петь такого презрительного отношения к себе. Николая Игумнова выслали из Москвы в Абхазию в 1901 году.
Верхние торговые ряды
Красная площадь приобрела свой сакральный лоск только в советские годы, когда здесь появились братские могилы, Мавзолей и классические голубые ели. Изначальное назначение главной площади страны – коммерческое. Постепенно купцы приходят к выводу, что заниматься торговлей лучше не на открытом пространстве, а в удобных торговых рядах и лавках, не зависящих от капризов погоды. Исторически на Красной площади сформировались три квартала – Верхних рядов на месте ГУМа, Средних рядов недалеко от собора Василия Блаженного и ныне снесенных Нижних рядов.
Верхние Торговые ряды на Красной площади
После ухода наполеоновских войск Осип Бове возводит на Красной площади здание Верхних рядов по классическим канонам. К 1880-м годам бойкое торговое место пришло в полный упадок: «Владетели их ремонтировали и перестраивали каждый по своему желанию и удобству, а потому можно себе представить, что изображала эта старая рухлядь, с бесконечными проходами, закоулками, подвалами, лесенками и ступеньками…»[209] После энергичного призыва городского головы Николая Алексеева лавочники активно взялись за операцию по перестройке Рядов. Случались и трагедии: купец П. А. Солодовников не желал расставаться с насиженным местом, протянул служке Архангельского собора метрику, попросил отслужить панихиду по упомянутому там человеку и застрелился.
Из двадцати трех поданных на конкурс проектов выбрали работу Александра Померанцева, попутно присудив ему премию в 6000 рублей. На сооружение ушло три года и 40 миллионов кирпичей. Одним из подрядчиков выступил добросовестный строитель Иван Губонин, по легендам, постоянно препиравшийся с Померанцевым: «Архитектор хороший, все хвалили, а только очень горячий. И чуть не с первого дня началась промежду им и Иваном Григоричем грызня. И все через характер Померанцева. Сурьезный такой был. Глянет на работу, а ты галтель на мраморе отделываешь. – Дай-ка, говорит, молоток… Ну, дашь… Вот он сейчас – трах! отбил кусок и пошел, ни слова не скажет. Тут вот Иван Григорич налетит, давай ругаться…
– Зачем, говорит, работу портишь? Ежели, говорит, мрамор нехорош, поставь крест, другим заменим. Зачем же ты работу хаешь? У меня, говорит, мастера на подбор на всю Москву… Ты, говорит, хороший архитектор, честь и хвала тебе за это, так ведь и я не навоз, а подрядчик-строитель. Я, говорит, так-растак, Исторический музей строил! – И как сцепятся, и пошли грызться»[210].
Сдвоенные башенки Верхних торговых рядов звучат в едином ритме с аналогичными элементами Исторического музея. Полупрозрачные перекрытия для возводившегося здания делали на Санкт-Петербургском металлургическом заводе по проекту инженера В. Г. Шухова. Ширина каждого из трех пролетов составляет 12–15 метров. Арочные стеклянные конструкции весят по 819 тонн и содержат по 20 000 листов стекла.
На открытие нового здания Рядов в декабре 1893 года пожаловал с супругой великий князь Сергей Александрович. Нынешний ГУМ в конце XIX века был одним из самых технически оснащенных торговых пассажей Европы. Только внешняя отделка выдавала в нем старый боярский терем. Покупатели передвигались по мостикам и пользовались благами электричества. «19 широких лестниц, не считая мелких, ведущих в верхние этажи и подвалы, открыты для света и чрезвычайно легки на подъем; в верхних этажах прелестные галереи-балконы с красивыми железными решетками…»[211]
Русское купечество хотело показать миру широту своей души, соединив традиции отечественного зодчества с новинками прогресса. Торговали здесь лучшие из лучших: Абрикосовы, Морозовы, Брокар, Эйнем, Циндель, Прохоровы, всего около 1000 магазинов. Понадобилось устроить специальную подземную улицу, где разместилась собственная электростанция. В здешних магазинах появились первые московские ценники. До начала 1890-х годов купцы предпочитали не устанавливать твердых цен на товары, не представляя свое дело без священного ритуала торга. Били по шапке, божились, сходились и расходились… Теперь сложные операции остались в прошлом. Бедные москвичи не обходили Рядов стороной, приходили полюбоваться на стеклянную крышу и присвистывали от восторга.
Будущий ГУМ становился соучастником печальных событий – в мае 1915 года в Москве на фоне всеобщей ненависти к Германии начались немецкие погромы, и нападению подверглись магазины Эйнема и Цинделя, расположенные как раз в новом пассаже близ Красной площади. В самих торговых рядах в первые революционные годы разместился довольно грозный орган, Наркомат продовольствия, осуществлявший массовое изъятие продуктов у крестьян. «Золотой век» будущего ГУМа вернется только в эпоху нэпа.
Особняк Цветкова
«Подъезжаем к прелестнейшему особняку, выстроенному по рисунку Васнецова. Спокойные, гармоничные пропорции, славный древнерусский стиль, украшения и фризы майоликовые. И. Е. Цветков выстроил этот дом исключительно для своей картинной галереи. И свет, и распределение комнат – все приспособлено для нее… Поднимаемся по широкой лестнице. Весь вестибюль в картинах русских мастеров. Зала вся сплошь увешана. Вдоль стен витрины с рисунками» – так описывала свое знакомство с домом И. Е. Цветкова супруга Ильи Репина Н. Нордман-Северова.
Иван Евменьевич заказал проект особняка Василию Васнецову. Именитый художник выступил в качестве архитектора и снабдил строение причудливой бочкообразной крышей: здание похоже на волшебный ларец или сундук. Васнецов дважды заказывал столярам маленькие модели будущего дома. На участок Цветковым было истрачено 14 тысяч рублей, на строительство – 96 тысяч. «Я перечитал все известное относительно древнерусской архитектуры, осмотрел сохранившиеся остатки древнерусских зданий в Москве, ездил в Ярославль, в Ростов Великий», – писал коллекционер, добавив при этом, что только в лице Васнецова он нашел желаемого исполнителя.
Новый дом Цветков, трудившийся в банковской сфере, строил для размещения первоклассного собрания русской живописи. Когда Ивана Евменьевича сравнивали с Третьяковым, он взмахивал рукой: у Павла Михайловича, мол, настоящий учебник по национальному искусству, а у меня только жалкий конспект.
Особняк И.Е. Цветкова
В 1903 году страстный коллекционер Цветков справил новоселье. Васнецов поработал и над внутренним убранством: по его эскизам были изготовлены деревянные украшения, сделана причудливая резьба. Люстры особняка являются точными копиями паникадил эпохи Ивана IV. С. К. Романюк считает, что техническую сторону строительства обеспечивал Л. Н. Кекушев: именно он подавал проект галереи в городскую управу.
Яков Минченков оставил интересное свидетельство о доме на Пречистенской набережной: «Дом Цветкова в русском стиле, дородный и тяжелый, олицетворял своего хозяина. Когда вы входили в вестибюль, навстречу появлялся сам Иван Евмениевич и ожидал вас на площадке лестницы, ведущей во второй этаж. На нем бархатный халат, вроде боярского, а на голове расшитая золотом тюбетейка. Совсем Борис Годунов. Вечером хозяин зажигал электрический свет в люстрах второго этажа, показывал гостю свою галерею и давал объяснения. У него была хорошая память, и он знал всю родословную каждого художника, начиная с петровского времени. Знал – что называется – кто когда родился, крестился, женился и умер»[212]. Иван Евменьевич не принял новых течений в живописи и умер в 1909 году. Свой дом и галерею он завещал Москве, уподобившись самому Третьякову.
Ярославский вокзал
Неорусский стиль меж тем захватывал различные типы общественных сооружений. Не остались в стороне и железнодорожные строения. Федор Шехтель, в 1902–1904 годах занимавшийся перестройкой Ярославского вокзала, подарил зданию новый парадный фасад сказочной красоты. Правда, здесь имеются еще и нотки модерна, вторгающиеся в мир старой Руси. Металлические кружева, «геральдические курочки», воспетые Ильфом и Петровым, глазурованные кирпичи, яркие башенки, майоликовые плитки с игривыми северными ягодами, изготовленные в Абрамцевской мастерской, шатер, увенчанный фигурой петушка. Константин Коровин расписал внутреннее пространство двенадцатью живописными панно. В нише над входом по настоянию Шехтеля водрузили медведя с секирой, Михаила Архангела и Георгия Победоносца – гербы Ярославля, Архангельска и Москвы. Древнерусская архитектура была воспроизведена архитектором отнюдь не дословно, но дух старины витает здесь в каждом уголке.
С Ярославского вокзала начинался путь в самые отдаленные северные уголки империи. Наследием Шехтеля пользовались и паломники, отправлявшиеся на поездах в Сергиев Посад. «Святитель Филарет недаром возражал против постройки этого пути, первоначально завершавшегося Лаврой: паломники должны идти пешком, иные – ехать конно, размеренным за пять веков путем, с насиженными станциями и намоленными при пути святынями», – отмечает Р. Рахматуллин[213].
В мае 1914 года на Ярославский вокзал заявился известный борец Де Фосс и заставил пассажиров хвататься за животы: «Здесь он занял столик в зале l-го класса и объявил, что будет закусывать. В буфете Фоссу заявили, что без денег заказ отпущен не будет. Тогда Фосс часть денег дал вперед. Когда лакей спросил, сколько подать ему водки, то Фосс взял графин для воды, вылил воду и приказал наполнить его водкой. Кроме того, выпил шесть бутылок пива, три чайника чаю и съел шесть обедов». Де Фосс – чуть ли не главный московский чудак начала века, уверенно наследовавший традиции века XVIII и XIX, когда горожане уверенно смешили окружающих своими поступками.
Дом Перцовой
«Дом-сказка», как его справедливо величают простые москвичи, прячется в районе Чертолья, там, где некогда протекал бурный ручей с бесовским названием. В краеведческой литературе доходное строение часто обозначается как дом З. И. Перцовой, но истинным вдохновителем строительства был ее муж, инженер-железнодорожник Петр Николаевич Перцов. В начале XX века, как и сейчас, имущество очень часто переписывали на другого супруга. Смелый и предприимчивый человек, Перцов некоторое время работал на строительстве путей вместе с писателем Н. Г. Гариным-Михайловским. В 1902 году инженер захотел тянуть свою железнодорожную ветку к Туапсе, желая разрушить монополию соседней Владикавказской дороги. В результате мелочных интриг министр финансов В. Н. Коковцов отказывает Перцову в широком кредите. Инженер не растерялся и нашел поддержку у промышленника Путилова. Перцов участвовал и в политических играх, пытался избираться в Первую Государственную думу от «Союза 17 октября».