Лишь преуспевавший в начале века архитектор Лев Шехтель позволил себе собственное домовладение на Остоженке, 21, застроить особняком на одну семью, по своему проекту. Это случилось в 1902 году. В доме с башенкой в стиле модерн мастер прожил несколько лет, после чего возвел особняк на Большой Садовой, откуда ему пришлось после революции убраться подобру-поздорову в коммунальную квартиру.
До 1917 года в городе функционировало несколько сот дипломированных архитекторов-художников и инженеров, таких как Иван Рерберг, автор Киевского вокзала, имевших право проектировать. Они оставили нам богатое наследство на всех улицах и в переулках, в том числе на Остоженке.
На рубеже ХIХ-ХХ веков на Остоженке процветало питейное заведение, наподобие кабаков далекого прошлого "Волхонки", "Сапожка", "Стожинки". Коренные москвичи самого разного звания могли сказать о себе словами Аркашки Счастливцева из "Леса" Александра Островского: "Нам трактир дороже всего". "Трактир есть первая вещь".
Потому что трактир имел универсальное значение, позволял не только хорошо выпить и закусить, но и совершить сделку, провести переговоры, встретиться с нужными людьми, попеть и потанцевать...
На углу с Первым Зачатьевским переулком у Остоженки, 13, виден трехэтажный дом, некогда известный любителям весело поесть, посмотреть схватку боевых петухов и полет породистых голубей. Все эти действа проистекали в "Голубятне", детально описанной Владимиром Гиляровским. Некий любитель голубей трактирщик Красовский по своему плану выстроил этот самый большой московский трактир. На первом этаже торговали в лавках. На втором этаже помещались "дворянские" комнаты. На третьем этаже, с самыми низкими потолками, гудел простонародный зал, где хватило места не только ста столам, но и для эстрады и площадки. На ней плясали под гармонь.
Под крышей дома помещалась большая голубятня. Поэтому над трактиром носились тучи голубей. Трактирщик и его сыновья знали в них толк.
И это еще не все, чем славилась "Голубятня". За буфетом на втором этаже в укромном углу притаилась арена, куда тайком от полиции приносили английских бойцовых петухов. Здесь проходили кровавые бои, заключались на тысячи рублей пари. После боя петухов все шли в залы и пировали до утра. Кто пропивал выигрыш, кто заливал вином горечь проигрыша.
На улице сохранилось несколько строений патриархальной Москвы. В глубине двора некогда богатого владения на Остоженке, 19, ждет обновления погрузившийся в землю и заросший кустами и деревьями двухэтажный каменный дом. В нем зимой в Москве жил фольклорист и археограф, переводчик, знавший семь языков, неутомимый собиратель русских народных песен Петр Киреевский. Василий Жуковский увидел его в детстве "угрюмым Петушком". Николай Лесков сказал после его кончины, что такими людьми жив народ. Получив домашнее образование, он уехал за границу и слушал лекции в Мюнхенском университете, вел беседы с философом Шеллингом. Живя в Германии, Петр Киреевский первым из славянофилов пришел к мысли о "великом значении русского народа". Эта убежденность дала ему силы всю жизнь посвящать одному трудному делу, ездить в экспедиции, собирать песни, начав поиск в Подмосковье.
Киреевскому помогали, несмотря на его угрюмый характер, десятки литераторов, в том числе самые знаменитые. Пушкин подарил ему тетрадь песен Псковской губернии, Даль - собрание песен уральских, Кольцов - Воронежской губернии, Гоголь - песни из разных мест России. Один из современников фольклориста писал, что дом на Остоженке "был каменный, старинный, с железной наружной дверью и с железными решетками у окон каждого этажа, точно крепость.
Уцелев в таком виде от московского пожара 1812 года, он стоял в тенистом саду без дорожек. На улицу выходила эта усадьба сплошным забором с воротами".
При жизни Петр Киреевский издал малую часть собрания, после его смерти издано было до революции 3 тысячи песен. Интерес к ним не пропал и в ХХ веке, сборники, составленные из материалов архива фольклориста, выходят в наши годы.
Два ампирных особняка предстают рядом, как экспонаты архитектурного музея под открытым небом, в конце Остоженки, 49, 51. Они спрятались за железными оградами, среди остатков садов, некогда окружавших все дома усадеб, частных домовладений, безжалостно вырубленных ради прибыли доходных домов. Во дворах, лишенные признаков зодчества, они образуют каменные колодцы с окнами, которые смотрят друг на друга с расстояния в несколько метров.
Один из этих особняков (№ 49) перед революцией принадлежал некой Варваре Михайловне Каржавиной. Но украшает портик герб старинного русского дворянского рода Всеволожских, известных службой царю и отечеству с XVI века. Дом на Остоженке появился в начале ХIХ века, он значительно меньше, чем другой большой дом Всеволожских на соседней Пречистенке, о котором расскажем в следующей главе.
Напротив двух ампирных особняков сохранился дворец, принадлежавший генерал-губернатору Москвы Петру Дмитриевичу Еропкину, одному из ярчайших типов XVIII века, породившего много героев, филантропов, чудаков и самодуров.
В высокую должность генерал вступил, когда ему исполнилось 62 года, получив после дня рождения приглашение Екатерины II. Но с Остоженки в полагавшийся ему по должности дворец генерал-губернатора на Тверской не переехал, не брал и денег на представительские расходы, положенные по должности. При этом Еропкин слыл королем хлебосолов, "держал открытый стол", где любой незваный гость, лишь бы был прилично одетый, мог прийти и пообедать. Мест всем хватало.
Правил Еропкин Первопрестольной три с лишним года. При нем Матвей Казаков начал строить здание Университета на Моховой, был возведен Пашков дом, открылись народные училища, набережные Москвы-реки отделывались камнем, шло строительство Каменного моста, водопровода, Бутырской тюрьмы...
Но геройство Еропкин проявил не на посту главнокомандующего, а в дни поразившей город чумы, осенью 1771 года. Когда чернь, расправившаяся в Донском монастыре с архиепископом Московским Амвросием, бросилась на штурм Кремля, повторить свой успех она не смогла. Генерал попытался уговорить фанатиков разойтись по домам, но его закидали камнями, ранили в ногу. Выстрелы из пушек холостыми зарядами никого не испугали, только вдохновили толпу на штурм со словами: "Мать крестная Богородица за нас!" Вот тогда пушки ударили картечью...
Екатерина II наградила генерала орденом Андрея Первозванного, деньгами, пыталась по своему обыкновению дать ему тысячи крепостных. Но от этого дара Еропкин отказался, сославшись на то, что у него нет детей, и лишнее ему с женой не нужно. Императрицу принимал генерал в доме на Остоженке. (Надо бы мемориальную доску по этому поводу установить!) Когда довольная приемом государыня попыталась возместить расходы, связанные с угощением, "открытым столом", генерал ответил: "Я тяну ножки по одежке, долгов не имею, а что имею, тем угощаю, милости просим, кому угодно моего хлеб-соли откушать".
На смерть Еропкина безымянный поэт отозвался искренними стихами, видя, как москвичи оплакивают доброго генерала:
Приятен слез поток, похвален тяжкий стон:
Се Курций твой, Москва! Второй Пожарский он.
О, сын Отечества! Не мню тебя прославить:
Москва тебе должна здесь монумент поставить.
Дворец Еропкина построен на основе существовавших прежде палат XVII века. В начале ХIХ века его выкупили московские купцы, на их средства архитектор Доменико, по-русски Дементий, Жилярди, он же Джилярди, перестроил здание в Коммерческое училище. Этот мастер ампира много строил и перестраивал после пожара 1812 года. В числе его шедевров - дворец на Остоженке. Фасад украшает десятиколонный портик, сохранились своды палат, стены домовой церкви Марии Магдалины. (Красивая и молодая Мария Магдалина родом из Магдалы в Галилее вела беспутную жизнь, будучи тяжело больной, "бесноватой". Христоc исцелил ее и простил все грехи. Не побоявшись насмешек окружающих, Мария последовала за ним и была рядом во время распятия, оплакивая его страдания. Ей первой после воскрешения явился Христос.)
Под крышей Коммерческого училища помещались квартиры преподавателей, у одного из них, священника, родился Сергей Михайлович Соловьев, великий русский историк. Им написана "История России с древнейших времен", доведенная до 1775 года, последний, 29-й том вышел после смерти автора. О рождении историка напоминает мемориальная доска на фасаде. Другая доска, как и первая, установленная до революции, не дает забыть, что здесь учился Иван Гончаров, автор "Обломова".
Третья мемориальная доска появилась в наши годы в честь Фрица Платтена, преподавателя Института иностранных языков ( ныне Лингвистическая академия). Этот швейцарский коммунист подружился с Лениным, когда вождь жил в эмиграции, помог ему вернуться в Россию в "пломбированном вагоне" весной 1917 года. Своим телом заслонил Ильича в машине, когда ее обстреляли офицеры, покушавшиеся на Ленина, взявшего власть. Тогда пуля попала в Платтена, готового умереть за идеи коммунизма. Он не вернулся в Швейцарию, там его ждала тюрьма. Но и родина социализма поступила с интернационалистом жестоко, как с тысячами иностранцев-эмигрантов, поверивших призыву Маркса и Энгельса "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Платтена уморили в концлагере.
Еще одно особенное училище открылось на Остоженке во второй половине ХIХ века, в построенном для него посреди сада здании лицея. В нем проходили как гимназический, так и университетский курс. Называли его - Катковским. В романе Тургенева "Новь" герои ведут речь "о только что входившем в силу лицее г-на Каткова". Его основал Михаил Никифорович Катков, выдающийся публицист, философ, издатель, реформатор народного образования. В собственном московском журнале "Русский вестник" он первый издал почти всю русскую классическую литературу своего времени, романы, вошедшие в золотой фонд мировой культуры, его постоянными авторами были Иван Тургенев, Федор Достоевский, Лев Толстой...