Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий — страница 50 из 81

Впрочем, земные печали уже не так сильно тревожили сердце юноши, в нем укреплялось желание принять иноческий постриг. Родители не препятствовали этому, однако настояли на том, чтобы Варфоломей дождался их смерти, ведь другие сыновья к тому времени уже женились и не могли оказать им необходимую помощь. Вскоре Кирилл и Мария скончались, наследство полностью перешло к младшему брату Петру (Стефан к тому времени овдовел и ушел в монастырь), а Варфоломей наконец получил возможность воплотить в жизнь свою мечту – стать монахом. Но пока он не чувствовал себя достаточно подготовленным для этого.

К тому же простое выполнение обетов казалось Варфоломею недостаточным: его привлекала жизнь в «пустыне» по примеру древнейших подвижников; нет, он не стремился к полному отшельничеству, просто ему казалась неправильной принятая на Руси практика устройства обителей неподалеку от городов. Так повелось со времени принятия христианства, и до поры в этом был смысл: необходимо было вести проповедь среди языческого населения, а делать это удобнее всего было там, где этого населения было больше всего, то есть в городах. Но проходили века, христианство прочно вошло в жизнь русских людей, более того, церковь была очень мощной политической силой, а потому все актуальнее становилась идея монашеского удаления от мира в прямом смысле. В последующие столетия эта идея будет реализована, вдали от людских жилищ будут появляться новые и новые монастыри, но это потом, а пока кто-то должен был стать первым, кто-то должен был указать путь другим. Этим первым и суждено было стать Сергию Радонежскому.

Около 1337 г. он решает вместе со старшим братом Стефаном отправиться в лесную глушь, для того чтобы найти уединение. Они прошагали десятки верст в поисках подходящего места. Наконец, они увидели холм на берегу небольшой речушки, на котором и решили обосноваться. Это была очень живописная гора Маковец, неподалеку бил ключ, откуда можно было брать воду.

Прежде всего, была сооружена келья и небольшая церковь, которая использовалась пока как часовня. Через некоторое время Стефан решил покинуть брата, он ушел в Московский Богоявленский монастырь, и Варфоломей остался совсем один. Это был самый трудный период на пути его духовного совершенствования. Автор жития описывает многочисленные искушения, нашествия бесов, требовавших от святого бежать с Маковца. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и трудности чисто бытового характера (заготовка дров, припасов и т. д.), которые преследовали отшельника. Однако ничто не могло поколебать решимости Варфоломея, он мужественно переносил все тяготы, а свою скудную трапезу в течение года делил поровну с медведем, который повадился приходить к келье подвижника и всякий раз находил оставленный для него кусок хлеба.

Тем временем жизнь постепенно входила в определенный ритм: отшельник иногда получал провизию от младшего брата Петра и из отдаленных селений, была освящена во имя Святой Троицы построенная братьями церквушка, изредка приходил священник – иеромонах Митрофан – для совершения литургии, а через некоторое время (7 октября 1341 г.) над Варфоломеем был совершен наконец и монашеский постриг, он получил при этом имя Сергий.

Слава о столь строгом подвижнике стала доходить до других монахов, некоторые из них стали приходить к Сергию для беседы, кто-то решил и вовсе остаться подле него, дабы разделить уединение. Вокруг святого собралось двенадцать человек братии, для каждого были сооружены кельи, которые были обнесены тыном. Так и зародился знаменитый Троицкий монастырь. Для совершения литургии приглашался священник со стороны, не было даже своего игумена (Сергий, ссылаясь на свои молодые лета, отказывался взять на себя управление монастырем)! Проблему на некоторое время решил приход иеромонаха Митрофана, который и стал игуменом, но через год он умер и братия настояла на том, чтобы Сергий принял руководство братией. Ему в ту пору было лишь тридцать лет. Однако еще на протяжении целых десяти лет он не имел священнического сана.

Монастырь продолжал расти, постепенно вокруг него стали строить свои жилища и миряне, даже дорога, которая вела из Москвы в северные города, несколько изменила свое направление – ближе к обители. Это позволило снять вопрос снабжения братии. Заселение прилегавших к Маковцу территорий – яркий пример так называемой «монастырской колонизации» – процесса, который в течение последующих двух-трех столетий наберет достаточно мощные обороты. В ходе освоения новых пространств на Русском Севере инок и крестьянин постоянно будут идти рука об руку. Неслучайно, что земледельцы, которых интересовали свободные пригодные для пахоты земли, следовали за монахами. В. О. Ключевский писал об этом: «Не всегда возможно указать, где которое из обоих движений шло впереди другого, где монахи влекли за собой крестьян и где было наоборот, но очевидна связь между тем и другим движением». Как видим, и здесь Сергий фактически был первопроходцем.

Кроме этого, в Троицком монастыре было введено еще одно очень важное новшество: именно отсюда началась так называемая общежитийная реформа, о которой мы упомянули выше. Первоначально устройство быта в обители на Маковце было таким же, как и в прочих монастырях Руси той эпохи, то есть здесь господствовало «особножительство» – порядок, при котором каждый монах имел свою келью, сам заботился о своей пище (в том числе и о ее приготовлении). Об этом свидетельствует Житие Сергия Радонежского, в котором сообщается, что сам игумен однажды в особенно голодные дни заработал на хлеб, пристроив сени к келье одного из братьев. Сергий осознавал, что такая практика есть нарушение заветов подвижников древности, тем более что и на Руси «общежитие» не являлось совсем уж новостью: об его устроении заботился еще Феодосий Печерский (XI в.), но с течением времени в русских монастырях утвердился другой тип иноческого жития – идиоритма, то самое «особножительство». Теперь же Сергий решается на достаточно сложный шаг: переустроить в своем монастыре жизнь по новому типу, на основе «общего жития». Это вызвало ропот среди некоторых его товарищей. Однако нашлись и союзники, среди них оказался митрополит Алексей и даже вселенский патриарх Филофей, приславший Сергию в знак своего благословения крест.

Такое внимание сильных мира сего к нововведениям в Троицком монастыре было отнюдь не случайно: дело в том, что обители, устроенные на принципах киновии, более централизованны, они в большей степени могут быть управляемы из единого центра (так как каждый из братьев лишен какой-либо хозяйственной самостоятельности). Это могло способствовать централизации страны в целом. Кроме того, «общежитие» открывало путь к укреплению экономической силы обители, ведь имущество теперь принадлежало не индивиду, а монастырю в целом, что в свою очередь давало возможность интенсивно развивать хозяйство и приобретать главное богатство – землю. Подобная реформа позволяла в перспективе сосредоточить в руках монашества и церкви весьма крупные богатства (прежде всего земельные), что в действительности и произошло в течение второй половины XIV–XVI в. Из Сергиева монастыря «общежитие» распространилось по всей Руси. Конечно, этого не могло произойти без санкции высшей церковной власти, и правы исследователи, подчеркивающие, что непосредственным инициатором монастырской общежитийной реформы выступал, прежде всего, митрополит Алексей [Клосс 2002: 60], но справедливо и то, что митрополит едва ли достиг бы своей цели, если бы не опирался на авторитет Радонежского игумена и его учеников, подготовивших в конечном счете аскетическое и монастырское возрождение Руси [Смолич 1997: 49–50].

Появление общей собственности позволило шире развивать благотворительность монастыря. Сергий и здесь выступал пионером. Как писал историк Русской церкви Е. Е. Голубинский: «Благотворительность эта могла иметь место только в монастырях общежитных, но не особножитных (по весьма понятной причине). А так как монастыри общежитные начались в Северной Руси только с Сергия, то и благотворительность могла начаться только с него». Забота о «бедных и убогих» была предметом постоянного попечения игумена Троицкой обители.

Новый устав изменил и внешний облик монастыря: появились общая трапезная, поварня, некоторые другие хозяйственные постройки. Сам Сергий давал пример смирения: носил едва ли не самую плохую одежду, никогда не позволял себе каких-то послаблений.

На такой прочной основе и зиждился огромный духовный авторитет Сергия. К тому времени он уже был достаточно известен и митрополиту, и великому князю. Несколько пошатнуло положение игумена возвращение в монастырь его старшего брата Стефана, который всячески старался подчеркнуть свое первенство. К тому же вокруг последнего сплотились все недовольные строгостями введенной недавно киновии. В результате Сергий даже был вынужден покинуть обитель, Он основал новый Благовещенский монастырь при впадении реки Киржач в Клязьму. Но братия не желала расставаться с настоятелем. На Киржач потянулись посольства, однако Сергий оставался непреклонен. Ситуацию разрешило личное вмешательство митрополита, обеспокоенного происшедшим. Алексей своею властью приказал Сергию вернуться, обещав убрать из монастыря всех недовольных его деятельностью. Подвижник повиновался, но при этом вновь основанный им монастырь сохранился: игуменом там стал ученик преподобного Роман. Со временем Сергий и его последователи основали еще множество других обителей. По словам В. О. Ключевского, «колонии Сергиевой обители, монастыри, основанные учениками преподобного или учениками его учеников, считались десятками, составляли почти четвертую часть всего числа новых монастырей во втором веке татарского ига, и почти все эти колонии были пустынные монастыри, подобно своей метрополии». Конечно, это имело очень важное значение для последующей истории России.

Прочные отношения сложились у Сергия и с великим князем Дмитрием Ивановичем, у которого он крестил двоих сыновей – Юрия (1374 г.) и Петра (1385 г.). В Троицком монастыре была сооружена надвратная церковь Дмитрия Солунского – святого покровителя великого князя. При этом духовное общение Дмитрия Ивановича и Сергия иногда переходило в политическую сферу.