; «она представляла собой – в зависимости от положения того, кому она выдавалась ханом, – золотую или серебряную пластину с каким-либо рисунком, например, головой тигра или сокола, и выгравированной надписью». Резюме же Г. В. Вернадского следующее: «Это именно тот знак, который посол Ахмата должен был бы вручить Ивану III, если бы он согласился признать сюзеренитет Ахмата. Поскольку Иван III, судя по всему, отказался стать вассалом Ахмата, посол должен был вернуть пластину хану. Драматическое описание того, как Иван III растоптал пайцзу, таким образом, чистый вымысел» [Вернадский 1997б: 83–84]. Несмотря на то, что заключительный вывод является не совсем понятным: можно было и не возвращать эту пайцзу в Орду, – представляется, что Г. В. Вернадский (вслед за предшественниками[187]) указал правильный путь поиска ответа на вопрос о «басме». Так, Н. С. Борисов акцентирует внимание на значимости пайцзы как символа «власти верховного правителя Орды», имевшую «грозную надпись, требовавшую повиновения» [Борисов 2000: 429] (см. также: [Григорьев 1987: 32–36]). Поддержал он Г. В. Вернадского и в отрицании «публичного надругательства Ивана III над знаками ханской власти». «Никаких театральных жестов, наподобие тех, что описаны в “Казанской истории”, князь Иван, скорее всего, не делал. Однако логика мифа отличается от логики трезвого политического расчета. Для народного сознания необходимо было, чтобы долгий и тяжелый период татарского ига закончился каким-то ярким, знаковым событием. Государь должен был самым наглядным и общепринятым способом выразить свое презрение к некогда всесильному правителю Золотой Орды. Так родился миф о растоптанной “басме”» [Борисов 2000: 430].
Итак, «басма», скорее всего, была пайцзой. Каково же было ее предназначение? Пайцзы, получавшиеся «из золотоордынской канцелярии» «в качестве зримого свидетельства ханской милости» [Григорьев 1987: 35], по функциям делились на два вида: «наградные, выдававшиеся за заслуги, и подорожные – для лиц, выполнявших особые поручения ханского дома» [Крамаровский 2002: 215]. Понятно, что в нашем случае речь может идти о «наградных» пайцзах. Смысл их разъяснил А. П. Григорьев: это – «удостоверение о наличии у держателя пайцзы ханского ярлыка – жалованной грамоты на владение какой-либо собственностью или должностью» [Григорьев 1987: 35].
Но что могло быть изображено и написано на ней? Некоторые мнения нами уже были приведены. Работы ученых-востоковедов дают и иные трактовки ответа на поставленные вопросы.
О пайцзах существуют письменные упоминания, имеются и их находки. На бывшей территории Золотой Орды неоднократно находили пайцзы с именами некоторых ханов-джучидов. Как правило, «формуляры пайцз близки или идентичны и отличаются лишь именами властителей» [Крамаровский 2002: 215]. Надписи начинаются с упоминания «Вечного Неба», затем указывается имя хана и кары за возможное неповиновение. Кроме надписей на золотоордынских пайцзах выгравированы в различных видах и сочетаниях изображения солнца и луны, а на некоторых и копьевидный знак (что означает изображение древка знамени на фоне полной луны). Каково же содержание символов этих небесных светил?
М. Г. Крамаровский, на основе выводов Т. Д. Скрынниковой о «харизме-свете», связанном с культом Чингис-хана [Скрынникова 1997: 149–165], объясняет это следующим образом. Изображения солнца и луны (то есть света, неба) – это «иконографическое воплощение харизмы Чингис-хана». И далее следует важное для нас наблюдение: «Обращение к харизме великого предка… сконцентрированной в солярных символах, оказалось неизбежным для младших Чингисидов в периоды нестабильности монгольского государства конца XIII–XIV в. Солнце и луна на золотоордынских пайцзах – это знаки одолженной харизмы… Забота ханов о легитимности собственной власти привела их к стягиванию харизмы великого предка к собственному имени. Появление Чингисовых символов на распорядительных документах должно быть расценено как свидетельство собственной слабости золотоордынских ханов» [Крамаровский 2002: 220–221].
Как видим, этот вывод сделан для периода еще единого Джучиева улуса. Что же тогда говорить об эпохе распада золотоордынской государственности? Для того времени, когда собственно династию Чингисидов представляла только Большая Орда хана Ахмата, прямого потомка Чингис-хана?
Так мы подходим к объяснению инцидента с басмой-пайцзой. Скорее всего, то, что в «Казанской истории» обозначено как «басма лица его», было символическим изображением харизмы великого предка Ахмата – Чингис-хана (может быть, и сюда следует отнести ссылку на «старый обычай отецъ своихъ»), что не поняли, вероятно, и присутствовавшие на церемонии, а также автор или составитель произведения (а еще позднее новый автор-редактор, записавший рядом со словом «басма» понятное ему слово «парсуна», и, наконец, иллюстратор, изобразивший басму в виде ханского портрета) [Кунцевич 1905: 216–217]. Очевидно, там была и надпись как обычно соответствующего угрожающего содержания. «Великий же князь ни мало убояся страха царева и, приимъ басму лица его и плевав на ню, низлома ея, и на землю поверже, и потопта ногама своима». Оставляя без комментариев ситуацию с оплевыванием, скажем, что все остальное вполне могло иметь место. Нас не должно смущать и то, что басма была поломана (разломана). Конечно, если пайцза была из золота или серебра, то это вряд ли возможно. Но пайцзы выполнялись не всегда из металла – были и из дерева. В истории отношений монголов с подчиненными народами имел место случай, весьма напоминающий нашу ситуацию, когда одному из правителей, «промедлившему с изъявлением покорности, монголы… выдали деревянную пайцзу» [Крамаровский 2002: 214]. Деревянную пластинку вполне можно было и поломать, и бросить на пол, и от души потоптать. Кстати, этим непочтением, в свою очередь, можно объяснить и столь гневную реакцию Ивана III.
Такое поругание святыни – одного из главных элементов ордынской государственно-родовой символики (а не надо забывать еще и пострадавших послов) – не могло пройти безнаказанно, даже если и имели место какая-то военная неподготовленность и дипломатические неувязки. И Ахмат-хан, как достойный наследник-Чингисид, пошел на Русь.
Источники
ДДГ – Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XV вв. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1950. 586 с.
Житие Сергия Радонежского – Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия чудотворца и похвальное ему слово. СПб.: Изд. Синодальной тип., 1885. 238 с.
Киракос Гандзакеци 1976 – Киракос Гандзакеци. История Армении. М.: Наука, 1976. 357 с.
Козин 1941 – Козин С. А. Сокровенное сказание. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1941. 619 с.
ЛПС – Летописец Переяславля-Суздальского. М.: Унив. тип., 1851. 113 с.
Михалон Литвин 1994 – Литвин М. О нравах татар, литовцев и москвитян. М.: МГУ, 1994. 151 с.
НПЛ – Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1950. 640 с.
ПВЛ 1950 – Повесть временных лет / подгот. текста Д. С. Лихачева; пер. Д. С. Лихачева, Б. А. Романова; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1950. 406 с.
ПВЛ 1996 – Повесть временных лет / подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д. С. Лихачева; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. СПб.: Наука, 1996. 668 с.
ПКПМ – Патерик Киевскаго Печерскаго монастыря / под ред. Д. И. Абрамовича. СПб.: Изд-е Имп. Археогр. комис., 1911. II + 275 с.
ПКЦ – Памятники Куликовского цикла. СПб.: Блиц, 1998. 412 с.
ПРП 1952 – Памятники русского права. Вып. 1. М.: Госюриздат, 1952. 442 с.
ПРП 1955 – Памятники русского права. Вып. 3. М.: Госюриздат, 1955. 527 с.
ПСРЛ, т. I – Полное собрание русских летописей. Лаврентьевская летопись. М. [Б. и.], 1962. 496 с.
ПСРЛ, т. II – Полное собрание русских летописей. Ипатьевская летопись. Густынская летопись. СПб.: Тип. Э. Праца, 1843. 377 с.
ПСРЛ, т. II – Полное собрание русских летописей. Ипатьевская летопись. М. [Б. и.], 1962. 938 стб. + 108 с.
ПСРЛ, т. VI – Полное собрание русских летописей. Софийские летописи. СПб.: Тип. Э. Праца, 1853. 358 с.
ПСРЛ, т. VI, вып. 1 – Полное собрание русских летописей. Софийская первая летопись старшего извода / подгот. текста С. Н. Кистерева и Л. А. Тимошиной; предисл. Б. М. Клосса. М.: ЯРК, 2000. 320 с.
ПСРЛ, т. VII – Полное собрание русских летописей. Летопись по Воскресенскому списку / подгот. Я. И. Бередниковым и А. Ф. Бычковым; под ред. А. С. Норова. СПб.: Тип. Э. Праца, 1856. 345 с.
ПСРЛ, т. VIII – Полное собрание русских летописей. Продолжение летописи по Воскресенскому списку / под ред. А. Ф. Бычкова. СПб.: Тип. Э. Праца, 1859. 301 с.
ПСРЛ, т. X – Полное собрание русских летописей. Патриаршая или Никоновская летопись. М.: Тип. М-ва внутренних дел, 1965. 244 с.
ПСРЛ, т. XI – Полное собрание русских летописей. Патриаршая или Никоновская летопись. М.: Тип. И. Н. Скороходова, 1965. 254 с.
ПСРЛ, т. XII – Полное собрание русских летописей. Патриаршая или Никоновская летопись. М.: Тип. И. Н. Скороходова, 1965. 266 с.
ПСРЛ, т. XV, вып. 1 – Полное собрание русских летописей. Рогожский летописец. Тверской сборник. М., 1965. 504 с.
ПСРЛ, т. XVI – Полное собрание русских летописей. Летописный сборник, именуемый Летописью Авраамки / под ред. А. Ф. Бычкова и К. Н. Бестужева-Рюмина. СПб.: Тип. Э. Праца, 1889. 320 с.
ПСРЛ, т. XVIII – Полное собрание русских летописей. Симеоновская летопись / под ред. А. Е. Преснякова. СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1913. 316 с.
ПСРЛ, т. XIX – Полное собрание русских летописей. История о Казанском царстве (Казанский летописец). М.: ЯРК, 2000. 368 с.
ПСРЛ, т. XXI – Полное собрание русских летописей. Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. М., ЯСК. 2007. 598 с.
ПСРЛ, т. XXII – Полное собрание русских летописей. Русский хронограф. Вып. 1. Хронограф редакции 1512 года. Ред. С. П. Розанова. СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1911. 580 с.