Из ресторана на Воробьевых любуются столицей и герои романа «Лето Господне»: «Спас-Наливки. Розовенькая, Успенья Казачья… Григорий Кесарейский, Троица-Шабловка… Риз Положение… а за ней, в пять кумполочков, розовый-то… Донской монастырь наш, а то – Данилов, в роще-то. А позадь-то, колокольня-то высоченная, как свеча… то Симонов монастырь, старинный!.. А Иван-то Великой, а Кремь-то наш, а? А вон те Сухарева Башня… А орлы те, орлы на башенках… А Москва-река-то наша, а?.. А под нами-то, за лужком… белый-красный… кака колокольня-то с узорами, с кудерьками, а?! Девичий монастырь это. Кака Москва-то наша..!» После революции в ресторане устроили библиотеку, а потом он сгорел. Поговаривают, что пожар устроили наследники хозяина, дабы не отдавать лично нажитое, выстраданное имущество в руки экспроприаторов.
Местом притяжения обеспеченных москвичей служил район Петровского парка, где на рубеже XIX–XX веков сформировался целый кластер ресторанных заведений. «Эй, ямщик, гони-как к «Яру», легкий морозец, тройки на Петербургском шоссе, недельные загулы купцов, скромные профессорские банкеты, веселые студенческие посиделки…
Сад в ресторане «Яр», аналог нынешней летней веранды
Ресторан «Яр» довольно долго кружил по Москве, сменил несколько адресов, прежде чем закрепился в упомянутом районе. Первый владелец заведения, Транквиль Яр, вызывал у москвичей чувство теплоты и уважения: «Кто не помнит знаменитого Яра с его супом à lа lortue из телячьей головки, который нисколько не уступал вкусом настоящему черепаховому, – с его бифстексом, с трюфелями, с его куропатками жареными en Perigord, в которых опять трюфелей было больше, чем мяса, – с его цыплятами в январе месяце, с свежими бобами, – с его куропадинами из молодых тетеревов, паровыми лещами и, наконец, с его матлотом из стерлядей?»
После смерти Яра владельцы заведения часто меняются, но пореформенная Москва с ее первыми капиталами уже приобрела вкус к длительным и пышным посиделкам. В 1860-е годы заведение славится хором Федора Соколова и цыганкой Пишей. Соколов аккомпанировал выступающим: «Превосходный гитарист, он как-то в то же время и жонглировал гитарой, с быстротою молнии вертя ее в руках, причем при своем обороте к хору делал ногами какой-то кунштюк, который приводил публику в восторг»[290].
Что за хор певал у «Яра»?
Он был Пишей знаменит.
Соколовского гитара
До сих пор в ушах звенит…
В 1871 году ресторан был приобретен Федором Аксеновым, получившим прозвище «Господин Апельсин». Говорят, что в первые годы владелец «Яра» отличался невероятной прижимистостью и сам, по снегу, хаживал в Москву за провизией. Но купцы, сдабривавшие центр всеобщего разгула сторублевками, «катеньками», очень быстро пополнили аксеновскую казну.
Хозяин не сдерживал напор гостей – существовали официальные таксы на невинные развлечения. Разбить зеркало обходилось в 120 рублей, чуть меньше брали за право измазать официанта горчицей. Для более возвышенных персон предназначался Пушкинский кабинет ресторана с бюстом солнца русской поэзии. Аксенов активно эксплуатировал легенду о том, что-де сам Александр Сергеевич в том Яре бывал и «трюфли Яра» в стихотворении «Дорожные жалобы» нахваливал. В 1880-е годы простой народ только начинал открывать Пушкина, и невдомек было среднему посетителю, что те стихи Пушкин писал о ресторане на Кузнецком Мосту, в окрестности Петровского парка отродясь не заглядывая. Получая огромные доходы, Аксенов расширяет здание и заводит газовое освещение.
В середине 1890-х «Яр» переходит в руки молодого коммерсанта Алексея Судакова. Предприимчивый ярославский крестьянин с юных лет был отдан в трактир, где постигал сложную науку ресторанного дела. Судаков принялся за ревностное обустройство заведения. Первым делом он покончил с «мертвыми часами», когда публика не заглядывала в ресторан в середине дня. Хозяин «Яра» распространял среди клиентов бесплатные билеты на ипподром.
Москвичи отправлялись на скачки, делали ставки в тотализаторе, хватали удачу за хвост и тут же отправлялись в ресторан отмечать крупный куш. А тут уже и другая добыча подоспела: «Любитель отварной осетрины или стерляди подходил к бассейну, указывал перстом на ту или иную рыбину. Ее тут же вылавливали сачком, и любитель вырезал ножницами из жаберной крышки фигурный кусочек. Когда эту рыбу подавали на стол, уже отварную, кусочек прикладывался к вырезу. Если совпадал, значит, рыба – та! Без обмана»[291]. В 1902 году Судаков отправляется в заграничное турне, дабы ознакомиться с тамошним ресторанным делом. Результатом поездки и многолетних размышлений стало громадное переустройство «Яра», законченное к 1911 году. Архитектор А. Э. Эрихсон вписал в участок новое здание с двумя огромными залами, «Белым» и «Наполеоновским». Всего ресторан располагал 22 отдельными помещениями для публики и 200 столиками. К ресторану примыкали летняя терраса и сад. Умелые декораторы выложили в нем настоящие кавказские скалы, сделали рукотворный водопад. Судаков не поскупился на устройство собственной электростанции и артезианской скважины. Храм Вакха, столица чревоугодия, символ московского мотовства и бесцельных трат!
Помпезное здание «Яра»
Перед революцией «Яр» воспринимали как полноценную достопримечательность, без посещения которой у гостя не сложится полноценная картина городской жизни. «На открытой сцене занавес опущен, бордюр из цветов, образа и свечи… Восемь дьяконов ревут, как на Страшном суде! Молебен кончен, выходит хозяин, Судаков, помните его – мужичонка подслеповатый, и – речушку: «Милости просим, дорогие гости, кушайте, веселитесь, будьте, говорит, как дома. Все, говорит, это, – и развел руками под куполом, – не мое, все это ваше, на ваши денежки построено…» И закатил обед с шампанским, да какой! – на четыреста персон».
В 1910-е годы здесь активно выступала певица Надежда Плевицкая. Она вспоминала, что Судаков поставил ее в неудобное положение в начале карьеры: «Чинный и строгий купец, он требовал, чтобы артистки не выходили на сцену в большом декольте: к «Яру» московские купцы возят своих жен и «Боже сохрани, чтобы какого неприличия не было». Старый «Яр» имел свои обычаи, и нарушать их никому не полагалось. При первой встрече со мной Судаков раньше всего спросил, большое ли у меня декольте. Я успокоила почтенного директора, что краснеть его не заставлю. Первый мой дебют был удачен. Не могу судить, заслуженно или не заслуженно, но успех был большой. Москвичи меня полюбили, а я полюбила москвичей. А сама Москва Белокаменная, наша хлебосольная, румяная, ласковая боярыня, кого не заворожит».
В помпезных залах «Яра» умудрялись встречаться революционеры. Борис Савинков ужинал здесь с членом боевой организации эсеров Алексеем Покотиловым, который впоследствии примет участие в подготовке убийства В. Плеве.
Конкуренцию «Яру» составляли «Стрельна» и «Мавритания». Их владельцем был ресторатор И. Ф. Натрускин. «Стрельна» распахнула двери в 1859 году, а «Мавритания» – в 1877-м. В «Стрельне» могли пировать одновременно почти две тысячи человек, а неискушенному посетителю заведение казалось райским садом.
Под высокой крышей Натрускин собрал тропические растения со всех уголков земного шара. А. Е. Сариева приводит воспоминания именитого посетителя: «Там, в зимнем саду под пальмами, мы импровизировали сцены из индийской жизни. Салфетки и скатерти служили нам костюмами и часто при помощи бананового ликера и джинджера нам удавалось погружаться в нирвану и видеть между кадок с тропическими деревьями львов, тигров и прочих диких зверей».
Влас Дорошевич вспоминает, как московский чудак Каншин приказал запереть своих гостей в «Стрельне» на целую ночь: «В зимнем саду охоту устроили! Хорам приказали: «Спасайтесь! Это будто бы тропический лес, а вы будто бы дикие, а мы англичане. Вы бегите и кричите: «Караул!» А мы будем на пальмы лазить и вас искать!» Так и играли».
Если кто-то играл под пальмами в «казаки-разбойники», то московские купцы выдержанностью отнюдь не отличались. «Миллионщик» Михаил Хлудов, известный своими чудачествами, отмечал в «Стрельне» окончание Русско-турецкой войны. Он только что вернулся с Балкан, где прославился своими подвигами, «брал» языков и ордена. Предавшись воспоминаниям, Хлудов неожиданно схватился за шашку и стал рубить пальмы с дикими криками «Ура!», после чего метнулся к зеркалам.
Ресторан «Мавритания»
Горе-вояку насилу остановили, заставили оплатить разбитую посуду. Но как восстановить прежнее тропическое убранство? Пришлось Хлудову выписывать целые вагоны пальм из семейного имения в Сочи. Правда, и тут купчина не промахнулся: каждую кадку он предварительно снабдил табличкой «Дар М. А. Хлудова»[292]. Знайте, мол, как наши богачи гулять умеют. Н. А. Варенцов свидетельствует, что подвиг Хлудова попытался повторить текстильный фабрикант из Шуи Павлов. Промышленник срубил большую пальму толстым поварским ножом и на глазах компаньонов отдал Натрускину в качестве компенсации 5 тысяч рублей[293].
Персонажи Бунина захаживали, кажется, во все самые известные заведения Москвы. Герои «Генриха» не стали исключением: «А ночью тебя видели в «Стрельне», ты был в какой-то большой компании в отдельном кабинете, с цыганами. Вот это уже дурной тон – Степы, Груши, их роковые очи…» Приходили в «Стрельну» и за тем, чтобы послушать Веру Панину.
Ресторан «Эльдорадо» архитектора Л.Н. Кекушева
В достаточной степени раскрутив свой первый ресторан, И. Ф. Натрускин принимается за «Мавританию». Перед заведением засеяли эффектный газон, менявший краски и цветы в зависимости от времени года. Травяная смесь от Натрускина моментально вошла в моду. Но все же основной доход ресторатору давала «Стрельна», «Мавританию» воспринимали как ее лет