Это противостояние происходило на фоне борьбы Москвы за влияние на Волховскую столицу. Конфликты великокняжеской власти с Великим Новгородом уже давно стали традиционным явлением. Наверное, не будет слишком большим преувеличением утверждение, что на протяжении десятилетий, даже веков ни одному великому князю не удавалось сохранить безоблачных отношений с этим вольным городом, тщательно следившим за соблюдением собственных интересов. Не удалось избежать этого и Василию Дмитриевичу. Поводом для взаимных претензий как раз и стал вопрос о праве суда митрополита.
Еще в 1385 г. новгородцы на вече дали друг другу обязательство не принимать митрополичьего апелляционного суда. Киприан, отправляясь из Константинополя на Русь, заручился от патриарха Антония грамотой, в которой содержались увещевания по отношению к Великому Новгороду. Однако документ этот желаемого действия не произвел.
Убедившись в невозможности доказать новгородцам собственную правоту, Киприан в 1392 г. решает отправиться на берега Волхова лично. Здесь ему был оказан радушный прием. Две торжественные литургии были отслужены в древнем Софийском соборе. Наконец, после третьей митрополит решился напомнить о своем праве месячного суда. Но новгородцы ответили, что их связывает крестное целование судиться только у своего архиепископа. Компромисс найден не был, и разгневанный Киприан уехал ни с чем, придав город церковному отлучению [ПСРЛ, т. I V, ч. 1: 370–372].
Немедленно после этого первоиерарх донес обо всем случившемся патриарху. Новгородцы, уверенные в собственной правоте, также отправили посольство в Константинополь, требуя признания за собой неподсудности митрополиту, запрета ему вызывать к себе новгородского владыку и, вероятно, освобождения от наложенного Киприаном интердикта. Однако Царьград последовательно выступал сторонником централизованной церковной власти. В двух посланиях, отправленных на берега Волхова, патриарх требовал подчинения митрополиту и подтверждал наложенное на город отлучение.
Положение Новгорода серьезно осложнилось в результате вмешательства в дело Василия Дмитриевича. Причем к требованиям первоиерарха великий князь прибавил собственные – увеличение финансовых выплат в его пользу. В 1393 г. начались военные действия, вылившиеся во взаимный грабеж: москвичи разорили Торжок, 70 человек были выведены оттуда в Москву и после жестоких пыток публично казнены; новгородцы же ограбили северные владения великого князя: Устюжну, Устюг и другие города. Но в итоге был заключен мир на условиях Москвы: выплаты увеличены, а митрополит вернул себе право суда в Новгороде. Впрочем, это вовсе не означало, что проблема была таким образом исчерпана: новгородцы отказались от взятых на себя обязательств, и тяжба разгоралась с новой силой. Дело доходило даже до более чем трехгодичного заключения в 1401 г. прибывшего в Москву по требованию Киприана новгородского архиепископа. Но и это не помогло Киприану добиться восстановления потерянных прав в области судопроизводства над Волховской столицей [ПСРЛ, т. IV, ч. 1: 373–374, 390].
Однако это были просто мелочи в сравнении с опасностью, которая исходила в это время с востока. Там начинал свой второй поход в степи Восточной Европы грозный завоеватель Тамерлан (Тимур). Когда-то он оказал помощь Тохтамышу в его борьбе с узурпатором Мамаем, и при содействии Тамерлана и без того ослабленный поражением на Куликовом поле Мамай был разбит, бежал к генуэзцам в Крым и был ими предан смерти. Тохтамыш же тогда овладел западной частью Золотой Орды. Однако после этого он забыл о помощи, оказанной ему когда-то Тамерланом. К тому же его усиление многим в Великой степи не нравилось, в том числе Едигею, хану кочевавших в междуречье Яика и Волги мангитов.
Все это привело к вторжению Тимура в 1391 г. в ордынские пределы. Двигаясь к востоку от Каспия, его войска дошли до Яика, к ним присоединялись по пути союзники, а далее началось преследование отступавшего Тохтамыша. В районе Самарской Луки произошло решающее сражение, в котором Тохтамыш был разбит, но сумел бежать. Тамерлан же около месяца пировал в знак своей победы на поле битвы, после чего удалился в Среднюю Азию [Вернадский 1997: 277–279].
Однако все это еще не означало политической смерти Тохтамыша. Он сумел вернуть власть в 1392 г., кстати, в этот сложный момент ханскую ставку и посетил Василий I, на сей раз нашедший здесь самый радушный прием: ордынскому правителю тогда очень нужен был крепкий тыл. Результатом визита стало признание за московским князем права на Нижний Новгород [Вернадский 1997: 279–280].
С момента основания в 1221 г. этот город стал ключевым пунктом для всей русской торговли по Волге. Кроме того, Нижний находится при устье Оки, в которую впадает Москва-река. Таким образом, захватив этот пункт, Василий I получал контроль над всем водным путем от Москвы до Волги, то есть фактически до волжских границ с Ордой. Однако городом еще предстояло овладеть.
Ханская грамота вовсе не означала, что нижегородцы во главе со своим князем Борисом Константиновичем подчинятся без боя. Однако осада, война совсем не входили в планы московского князя. Василий прибегнул к хитрости. Он вступил в переговоры с боярами Нижнего Новгорода. Среди них наиболее влиятельным был некий Василий Румянец, с ним и удалось «договориться». Борис же ничего не подозревал о предательстве его ближайшего вельможи, который действовал, конечно, не в одиночку. Румянец убеждал своего князя в верности всех бояр, в готовности умереть за него, в общем, как мог усыплял бдительность своего господина. Тем временем, к городу подошли московские послы в сопровождении ханского посланника. Румянец убедил Бориса открыть ворота, говоря, что в окружении верных дружинников и бояр тому нечего опасаться. Однако, когда москвичи вошли в город, все переменилось: нижегородского князя объявили низложенным, а в ответ на упреки Румянец цинично заявил: «Мы уже не с тобой, но на тебя». Борис с семьей был схвачен и заточен в темницу, а через год умер. Василий чуть позже вошел в Нижний и взял его под свою власть, посадив в нем собственного наместника [ПСРЛ, т. XII: 147–148]. Князья нижегородской ветви еще долго не могли примириться с потерей своей вотчины и вели бесплодные и кровопролитные войны за ее возвращение. Хотя это были, скорее, акты возмездия, а не войны, ибо тщета усилий в этом направлении была очевидной. Хотя ущерб от таких акций был, разумеется, немалым [Абрамович 1991: 54–57].
В 1395 г. Железный Хромец, как прозвали Тимура, вновь напомнил о себе. На этот раз его войско прошло к западу от Каспия через Дербент, у Терека после жестокой битвы Тохтамыш был окончательно разбит. А его враг постарался разорить все города Орды. Двигаясь к северу, он дошел и до русских границ. Его воины взяли и уничтожили город Елец на Быстрой Сосне (правый приток Дона). Впереди лежал путь на Москву…
Могла ли Русь противостоять завоевателю, перед которым бессильна оказалась вся Азия? Едва ли. Конечно, включить в сферу своей политической власти русские земли Тамерлан тоже вряд ли рассчитывал. Ведь они расположены слишком далеко от Самарканда, из которого Железный Хромец управлял созданной им империей. Однако разорение, которым неминуемо сопровождалось бы его вторжение на Русь, было бы страшным. Конечно, Василий I собрал войско, занявшее оборону на берегу Оки, сдаваться без боя никто не думал, но шансы на победу в этом самом бою были, в общем-то, невелики. К тому же русские помнили времена Бату-хана, когда так же ни один народ не мог противостоять натиску монголов.
Потому нет ничего странного в том, что все думали о спасении только лишь с помощью Божией. В этих условиях, чтобы ободрить народ, великий князь и митрополит приняли решение о переносе иконы Владимирской Божьей Матери, написанной, по преданию, евангелистом Лукой, из Владимира в Москву. Когда-то, в XII в., этот образ из Южной Руси был принесен Андреем Боголюбским, и теперь предстояло его вновь перенести. Естественно, что все обращались с горячими молитвами к иконе и просили Богородицу о заступничестве. Вообще, почитание Богородицы было очень распространено на Руси с древнейших времен. И теперь именно с Ее заступничеством народ связывал свои надежды на избавление. Икона была установлена в Успенском соборе Московского Кремля.
Тамерлан тем временем продолжал движение по верховьям Дона, все ближе подходя к Москве. Однако внезапно он решает остановиться, а после и вовсе начать отступление (конечно, никто не помышлял о его преследовании). Что могло побудить завоевателя к такому шагу? Исследователи называют разные причины: боязнь наступавшей осенней распутицы, растянутые коммуникации, неизвестность исхода битвы с русскими воинами и т. д. [Вернадский 1997: 280–283]. Летопись, однако, дает другое объяснение. По ее сведениям, в тот день и час, когда Москва встречала икону Богоматери, Тимур, дремавший в своем шатре, увидел во сне Богородицу, которая была окружена воинами. После этого он отдал приказ отправиться в обратный путь. А церковь в память об этом событии установила праздник в честь Владимирской иконы Божьей матери 26 августа по старому стилю.
Таким образом удалось избежать опасности с востока. Но нельзя было забывать и об угрозе с запада. А там дела обстояли совсем не благополучно. В 1395 г. великий князь литовский Витовт обманом сумел овладеть Смоленском. Это не могло не беспокоить Василия. Смоленск ему формально, конечно, не принадлежал, там были свои князья. Но это был тревожный сигнал: Литва усиливалась. Тем не менее противостоять этому сын Дмитрия Донского не мог, а потому он предпочел отправиться для переговоров со своим тестем Витовтом во вновь завоеванный им Смоленск. Там были определены границы сфер влияния. Кстати, великого князя сопровождал и Киприан, который после этого посетил и Киев. Позже митрополиту придется еще побывать в Литве. Во время путешествия 1404–1406 гг. он посетит Вильну и Киев и будет с большой честью принят Витовтом.
После этого у великого князя начались новые, ставшие уже привычными конфликты с Новгородом, на сей раз из-за Двинских земель. Кроме того, Василий успешно воевал на Средней Волге против ордынских земель, расположенных на землях Волжской Булгарии. Однако Орда была все еще очень сильна, свидетельством тому стало поражение Витовта, которое он потерпел от татар на берегах Ворсклы в 1399 г. Это, кстати, на время позволило вернуть Смоленск его наследственным владетелям, но уже в 1404 г. город вновь оказался в руках литовцев, и только в 1514 г. после продолжительных войн его удалось вернуть под власть России. А между тем напряженность между Русью и Литвой все нарастала, и скоро дело дошло до прямого столкновения. Поводом для этого стала агрессия Витовта против Пскова. Однако вскоре в 1408 г. был заключен мир на реке Угре, именно этот приток Оки и стал границей между Литвой и Русью. Это было выгодно Руси, ибо к Москве отошли некоторые земли и города, и в числе прочих Козельск. Тот самый «злой город», что в 1238 г. на семь недель задержал продвижение войск Бату-хана.