой техникой: учились управлять танком, вести из него огонь, ремонтировать машину в полевых условиях, приближенных к боевым.
15 июня по плану, разработанному штабом корпуса, командиры дивизий и полков приступили к рекогносцировке на даугавпилсском направлении.
Карта полковника Воейкова вся была испещрена пометками: районы сосредоточения, будущие рубежи развертывания, предполагаемые позиции батарей, пути движения...
21 июня меня вызвали для доклада в Генеральный штаб. Поздно ночью я прибыл в Москву, и дежурный Генштаба по телефону сказал: "Завтра вам надлежит явиться к начальнику оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту Ватутину".
Утром 22 июня в оперативном управлении меня встретили тревожным сообщением: немецко-фашистские войска перешли границу...
Направленны быстро докладывали Николаю Федоровичу Ватутину:
— Корпус Рокоссовского находится...
— Рябышев выступил...
— Потапов и Музыченко вступили в бой.
— Авиация противника продолжает бомбить Одессу, Севастополь...
На минуту Ватутин обернулся ко мне:
— Скорее возвращайтесь в корпус. Все указания вам будут посланы директивой.
Ранним утром 23 июня я вернулся в корпус. Начальник штаба корпуса полковник Анатолий Алексеевич Асейчев встретил меня на вокзале и коротко доложил:
— Войска по боевой тревоге выведены в районы сосредоточения. Идет заправка техники горючим и пополнение боеприпасами.
В тот же день нам передали 95 орудии для борьбы с танками противника. Почти половина из них была калибра 45 мм, но и их получить было не так-то легко: они являлись резервом Главного Командования. Помог нам находившийся в Идрице работник Генерального штаба Анатолий Алексеевич Грызлов. Учитывая обстановку, он самостоятельно принял решение о передаче орудий. Мы были ему очень признательны.
— Это, конечно, серьезная помощь, - сказал заместитель командира корпуса по политической части бригадный комиссар Р. П. Бабийчук, - но где возьмем орудийные расчеты?
— Артиллерийскими расчетами могут стать танковые экипажи, не имеющие машин, - предложил начальник артиллерии корпуса, - Научиться стрелять из противотанковых орудий прямой наводкой нетрудно: этот метод ведения огня танкистам знаком.
Так и поступили, распределив эти орудия между двумя танковыми дивизиями.
Уже во второй половине дня авиация противника начала бомбить район расположения корпуса. Ответить врагу было нечем: зенитной артиллерии мы не имели. Больше всего пострадали склады боеприпасов и горючего; понесли мы также потери в людях и технике.
24 июня из Академии бронетанковых и механизированных войск прибыло пополнение: 2 батальона, вооруженных в основном танками БТ-7. Но по-прежнему совсем плохо было с автотранспортом. В таком положении в начале войны оказался не только наш корпус.
Предстояло срочно решить, как лучше организовать в боевые единицы те небольшие силы, которыми мы располагали. На совещании командиров дивизий, полков, их заместителей по политчасти, начальников штабов и родов войск пришли к единодушному мнению: в каждой танковой дивизии иметь по 2 танковых полка, в них - по одному танковому батальону двухротного состава (в каждой роте - по 3 взвода, во взводе - по 3 танка) и плюс 9 командирских машин. Таким образом, в каждой танковой дивизии предполагалось иметь по 45 танков. Кроме того, в танковые полки включалось по мотострелковому батальону и противотанковому артиллерийскому дивизиону.
В результате такой реорганизации наши танковые дивизии стали походить на боевые группы, способные обеспечить взаимную поддержку танков и пехоты в предстоящих боях. К тому же при необходимости можно было сравнительно быстро создать в корпусе танковый кулак из 60 - 70 боевых машин.
Сразу после совещания все разъехались по своим частям. С часу на час ожидали боевого приказа.
25 июня противник снова нанес два массированных бомбовых удара по станции Идрица и военному городку корпуса. На станции в этот момент находились 3 воинских эшелона: 2 с ранеными, подошедшие от границы, и 1 с семьями офицеров. Тяжелая была картина: мечутся напуганные люди, у одной женщины на руках ребенок, другая, прижав к себе узелок с пожитками, бежит куда-то. Кто-то стоит, будто окаменев, кто-то неподвижно лежит на земле. И некому оказать помощь этим людям, а фашистские летчики делают повторный заход, добивают раненых из пулеметов.
Во второй половине дня у нас появились зенитки. Они начали стрелять беглым огнем, сбили два "Юнкерса-87". Один из вражеских летчиков остался жив. Он показал, что видел танковые колонны своих войск в 50 - 60 км юго-западнее Даугавпилса. Не верилось, что так быстро и далеко враг мог прорваться в глубь нашей территории...
В тот же день мы получили приказ наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко - немедленно выдвинуться в район Даугавпилса, не допустить захвата города противником, занять оборону по Западной Двине и поступить там в распоряжение командующего Северо-Западным фронтом.
Против войск Северо-Западного фронта противник наступал группой армий "Север" в составе 16-й, 18-й полевых армий и 4-й танковой группы. Немецко-фашистское командование намеревалось внезапным ударом прорвать оборону советских войск на всю оперативную глубину, захватить Прибалтику и в дальнейшем овладеть Ленинградом. Враг создал мощную группировку, значительно превосходившую нас по силам, нашел уязвимое место на стыке 8-й и 11-й армий, прорвался между ними и начал быстро развивать наступление танковыми и моторизованными дивизиями. Но уже 24 июня благодаря ожесточенному сопротивлению советских войск его 16-я армия была остановлена в районе Каунаса, а 41-й мотокорпус 4-й танковой группы - в районе Шяуляя. Лишь 56-му моторизованному корпусу этой группы удалось продвинуться более чем на 100 км, достигнув м. Утяна. Создалась явная угроза быстрого выхода неприятеля к Западной Двине и захвата Даугавпилса.
В 16 час. 25 июня наш корпус выступил в направлении Даугавпилса.
Враг, видимо, засек начало марша и стал бомбить двигающиеся колонны, но части корпуса все шли и шли вперед.
Навстречу из пограничных районов Прибалтики бесконечными колоннами уходили на восток беженцы: старики, женщины, дети. Но самолеты с фашистской свастикой не щадили их.
Недалеко от небольшого городка Дагда мы с начальником штаба вышли из машины, чтобы осмотреть местность. На обочине дороги Асейчев увидел девочку лет одиннадцати-двенадцати с перебитой осколком авиабомбы ногой. Девочка кричала, изо всех сил звала мать. А рядом лежал обезображенный женский труп. Очевидно, это и была мать... Я поручил адъютанту немедленно доставить ребенка в медсанбат.
Во второй половине дня 27 июня наши дивизии, несмотря на значительные потери от ударов вражеской авиации, все же вышли в заданные районы. Обстановка была крайне сложной: авиация противника безраздельно господствовала в воздухе, поэтому все перегруппировки, передвижения и наступательные действия пришлось производить ночью, так как днем бомбардировочная и истребительная авиация противника наносила огромные потери и срывала любые замыслы.
Не успел еще штаб корпуса разместиться в роще километрах в двадцати северо-восточное Даугавпилса, как к нам подъехал заместитель командующего Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант Степан Дмитриевич Акимов. Вид у него был усталый. Веки опухли и покраснели: вероятно, он не спал несколько суток. К тому же и вести он нам привез неутешительные.
— Дело серьезное, - сказал Акимов. - Вчера утром противник форсировал Западную Двину и ворвался в Даугавпилс. Попытки 5-го воздушно-десантного корпуса полковника И. С. Безуглого, еще не закончившего формирование, выбить гитлеровцев ни к чему не привели.