Последний предреволюционный рассвет Хитровки пришелся на годы Первой мировой войны. 22 августа 1914 года власти объявляют «сухой закон». Россия вынужденно начинает трезвую жизнь. Сначала декларировалось, что продажа спирта воспрещается до окончания военного времени. Озверевшие толпы в конце лета разгромили десятки питейных заведений. Власть пошла на попятную и разрешила подавать алкоголь в ресторанах первого разряда.
Но простые рабочие и крестьяне не имели возможности каждую неделю заглядывать в подобные заведения. Власть, подумав еще раз, делегировала полномочия по регулированию алкогольного рынка регионам. Большинство городских органов самоуправления оставили своим жителям право забыться пивом или вином, но Петроградская и Московская думы настояли на полном запрете производства и потребления алкоголя на вверенной им территории.
Народ моментально перешел на употребление дешевых суррогатов – из продажи постоянно пропадал сахар, а в провинции самогон стал твердой валютой. В городах еще имелись запасы денатурированного спирта. Получив заветную бутыль, спирт прогоняли через самодельный хлебный фильтр, а затем кипятили с лимоном и специями, чтобы придать техническому алкоголю приличный вкус. Формально с августа 1914 года спирт в Москве шел только на медицинские и научные цели, все закупки строго контролировались полицией. В 1916 году управляющий акцизными сборами Московской губернии жаловался, что лазареты постоянно требуют все больше и больше спирта, «…установить же норму этой надобности не представляется никакой возможности». Прислуга подворовывала у господ талоны на получение денатурата. Случалось, что горничную посылали в лавку за техническим спиртом. Женщины прятали посуду с алкоголем, предъявляли хозяевам горлышко якобы разбитой бутылки и обещали возместить убыток. Спирт уходил на черный рынок по цене, завышенной в несколько раз.
Городские низы предпочитали потчевать друг друга «ханжой» – едкой смесью денатурата или политуры с водой или каким-нибудь напитком. Получил распространение рецепт, когда на треть алкоголя приходилось две трети кваса. Хитровка, Грачевка, окраинные трущобные районы вновь расцвели пышным цветом. «Политуру очищают ватой, квасом, солью, приблизительно отделяют щерлак», – сообщали газеты. Политурой называли 20-процентный спиртовой раствор смолы, применяемый при обработке дерева. Народные умельцы ждали, пока образуется осадок, и добавляли по вкусу перца или чеснока. В праздничные дни суррогаты продавали пудами. По домам ходили мошенники и предлагали купить бутылочку вина «прямиком с таможни». Полиция составляла протоколы, но зараза распространялась все сильней. Популярностью пользовалась смесь с названием «Болтун» – молоко смешивали с политурой и многократно взбалтывали. Опаснее всех казался метанол, 10–20 миллилитров метилового спирта приводили к слепоте или смерти. Один из производителей денатурата предлагал добавлять в технический спирт специальные вещества, вызывающие рвоту. Он обосновывал свою идею германским опытом. Кое-кто из врачей хотел выделить «денатуратный алкоголизм» в отдельное заболевание.
С другой стороны, резко упали показатели уличной преступности. Если за август – декабрь 1913 года в Москве составили 590 протоколов о нанесении телесных повреждений, то за август – декабрь следующего года, когда действовал «сухой закон», только 238. «Я всесторонне наблюдал Москву в последнюю масленицу и утвердительно могу сказать, что за всю неделю я заметил только двух выпивших, тогда как в прежнее время от пьяных было опасно ходить по многим улицам», – сообщал в 1916 году видный чиновник акцизного ведомства. Если в начале войны «сухой закон» обеспечил подъем ура-патриотизма, то впоследствии он стал одним из факторов развала империи. Трудящиеся спиртовой отрасли потеряли работу, бюджет перестал наполняться – в 1916 году винная монополия дала казне только 1,5 % доходов. В провинции начиналось глухое шатание, да и столицы жили не лучше. Хитровка готовилась встретить революцию.
КАК ЗАЧИЩАЛИ СТАРУЮ ХИТРОВКУ
Интересно, что Хитровка с некоторыми лишениями пережила Гражданскую войну, военный коммунизм, и только в начале 1920-х годов исчезла окончательно. Открываем «Отчет о работе Рогожско-Симоновского районного здравотдела за 1922 год», чтобы понять, как вели наступление на самый известный трущобный рынок столицы. Чиновники насчитали на советском Хитровом рынке семь домов, из них четыре были ночлежными, а три – коечно-каморного и квартирного типа. Знаменитая «Кулаковка» уже предстала перед ними наполовину разрушенной. Население рынка за 10 лет уменьшилось в пять раз: в 1912 году здесь обитало 5 269 человек, а в 1921 году – только 1 092. До 150 из них заразились тифом, поэтому одежду постоянно дезинфицировали в специальном аппарате «Гелиос». Преступников разогнали, но социальная среда осталась прежней: даже в 1937 году власти рекомендуют милиции «усилить борьбу с хулиганством в районе бывшего Хитрова рынка».
XIVБесстыдный стиль модерн
Уйдем в мечту! Наш мир – фата-моргана,
Но правда есть и в призрачном оазе:
То – мир земли на высоте фантазий…
Нужны новые формы. Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно.
За два десятилетия до войны и революции вся Россия в упоительном порыве закружилась в новом стиле, проникшем в театр, книги, афиши, оформление витрин и вывесок, декоративно-прикладное искусство, ювелирное дело, архитектуру. Модерн, современный. Хрупкое здание империи готовилось рухнуть подобно карточному домику, назревал кризис, но в московских переулках росли дома в изысканнейшем стиле. Пир во время чумы? Лишь отчасти.
Критики долго спорили, что важнее – красота или удобство? Великолепное не всегда казалось рациональным, а простое и лаконичное не цепляло взгляда. Модерн решил эту проблему раз и навсегда, соединив прекрасное с практичным. Теоретик Аполлинарий Красовский еще в середине XIX века выдвинул лозунг о преобразовании полезного в изящное.
Архитектурные эксперименты совпали во времени с изобретением телефона, электричества, появлением ватерклозетов, вентиляции, канализации, что навсегда уравняло модерн с ощущением уюта и комфорта. Этот стиль отказался от строгих линий и застывших прямоугольных форм, архитектура пустилась в пляс. Б. Николаев отмечал в журнале «Зодчий»: «Пора бросить мертвую идею, что форма может иметь канон». Модерн провозгласил единство интерьера и внешнего оформления, часто дома начинали строить, исходя из «внутренностей», группируя фасады вокруг парадной лестницы. Дом вырастал изнутри как пышный многослойный пирог. Французский искусствовед Шарль Блан повторял: «Архитектура в высшем ее понимании – это не сооружение, которое украшают, а украшение, которое строят».
Модерн отказался от парадного фасада. При упоминании классицизма сразу рисуется здание благородных пропорций с портиком и колоннами. Сразу понятно, где главная часть и входная группа:
В мои ж года хорошим было тоном
Казарменному вкусу подражать,
И четырем или осьми колоннам
Вменялось в долг шеренгою торчать
Под неизбежным греческим фронтоном.
Особняки в эпоху модерна стали возводить без разделения на первостатейное и второстепенное, частично низвергая античное наследие и культуру прошлых эпох. «…Подавайте настроенный строй, – не прокисший устой, не штамп, а стиль, продуманный заново, не скепсис, а – критицизм; отдайте нам ваши музеи, мы их сохраним, вынеся из них Клеверов и внеся Рублевых и Врубелей»[246].
На рубеже XIX–XX веков Москва притягивала изрядное количество «миллионщиков», богатых людей, сколотивших капиталы в пореформенное время, тянувшихся к искусству, пусть не понимающих до конца европейские тенденции, но чувствовавших, что они входят в моду. «Разбогатевшие за одно поколение, как, например, Морозовы и Рябушинские, в 70-е годы они еще не обладали наследниками, которые хотели бы закрепить свое влияние на русскую культуру, но к концу века новое поколение промышленников, банкиров, коммерсантов, газетных магнатов уже набирало силу», – пишет исследователь Т. Н. Ожимкова[247].
Особняк С.П. Рябушинского
Модерн пришел в Москву на пять лет позже, чем в Западную Европу. Его появление в Бельгии датируется 1893 годом, а первое московское здание в этом стиле, особняк Листа в Глазовском переулке, возводят в 1898-м. Характерно, что в отдаленных частях города «ар-нуво» держалось даже в те годы, когда о нем давно забыли – в Замоскворечье встречаются доходные дома в стиле модерн, возведенные в 1914 году.
В. А. Глазычев считает, что ростки модерна на русской почве не отличались от своих западноевропейских родственников: «Та же легкость в разработке «свободного» плана зданий, как только фантазия архитектора вдруг освободилась от мистической необходимости придерживаться строгой симметрии. Та же свобода в «лепке» объемов. Та же феноменальная изобретательность при варьировании деталей, пристрастие к текучим «природным» линиям. Такая же виртуозность в использовании простых материалов – керамики, кованого железа, резной штукатурки». Искусство приходит в дом разными путями, соединяя кирпич, плитку, майоликовые панно, металлические кружева, скульптуры. Какой сложный и дивно смешанный коктейль!
Первопрестольная отказалась от патриархальной усадьбы, где несколько поколений одной семьи могли жить вместе с многочисленной дворней. На смену дому-крепости приходит легкий, уютный, камерный особняк, умеющий хранить семейные тайны хозяев. Начинают пользоваться спросом художественно осмысленные виллы загородного типа, якобы по случайности помещенные в самый центр города. Смотришь на очередной сказочный домик в пределах Садового кольца и представляешь его на опушке леса, в уютной долине или на зеленеющем холме.