В связи с коронацией Николая II в апреле 1896 года из Москвы выслали около 90 политически неблагонадежных студентов. 18 ноября 1896 года в Москве прошла демонстрация в память жертв Ходынской трагедии. На улицу вышли около полутысячи студентов. «Усиленные полицейские наряды встретили шествие у Пресненской заставы и потеснили студентов к университету. Арестовано было 36 человек, остальных полиция отпустила. Вслед за этим в университете начались сходки с требованием свободы арестованным и отмены устава 1884 года. Полиция провела массовые аресты, заключив под стражу более 750 студентов», – пишет В. Ф. Овченко.
Он же отмечает, что во второй половине 1890-х годов московское студенческое движение страдает неорганизованностью и стихийностью, но оно уже отличается массовостью и быстрой мобилизацией его участников. Это говорит о вырабатывающихся схемах связи и растущем количестве способов передачи информации о месте сбора. В. И. Ленин утверждал, что до появления рабочих организаций, до середины 1890-х годов в России «…бунтовали одни студенты»[308].
Повышение протестной активности молодежи заставляет власть реагировать – в штате Московского охранного отделения в 1897 году появляется должность полицейского надзирателя. Новый чиновник должен был навести справки обо всех квартирах вверенного ему участка, где преимущественно селились студенты. Полицейские надзиратели в дни праздников и студенческих каникул были обязаны следить за порядком на вокзале, а в администрации учебных заведений им надлежало получать своевременную информацию о готовящихся сходках и выступлениях. Обер-полицмейстер Д. Ф. Трепов требовал от своего аппарата «иметь в виду портерные, гостиницы и вообще заведения трактирного промысла, где могут быть устраиваемы с предосудительными целями пирушки… кухмистерские для студентов, где обыкновенно впервые появляются прокламации, произносятся зажигательные речи и происходят неразрешенные сборы денег»[309].
Чрезвычайно «урожайным» на студенческие волнения выдался 1899 год. 8 февраля в Санкт-Петербурге были избиты студенты, что стало катализатором недовольства по всей России. С февраля по май 1899 года прошла студенческая забастовка, охватившая 35 тысяч человек по всей стране.
Под председательством министра просвещения П. С. Ванновского была создана комиссия, подготовившая утвержденные в июне 1899 года «Временные правила отбывания воинской повинности воспитанникам высших учебных заведений, удаляемых из сих заведений за учинение скопом беспорядков». Отныне студенты, принимающие участие в массовых уличных выступлениях, а также подстрекавшие остальных к подобным акциям, могли быть отданы в солдаты.
Жестокая законодательная мера вызвала новый виток волнений: апогеем стала отправка в армию 183 студентов учебных заведений Киева. А. П. Чехов писал о студенческих беспорядках 1899 года А. С. Суворину: «Если государство неправильно отчуждает у меня кусок земли, то я подаю в суд, и сей последний восстановляет мое право; разве не должно быть то же самое, когда государство бьет меня нагайкой, разве я в случае насилия с его стороны не могу вопить о нарушенном праве? Понятие о государстве должно быть основано на определенных правовых отношениях, в противном же случае оно – жупел, звук пустой, пугающий воображение»[310].
29 января 1901 года в актовом зале Московского университета состоялась очередная сходка: студенты требовали отмены «Временных правил» и реформы устава 1884 года. Московский обер-полицмейстер совершил звонок в Департамент полиции, он просил арестовать до десятка активных членов мероприятия. Осведомленность власти говорит о наличии информаторов и двойных агентов в активной части московского студенчества. В сходке приняли участие более 300 человек, некоторые профессора решили стать посредниками и «стать в более близкие отношения» со студентами.
Более многочисленная сходка, закончившаяся задержаниями, прошла 23 февраля 1901 года: внутри университета собрались 150–200 человек, остальные студенты ждали во дворе, на Моховой улице. Студенты требовали отмены «Временных правил» и возврата «к духу Устава 1863 года». Д. Ф. Трепов приказал стянуть к университету усиленный конный и пеший наряд полиции. Университет был оцеплен. Порядка 750 человек загнали в здание Манежа на противоположной стороне улицы. По дороге студентов разделяли на две большие группы по гендерному признаку, внутри Манежа их переписали. Студенты отказались идти в тюрьму своим ходом, а полиции оказалось недостаточно для препровождения в Бутырку такой внушительной толпы. Был вызван батальон Екатеринославского полка, который и сыграл решающую роль в подавлении волнений.
9 февраля 1902 года Московский университет принимает общегородскую студенческую сходку, на ней звучат лозунги о демократизации политической жизни и о борьбе с самодержавием. По итогам сходки арестовали около 500 человек из числа радикальной молодежи, многие из них отправились в Бутырскую тюрьму. По указанию П. С. Ванновского из Московского университета исключили более 400 студентов. По итогам массовых волнений 1899–1902 годов в главном университете страны был создан профессорский дисциплинарный суд, в основном состоящий из представителей юридического факультета. Новая структура рассматривала проступки радикально настроенных студентов и применяла меры вплоть до лишения стипендии и отчисления. В октябре 1904 года студенты протестовали против избиения молодежи, явившейся на Ярославский вокзал провожать своих товарищей на фронт военных действий.
Уже в 1901 году С. В. Зубатов отмечает, что одной грубой силой справиться со студенческими беспорядками нельзя, стоит использовать авторитет профессуры и создавать другие центры притяжения общественной мысли: «Все беспорядки происходят от подстрекателей, перед которыми масса бессильна: она… идет на сходку, где под влиянием софизмов, театральных эффектов и просто клеветы агитаторов… теряет голову и впадает в противоправительственный экстаз. Надо, следовательно, создать противодействующую силу агитаторам». Ленин считал, что усиление массовой базы протеста влечет за собой и появление новых лиц: «Чем шире и глубже становится стихийный подъем рабочих масс, тем больше выдвигают они не только талантливых агитаторов, но и талантливых организаторов».
Меры полиции против студенчества в указанный период следует признать достаточно успешными, они базировались на сумме подходов, внедрении агентуры в студенческие кружки, а не только на разгоне массовых выступлений. Зубатовым была выстроена работающая система по разоблачению нелегальных организаций, во вред протестному движению действовала и «…крайняя, прямо невероятная распущенность интеллигенции, в смысле полного забвения традиций конспиративности, выработанной в эпоху 70–80-х гг.».
А. И. Спиридович вспоминал, что занятие революционным делом в Москве во времена Зубатова «считалось безнадежным делом»[311]. Полицейские чины полагали, что студенчество являлось отдельной и весьма грозной силой вплоть до 1905 года, но во время массовых выступлений периода Первой русской революции 1905–1907 годов студенчество растворилось в широком революционном движении и служило лишь контингентом для пополнения антиправительственных политических течений.
Среди студентов находились и любители добровольного сотрудничества с полицией: «В среде русского студенчества были так называемые «академисты» – молодые люди, страстно любящие науку, которую, впрочем, они представляли себе в виде университетского диплома, обеспечивающего в будущем тепленькое местечко. Они, конечно, были сторонниками спокойных занятий римским правом и горячими противниками вмешательства учащейся молодежи в общественную жизнь. Как ни странно, исключительное стремление к знаниям часто приводило этих благовоспитанных молодых людей в самое пекло политики, туда, где она старательно фабриковалась, – на задворки охранных отделений. Там голубые воротники, обуреваемые заботой о мирном ходе учебных занятий, протягивали руку помощи синим мундирам»[312]. Впрочем, студент, вступивший в сотрудничество с охранкой, обычно изгонялся из академического сообщества и сплоченной студенческой корпорации. «Он становился личным врагом каждого из своих коллег по учебе. Интеллигентная молодежь остро ненавидела полицию и жандармерию, насаждавших в студенческом сообществе обстановку подозрительности»[313]. Ежемесячная плата за сотрудничество с охранкой составляла около 50 рублей, за каждую успешную наводку могли приплачивать еще по 25 рублей. А. Е. Иванов пишет об утвердившейся в 1870-е годы презрительной кличке «белоподкладочники», обозначающей консервативно настроенных студентов правых взглядов.
Зрелые политические требования о правах и свободах в рамках всего государства начинают мелькать в студенческих требованиях на рубеже веков. «Студенческое движение выдвинуло политическую платформу лишь в начале XX в. под влиянием борьбы рабочего класса, деятельности революционной социал-демократии».
Исследователь С. В. Медведев считает, что чиновники охранительных органов видели в рабочих прежде всего бывших крестьян, далеких от протестных настроений, оперируя представлениями времен «хождения в народ», когда аграрное население не приняло лозунги революционеров. До 1896–1897 годов Департамент полиции подавлял рабочие стачки исключительно аппаратом насилия.
Массовые стачки текстильщиков Москвы, как пишет ученый, заставили власть пересмотреть концепцию патриархальности рабочих и их приверженности установлениям действующей власти. Идея «полицейского социализма», активно внедряемая С. В. Зубатовым, должна была оторвать рабочих от революционных кружков и акций протеста, дабы тем самым радикально сократить социальную базу революционеров. Несмотря на создание потребительских лавок, лекции, танцевальные вечера и успешную деятельность касс взаимопомощи, Зубатов имел разногласия по ряду вопросов с московским обер-полицмейстером Д. Ф. Треповым, Министерством финансов, фабричной инспекцией и другими органами.